Пояс неверности. Роман втроем - Наталья Апрелева

— Не понимаю, откуда у тебя такая информация.

— Откуда-откуда… В прошлую пятницу за вашим любимым преферансом сама Сонька и рассказывала.

— Не слышала.

— А ты прыгала вокруг со своими сырными палочками или чесночными гренками.

— Ну, как всегда, собственно…

— Не расстраивайся.

— Абсолютно не расстраиваюсь. Сонька признавалась, что у нее ни разу в жизни не было оргазма.

— А теперь у нее есть оргазм.

— Каскадный.

— Не исключено.

— А ты вообще это все к чему?

— Ннну же, дорогая!.. Ты уже поняла.

— Нет.

Я с готовностью иду на сексуальные эксперименты, и мне ли удивляться, я и не удивляюсь. Просто если я увижу Его с другой женщиной, в ее объятиях, губы к губам, она кладет свои руки ему на шею, переплетая пальцы, медленно сползает вниз, скользит языком по левому плечу, захватывает ртом сосок-пустышку, отправляется дальше, пальцы расплетаются, руки оставляют шею, чтобы нежно погладить эрегированный… Он не закрывает глаза, смотрит. Я не закрываю глаза, смотрю. Мне что-то мешает закрыть глаза. Может быть, ее светлые волосы попали, когда я намотала их на запястье, рванув вперед и вверх, вырывая с корнем, отплевывая с отвращением.

— Может быть, нам съездить отдохнуть куда-нибудь?

— Куда?

— Туда, где тепло.

— Как ты банальна…

— Я люблю, когда тепло. Солнце. Море. Можно океан.

— В пляжном туризме меня вообще ничего не привлекает. Это вечное тупление в шезлонгах и барах!.. Дискотеки для престарелых под зажигательные когда-то ритмы!..

— А ты как бы предпочел отдохнуть?

— Не знаю. Однозначно не на море. Горнолыжный курорт? Этнографическая экспедиция в село Шушенское? Паломничество в Непал? Неверной дорогой Федора Конюхова через Тихий океан в байдарке?

— У нас с тобой любой разговор заканчивается ссорой. Мне это не нравится.

— Мне тоже.

Набираю номер подруги Эвы, бывшей эстонки. Эва единственная, кто хоть как-то в курсе моей ущербной личной жизни, начиная с девятого класса средней школы, когда я в промерзшем трамвае познакомилась с очень симпатичным парнем в летной форме, а на следующей неделе встретила его в своем дворе. Он пришел к товарищу, оказавшемуся моим соседом по подъезду, «это судьба» — сказал он и представился чинно: Дима. Разумеется, судьба, а что же это может быть еще, и мы колобродили с Димочкой четыре долгих года, потом совершенно неожиданно для всех поженились, страннейший поступок, если разобраться.

Дима органически не был способен произнести подряд более трех слов правды, если такое делать все же приходилось, он хирел и заболевал. Жизнь его состояла из мозаики вымышленных событий, воображаемых людей и сложного взаимодействия с ними, а неприлично реальная я плохо вписывалась во все это роскошество. Развелись мы с Димочкой очень скоро, ну просто через крайне малое время после того, как переехали в квартиру, якобы купленную им на деньги Министерства обороны. Он же, по приказу этого самого Министерства, полетел как бы совершать полеты в режиме большой секретности, в предгорьях Кавказа.

Я со счастьем обживала новый дом, обзаводилась яркой керамической посудой, любезной моему глазу в те времена. Через две недели на пороге появились неприветливые бородатые люди в свободных темных одеждах, не исключаю, скрывавших автоматы Калашникова или компактные УЗИ. Какая-то там у Димочки была гигантская афера и с деньгами Министерства обороны, и с нашей квартирой, в результате он ее не купил, а просто снял, причем даже не заплатив аванса.

Я в страхе, слезах и на четвертом месяце беременности оказалась в родительской кухне, откуда боялась выходить еще долго, очень долго. Рисковала только пробраться в туалет, да и то все перебежками, перебежками.

Димочку я не видала больше. Никогда.

— Во-первых, здравствуйте, — говорю я Эве, бывшей эстонке, она послушно смеется.

Лет пять назад была у меня такая работница, начальница рекламной службы. Бывшая школьная учительница, она чрезвычайно строго разговаривала с клиентами. «Во-первых, здравствуйте», — это была ее любимая фраза, призванная настроить зарвавшегося абонента на нужный лад.

— Здравствуйте, — отвечает Эва и без паузы спрашивает: — Ну, как Он?

Молчу, потому что, кажется, плачу.

— У Него кто-то есть, — говорю, вдоволь насморкавшись в кухонное полотенце отличного ирландского полотна, неширокие бледно-желтые полосы чередуются с фиолетовыми.

Эва теряется, потому что сказать ей нечего. «У него кто-то есть» — такая фраза, на которую сложно реагировать адекватно и со смыслом, тем более хорошим друзьям. На такую фразу можно дать один из десяти возможных неконструктивных ответов. Эва сдерживается и старается меня развлечь беседой:

— Вообрази, — произносит она нарочито оживленно, — Лилька Маркелова сегодня полдня ностальгировала по своему бывшему, сборщику металлоконструкций. Помнишь такого? С усами в очках?

— Да, — сморкаюсь я еще, — помню, она еще говорила про него — «вынул свои куриные потроха».

— Так вот! — радуется моему ответу на увеселение Эва, — она оценила, кстати, незначительность размеров. Неплохо, говорит, так уютненько. Ищет сейчас подобного. Не знаю…

— Не знаю, — соглашаюсь я, — вряд ли кто правдиво ответит на вопрос: «А он у тебя действительно мал?!»

Эва, бывшая эстонка, смеется, говорит что-то еще. Я слушаю не очень, потому что минуты через две повторяю:

— У Него кто-то есть.

— О том, что у него кто-то есть, нетрудно было догадаться с самого начала! — наконец выдает Эва один из десяти возможных неконструктивных ответов.

м., 29 л.

С самого начала я догадывался, что она догадается. Нашей Мамочке не откажешь в проницательности. Это один из ее талантов.

Будто я сам не знаю, что рано или поздно все придет к финалу. Еще ни в одной истории не было так, чтобы не было финала, разве что в «Санта-Барбаре», если кто помнит. Которую взяли, да и оборвали из-за падения рейтингов.

Вот так-то, мой милый ангел-хранитель.

Мой-то рейтинг высок как никогда. Особенно если почитать Сказки Матушки Гвендолен, ха-ха.

Вот сейчас я смотрю в зеркало (в широкое, ясное, как дорога у Некрасова, громадное зеркало в ванной, в этой охренительной квартире-студии, которая никогда не станет моей, ну и черт с ней). Я стою там абсолютно голым. Я виден в этом зеркале с головы до ног. Ну, почти до самых ног — особенно если приблизить нос к стеклу.

Да, все у меня в порядке. И с головой, и с ногами, и между. Что ни говори, у меня тоже есть положительные стороны. Особенно лицевая.

В женских журналах очень убедительно пишут, что мужикам свойственно оценивать чужой размер. Причем свой они видят всегда сверху, а чужой — сбоку. От этого свой неизбежно кажется меньше. И мужики от этого неизбежно комплексуют.

Будто бы это разновидность дисморфофобии.

Смешно звучит: дисморфофоб. This more.[1] For fap.[2]

Глупости все это. Какой смысл сравнивать их в нерабочем положении? Если, конечно, не предположить, что у вас у обоих уже на взводе.

Хотя и такое бывает, конечно. Скажем, если вы нарочно сговорились — сравнить. Как в седьмом классе: кто спустит быстрее.

Быстрее, выше, сильнее. Как гласит олимпийский девиз этого гомика, Де Кубертена. Не обижайся, мой ангел, ладно?

Что поделать, если он просто-таки заточен под правую руку? Как в анекдоте: «How do you do?» — «All right».[3] (И, зажимая нос, как переводчик на старом видео): «Как ты это делаешь?» — «Всегда правой».

Я тебе больше скажу, мой ангел: левой ничего и не получается. Совсем не те ощущения. Тут что-то с полушариями мозга. Человек вообще — биполярное существо.

Так.

Хватит.

Пора заканчивать с этим.

Протянуть руку (правую) и выключить душ (бррр). Вытереться и выйти.

Сегодня вечером приедет мелкая. Мамочка пусть отдохнет. Такой уж у нас график.

«Может быть, нам съездить отдохнуть куда-нибудь?»

(Это она спросила недавно.)

«Куда?»

«Туда, где тепло».

(Тут я ее вяло обругал. По правде сказать, мне было все равно, куда ехать — или куда не ехать, хоть в Аспен, хоть в Сочи. Но я слишком хорошо знал, что она имеет в виду под «теплом». Тепло общения двадцать четыре часа в сутки с нею одной. Право собственности — неизменный приоритет для нее. Здесь она тверда, как Гаагский трибунал. Я как-то для смеху закидывал ей удочку про свинг — так у нее даже губы побелели.)

«У нас с тобой любой разговор заканчивается ссорой. Мне это не нравится».