У каждого в шкафу - Наташа Апрелева

Наташа Апрелева

У каждого в шкафу

…Вот и сегодня Ежик сказал Медвежонку:

— Как все-таки хорошо, что мы друг у друга есть!

Медвежонок кивнул.

— Ты только представь себе: меня нет, ты сидишь один и поговорить не с кем.

— А ты где?

— А меня нет.

— Так не бывает, — сказал Медвежонок.

— Я тоже так думаю, — сказал Ежик. — Но вдруг вот — меня совсем нет. Ты один. Ну что ты будешь делать?..

— Переверну все вверх дном, и ты отыщешься!

— Нет меня, нигде нет!!!

— Тогда, тогда… Тогда я выбегу в поле, — сказал Медвежонок, — и закричу: «Е-е-е-жи-и-и-к!» — и ты услышишь и закричишь: «Медвежоно-о-о-ок!..» Вот.

— Нет, — сказал Ежик. — Меня ни капельки нет. Понимаешь?

— Что ты ко мне пристал? — рассердился Медвежонок. — Если тебя нет, то и меня нет. Понял?..

…В общем, не бывает самоубийства, когда самоубийца слишком долго раздумывает.

Мне до тошноты надоели влюбленные женщины. Женщины, которые ненавидят, гораздо интереснее.

…Наташа открыла глаза. Чернильная ночь приклеена к окнам, слоится дым от сигарет, и со своего излюбленного места ей хорошо видны пять фигур. Как бы в очередь друг с другом они встают, садятся, взмахивают руками, раскачивают головами, открывают и закрывают рты. Наташа могла бы услышать их разговор, но не хочет, ее много больше привлекают немые движения, классический балет, недосказанность и непрозрачность.

Из дневника мертвой девочки

…Много тысяч слов теснятся у меня во рту, а прорываются наружу редкие, немногочисленные счастливчики, по большей части банальные, иногда — от особенного испуга — даже вульгарные.

В ужасе от предстоящего разговора я могу выкрикнуть невероятное «иди в жопу», а потом торопливо сгорать от стыда. Не знаю точно, отчего это происходит:, какой-то блок не позволяет мне выстраивать свою речь так, как я хотела бы, для школы бабушка выписывает мне справку, где много раз значится определение «фобия», и меня не спрашивают у доски — никогда. Все работы я сдаю письменно, получаю скучные пятерки, не радующие никого.

Сама про себя я думаю, что в нашем идеальном организме речевые функции взял на себя брат, и они поэтому совершенно не развиты, рудиментарны у меня — как у человека прямоходящего, например, хвост.

— Юлия Александровна! — Голос заведующего отделением Корейчика взлетел на недоступные колоратурные высоты и там немного задрожал. — Что-то вы подрасслабились. Дважды проигнорировали мой вопрос, и вообще. Напоминаю, что всегда можно отправиться домой, если вам здесь неуютно, и начать осваивать новую, более интересную профессию. Вот вы, Юлия Александровна, наверное, переживаете, что не стали космонавтом?

Юля зарделась вишневым румянцем и сочла за лучшее промолчать.

— Наблюдая за вашим отстраненным лицом, — увлекся тем временем заведующий, — я даже вспомнил фразу, приписываемую современниками Наталье Гончаровой: «Читайте-читайте, я все равно не слушаю…»

Длинное переливчатое имя «Ю-ли-я А-лек-сан-дров-на» вылетало из его негодующих уст порцией шрапнели. Короткие суховатые пальчики барабанили по мутному оргстеклу, прижимающему к столешнице расписания дежурств и молодые корейчиковские фотографии в форме военврача.

Юля виновато вздохнула. Вопрос о дисциплине ухаживающих матерей действительно не смог отвлечь ее от досадных событий утра.

Малый скандал возник из-за ничего.

Просто Витечка с вечера оставил грязную посуду: три тарелки и еще чашку. Потому как в родной дом он вернулся после важной деловой встречи около двух ночи, обнаружив остывший гуляш и подсыхающие желтоватыми парусниками бутерброды с сыром.

Просто Юля, мстительно орудуя феном, раздраженно сказала:

— А слабо хоть раз в жизни вымыть за собой чертову дрянь?

Просто Витечка не промолчал, а игранул скульптурными желваками, сплюнул остатки сна вместе с зубной пастой «Колгейт» и ответил:

— Да я бы, Юлечка, может, и помыл бы… Если бы это хоть чем-то помогло общей обстановке… — И многозначительно указал рукой на заляпанное белым зеркало и неопрятные потеки на шероховатых бортах ванны.

Просто раздраженная дочь в продуманно разодранных сетчатых колготках нарочито плотно закрыла дверь своей комнаты: «Кажется, я просила ничего не трогать на моем столе!» — просто мужнин мобильник мелодично дал понять, что принял сообщение. Да, ровно в шесть утра, а что? Лимонно-желтый конвертик глумливо подмигивал, переворачиваясь. «Вы-ы-ы-ы-ыпей меня — Алиса в стране чудес с ее волшебными пузырьками», — подумала любопытная Юля и, воровато оглянувшись на крепко спящего Витечку, согласилась «открыть».

«Доброе утро, мой хороший, как спалось? Нежно целую глупого ежика!» — нахально высветилось черными буквами на белом поле.

Как будто ей нужны были письменные свидетельства.

Юля снова задумала вздохнуть, но, взглянув на размеренно жестикулирующего заведующего, сдержалась. Корейчик явно и так уже разглядел ее неуместные для рабочей пятиминутки фен, грязную посуду и предательское сообщение из жизни ежей, нагло отправленное прямо в сердце семьи.

— Вопрос о дисциплине в отделении не нов. Тем не менее, коллеги, нам всем доставляет удовольствие, очевидно, каждое утро начинать именно с него. Что ж, подчинюсь традициям. Никаких прогулок пациентов по коридору! У нас детское инфекционное отделение — а то вдруг кто ошибочно считает, что работает в товариществе дегустаторов байховых чаев. Вчера матери в холле устроили, как бы это сказать, дружескую вечеринку…

Завотделением сделал три шага направо, три шага налево, шаг вперед… и шаг назад делать не стал. Летки-енки не получилось. Подвигал свежевыбритым лицом в поиске правильных слов, нашел:

— Собрались вчетвером, пироги какие-то выложили, халву, сахарницу с молочником. Чайник. Сидят, непринужденно беседуют, передают друг другу, улыбаясь, чашки. Не исключаю, что скоро они начнут танцевать. Я думаю, вальс или вальс-бостон. Или вы бы предпочли аргентинское танго, Юлия Александровна? Это из ваших палат родительницы — я ознакомился с данными — шестой бокс и четвертый. «Ветряная оспа и корь, — вспомнила Юля, — терплю бедствие, мамашки там малолетки совсем, у одной дреды на башке, короткие такие, называются, барашки“…» Заниматься воспитанием несовершеннолетних матерей не хотелось. К аргентинскому танго она была равнодушна. Вальс от вальса-бостона не отличала.

Заведующий отделением Корейчик, по окружности крупной головы незатейливо украшенный веночком седых, кудреватых волос, — был довольно гневлив, но отходчив. Боевое прошлое внушило ему уважение к таким ответам подчиненных, как «так точно», «виноват» и «никак нет». Ко всему прочему он обладал редкой особенностью в самых дорогих костюмах выглядеть бесспорным бомжом (к огорчению заботливой супруги Варвары Никифоровны). Корейчик строго оглядел вверенное ему подразделение и поморщился. «И у этих людей в дипломе значится „врач России“», — с болью подумал он.

Любой человек, более-менее читающий по-русски, уже понял, что сейчас последует подробное перечисление подразделения, вверенного доктору Корейчику. Пусть оно уже последует, чтобы не томить человека, более-менее читающего по-русски.

Неуловимая с утра Юлия Александровна занавешена трехцветной челкой до середины зрачков. Юбка колокольчиком, тонкое колено, тонкое запястье, тонкие кольца на тонких пальцах — преданно смотрит в самую середину начальнического лба.

ИванИваныч, в щегольском халате, начищенных пижонских ботинках, но традиционно небрит — непрерывно черкает что-то на листочке, рисует, подозревать его в конспектировании речи заведующего отделением оснований нет.

Олег Юрьевич, светлые волосы взъерошены, покачивает ногой в кроссовке для бега. Он пристально следит за ходом минутной стрелки на больших часах с кукушкой — подарок благодарного пациента. Не хочет пропустить кукушкиного выхода.

Зоя Дмитриевна, непредсказуемая начальническая заместительница с образной речью торговки рыбой, в массивных рубиновых бусах, туго обнимающих шею. Нетерпеливо ерзает на неудобном и мелком для нее клеенчатом стуле, трубно откашливается в небритое лицо Олега Юрьевича.

«Сейчас попросит слова…» — тоскливо угадал Корейчик.

— Сергей Сергеевич! Я очень подавлена, — сообщила заместительница, — дайте сказать уже. Сейчас… Значит, так… Платные боксы!.. Чтоб я так здорова была, как там починили трубу!..