У каждого в шкафу - Наташа Апрелева

— Поспокойнее, пожалуйста, Зоя Дмитриевна. Меня иногда пугает ваш темперамент… — нейтрально заметил Корейчик. — А боксы мы с вами много раз договаривались называть коммерческими палатами. Насколько я помню.

— Темперамент! Ха! Это даже смешно! Да вы не видели еще меня в темпераменте, вот что я вам скажу, Сергей Сергеич! — Корейчик сильно вздрогнул всем телом. — А платный бокс как ни назови: хоть пунктом береговой охраны, хоть Ваганьковским кладбищем или фортом Байард, — неприязненно выплюнула Зоя Дмитриевна почему-то в сторону Олега Юрьевича.

Олег Юрьевич тоже сильно вздрогнул всем телом.

— А краны там сами собой не починятся, Сергей Сергеич! — Слово «краны» Зоя Дмитриевна произнесла с профессиональным ударением на последний слог.

Перевела дух. С явным напрягом перекрутила на массивной шее рубиновую нитку. Вдохновенно продолжила, отбивая ритм пухлой ладонью на обширном колене, скрывающемся под кримпленом в рубчик:

— Вот такой кисель мы и хлебаем тут большой ложкой — вторую неделю вода отключена именно в коммерческом, как вы изящно выражаетесь, крыле. А кого-нибудь здесь, кроме меня, хоть как-то волнует, что за сутки наша клиника недосчитывается по этой причине десяти тысяч рублей — если я еще могу сложить два и два, а я могу сложить два и два. К примеру, вам, Иван Иванович, не помешали бы лишних десять тысяч рублей? Скажите! Нет-нет, я жду!

— Да мне десять тысяч рублей не то чтобы не помешали, Зоя Дмитриевна, а даже бы и помогли, — весело откликнулся ИванИваныч, не отрываясь от разрисовывания листка непонятными существами типа гномов, — только вот нету у меня лишних десяти тысяч рублей…

— И у клиники тоже нету, Иван Иваныч, не расстраивайтесь. И не будет их у клиники, Сергей Сергеич, не в вашу уважаемую сторону будет сказано! Потому что с этим извращенцем-сантехником я общаться отказываюсь: он дебил, — Зоя Дмитриевна роскошно проговорила «дэбил», — конченый дэбил, это диагноз. К тому же он постоянно хватает меня за руки!

Зоя Дмитриевна несколько раз покрутила кистями, будто бы танцуя зажигательный восточный танец с покрывалом. Неприязненно оглядела коллег. Коллеги слушали ее с предельным вниманием.

— Маленький ублюдок! — прокричала она.

«Надеюсь, это тоже о сантехнике…» — вскользь подумал Корейчик.

— На мой простой и заданный в доступной для имбецила форме вопрос он запел. Да, запел… Юлия Александровна, не надо тут мне ваших смешочков, оставьте ваши смешочки при себе. Наверное, вы на секунду решили, что я тот человек, которому для чего-то понадобятся ваши смешочки… но, Юлия Александровна, зря.

Тактичная Юля имитировала приступ кашля, удачно спрятав красное лицо за прохладными пальцами с куцыми ногтями детского врача. Зоя Дмитриевна никак не желала расставаться с темой кранов, труб и водопроводчика, мягкий утренний свет молниями преломлялся в ее слегка безумных глазах:

— Это была крайне непристойная песня, начиналась словами «А я работаю в колхозе, хожу в болотных сапогах, а ты „монтана“-юбку носишь и красишь ногти на ногах». Почему я, кандидат наук, вынуждена петь хором с сумасшедшим водопроводчиком? — Докладчица перевела дух и зачем-то добавила: — А капелла. — Но не завела церковного многоголосья, как можно было ожидать из анонса: — Почему старшая сестра не может сама дать указаний на этот счет?..

— Всем давать, Зоя Дмитриевна, сломается кровать, — невозмутимо отвечала старшая сестра, Кира Николаевна, не поведя густой единой бровью. ИванИваныч переглянулся с Олегом Юрьевичем, и захихикали оба.

— В одну телегу впрячь неможно коня и трепетную лань, — тем временем убедительно, но немного неожиданно завершила свое обращение к электорату Зоя Дмитриевна и вновь с трудом прокрутила рубины на шее.

— Ой, — тихо восхитился хулиган ИванИваныч, — трепетная лань…

— Может, она за коня будет? — не согласился Олег Юрьевич. Кукушка хрипло прокуковала девять раз. Олег Юрьевич приветливо кивнул ей. Он был доволен.

Старшая сестра Кира Николаевна грузно поднялась с жалобно скрипнувшего стула. Зажмурила глаза и горделиво откинула голову чуть назад.

— Ну и потрогали вас, Зоя Дмитриевна, за руку, не рассыпались, нет? — ехидно поинтересовалась она. — Поди давненько никто вас ни за какие места не трогал… даже и водопроводчик… даже и за руки. Я вот вам что скажу, Зоя Дмитриевна, вы бы занимались своими обязанностями, которые прямые должностные, шли бы себе и занимались. Прямо бы с утра начинали. А не то, Зоя Дмитриевна, как бы чего не вышло нехорошего… с вашим, вот к примеру, лицом…

Зоя Дмитриевна возмущенно открыла многослойно выкрашенный кроваво-красной помадой рот и подвигала губами, как будто проделывала специальную гимнастику для дополнительной четкости дикции.

— Ах, с лицом, — страшно выдохнула она.

Корейчик устало вмешался:

— Кира Николаевна, вы бы ближе к делу… что там с сантехником, уже докладывайте.

— Так, Сергей Сергеич, сварка ж ему там… нужна. Сегодня вроде будет она… сварка то есть. Аппарат заказали, Сергей Сергеич, для сварки-то специальный. Может, Зоя Дмитриевна и думает, что дырку в трубе можно жвачкой залепить. Может, у кандидатов наук оно так и принято в быту… чтобы жвачки пользовать в разных неожиданных случаях. Может, у них дома все на жвачке прилеплено — и картина там, и корзина, ну и картонка до кучи-то уже… с собачонкой…

Зоя Дмитриевна неудержимо покраснела и немного посинела по окраинам высокого лба.

— А вы в курсе, Кира Николаевна, — с большим человеческим интересом спросила она, — что вы, Кира Николаевна, — тупая жирная корова?

— Кира Николаевна! Зоя Дмитриевна! Отставить!.. — Корейчик вспотел от нервного напряжения и более всего хотел надавать хороших оплеух Зое Дмитриевне и Кире Николаевне. — Проследите, Кира Николаевна, я вас лично прошу, за сваркой, песнопениями и всем остальным. Остановлюсь еще на одном вопросе. У нас грядет практика, любезнейшие, какие у кого будут предложения по ее организации? Осталось чуть более месяца. Просто приказываю вам отнестись серьезно, я несколько недель не мог отойти от прошлогодней шутки Ивана Ивановича, безусловно очень смешной. Если помните, он доверительно поведал второкурсникам, что в инфекционное отделение нужно надевать халат на голое тело, а потом его ритуально сжигать. Многие поверили. Желаете блистать в роли клоуна, Иван Иванович, так, пожалуйста, с проектом заявления об увольнении — ко мне, а сами к Регине Дубовицкой… Выполняйте.

ИванИваныч кокетливо хмыкнул.

Олег Юрьевич пододвинул к Юле обрывок бумаги, где только что славянской вязью начертал чудесные строки: «Нужна нам практика студентов как в жопе шелковые ленты!» Предыдущий поэтический шедевр Олега Юрьевича, весенний девиз стенной отделенческой газеты со славным названием «Детская инфекция», звучал так: «Старый, добрый „Иммунал“ резистентность нам поднял!»

Юля переглянулась с улыбающимся ИванИванычем, тоже оценившим прелестные стихи, и прошептала ему в ухо:

— Ванька, как твое романтическое свидание вчера?

— Отлично, Юль, — ИванИваныч показал большой палец на левой руке, а немного погодя — большой палец на правой руке, для убедительности, — все отлично: я ее не люблю, классный секс, умеет готовить. Подумываю о женитьбе…

— Покурим сейчас, жених? А то у меня острое никотиновое голодание… начинается.

— Ага, сегодня тепло, давай на улицу двинем? И от Зои подальше. Что само по себе неплохо.

Юля курит сигареты. Юля обходится с сигаретой запросто — небрежно достает ее из пачки, зажав в своих недлинных пальцах с куцыми ногтями доктора, прикуривает от дешевой зажигалки. Юля курит и уносится вместе с синеватым дымом далеко-далеко, и не в страну Мальборо, а просто — далеко. Юля лечит детей. В объятиях белоснежного халата, в резиновой петле фонендоскопа, она обходит палаты, кладет прохладную руку на пылающие лобики. Лет пять назад правильнее было бы сказать: Юля любит детей, но есть ли смысл в маленькой лжи, известно куда ведущей.

Человек, бегло читающий по-русски, пожалуйста, пожалуйста, не будь против вот таких невинных отступлений ни о чем вроде бы. Они еще будут и далее, просто автору в какой-то момент это показалось очень забавным, а читать по-русски приходится другому человеку — вот так всегда.

Герой Юлиных невеселых размышлений Витечка неподалеку тщательно припарковывает свой большой и черный автомобиль. Не глушит двигатель — размеренный шум мотора всегда успокаивает его, сейчас тоже невредно успокоиться.

Иметь ненормированный рабочий день — почти что счастье. Невозможно себя представить в числе офисного пресловутого планктона, тупящего перед мониторами, зависающего на социальных сайтах и шныряющего с личными глупыми кружками к общественному чайнику, заляпанному коричневым.