Сладкая приманка - Светлана Алешина

Последние его слова потонули в поднявшемся в комнате гуле. Народ обсуждал, кто что видел, кто кого выводил из здания… Задача осложнялась тем, что все мы прибыли на место в разное время, но уже после взрыва, и не могли, собственно, видеть, кто в тот момент находился рядом с его эпицентром, а кто прибежал из другого конца здания, чтобы спасать женщин и детей.

«Чайкина! Лариса! – мелькнуло у меня в голове. – Она же была именно там, где произошел взрыв! Она наверняка что-то могла видеть…»

Но рта я так и не раскрыла. Не знаю, что важнее: найти причину взрыва или сохранить физическое и психическое здоровье этой женщины. Я была уверена, что любое напоминание о взрыве вызовет у нее стрессовое состояние, которое неизвестно еще чем закончится, особенно в сочетании с последними днями, а то и часами беременности… Нет, я не буду помогать прокуратуре, пусть ищет причину взрыва без моей помощи. Извини, Нестеров, у нас с тобой разные профессиональные задачи.

– Извините, Оленька, что не сразу вас узнал, но вы сильно изменились со времени нашего знакомства, сколько времени-то прошло.

Задумавшись, я не заметила, что народ из комнаты уже почти весь разошелся и я сижу там практически одна, а передо мной стоит Нестеров…

– Что – постарела?

– Вовсе нет – повзрослели.

«Нахал, – подумала я, – ведь он фактически обзывает ту девушку, с которой когда-то знакомился, глупой девчонкой… И, наверное, еще думает, что делает мне сейчас комплимент…»

– А вы почти не изменились… – ответила я, закладывая в свой ответ легко читаемый подвох. – Я-то вас хорошо помню – совсем юным и стеснительным мальчишкой, и, когда вы на меня смотрели, майор Нестеров, в глазах у вас светился голодный огонек…

Он усмехнулся, но не обиделся, а только улыбнулся и сказал:

– Зачем же так официально? Раньше вы меня звали просто Алешей.

«Ну, конечно! – вспомнила теперь и я. – Ты же Алексей!»

– А что это, Алеша, вы так неумело сейчас людям мозги морочили? – съязвила я. – Раньше, когда с молоденькими девушками знакомились, вы, насколько я помню, были изобретательней.

Он почему-то напрягся.

– Не понял.

– А что тут понимать? – пожала я плечами. – Вы говорите, что не можете предположить, что было причиной взрыва… Не говоря уже о том, что это само по себе неуклюжее вранье, уже через пару фраз вы начинаете интересоваться, не было ли в роддоме в момент взрыва посторонних лиц. Ведь к этому сводились все ваши расспросы, не правда ли, майор Алеша?

Он смутился.

– Оленька, откуда же я мог знать, что эта информация проходит и по вашему ведомству тоже. – Нестеров смотрел на меня, как школьник, которого поймали на неверном ответе у доски. – Ведь это уже пятый взрыв только в августе. Правда, мы проверили почту – на этот раз он не пользовался ее услугами.

«О чем это он? – подумала я. – Пятый взрыв – и все в роддомах, что ли? И кто это, интересно, не воспользовался на этот раз услугами почты?.. Да и при чем тут вообще почта? Погоди-ка, Нестеров, что-то ты темнишь… Давай-ка, расскажи поподробнее…»

– Но ведь четвертый взрыв… – пробормотала я, как бы размышляя, в полной уверенности, что он мне сам сейчас все выложит.

– Конечно, ты права, – перебил он меня. – Четвертый взрыв был им совершен в Волгограде. Но почерк!.. Там точно он взрывал! А здесь мы еще сомневаемся… Роддом он трогает впервые. И, главное, непонятно – почему именно роддом… Правда, на его счету районная поликлиника здесь, в Тарасове, и мединститут в Волгограде… Он должен был каким-то образом доставить эту бомбу в роддом, иначе что же взорвалось? Склянки с анализами? В роддоме просто должен был быть кто-то посторонний! У этого взрыва есть автор, я в этом уверен!

«Интересное дело! – удивилась я. – Они, оказывается, террориста ловят… Нет, ребята, я все равно не отдам вам Ларису Чайкину! Вы своими грубыми сапогами просто изуродуете ее душу, а ей матерью становиться… Нет, ищите этого своего террориста, а мы с Ларисой Чайкиной вам не помощницы… Нам с ней рожать на днях».

– Хочешь, я тебе дам дружеский совет, майор Алеша Нестеров? – спросила я его и, не дожидаясь ответа, сказала: – Не говори лишнего. Болтун, как ты и сам знаешь, – находка для шпиона!

Он смотрел на меня недоуменно.

– Твое счастье, Нестеров, что мне некогда сейчас – работать надо!.. А то бы я у тебя все выпытала до мельчайших подробностей… Просто из чистого любопытства… Правда, меня эта проблема интересует только в теоретическом, абстрактном плане… Поскольку как-то связана с судьбой женщины, за которую я теперь несу невольную ответственность… Хотя, конечно, я не прочь взглянуть на того ублюдка, который это сделал.

Я помахала рукой растерявшемуся Нестерову и отправилась искать Кавээна с Игорьком: пора было включаться в разбор завала.

Глава вторая

Знала бы я, что буквально через пять минут сама окажусь в положении своего знакомого майора Нестерова, над которым только что иронизировала, и буду думать о нем уже как о коллеге.

Принять участие в разборе завала мне так и не удалось. Народа там было вполне достаточно, и народа очень грамотного и опытного в такого рода делах… Но это меня не остановило бы, я все равно полезла бы в первые ряды и в самые узкие щели, такой уж характер… Чужую беду я воспринимаю как свою собственную. Наверное, поэтому и в спасатели попала.

Поработать в завале мне не дало неожиданное появление Григория Абрамовича, которого, честно говоря, мы не ждали раньше чем дня через три. Но он тем не менее стоял во дворе роддома и что-то резко выговаривал Кавээну, который разводил руками и явно оправдывался. Я поспешила узнать, что случилось.

Еще не дойдя нескольких шагов до нашего командира, я почувствовала, что зол он чрезвычайно. И на Кавээна накинулся, наверное, просто потому, что тот под руку попался. Что-то мне подсказывало, что наверняка сейчас и мне достанется.

– Ну что, экстремальный психолог второго разряда, дня не проходит, чтобы вы в какие-то контакты с ФСБ не вступили?

Уже по первому, столь ехидному вопросу Григория Абрамовича мне стало абсолютно ясно: так и есть, пришла моя очередь.

– Григорий Абрамович… – начала я недоумевающим тоном, но продолжить мне он не дал.

Если уж Грэг тебя перебивает, да еще не называет ни по фамилии, ни по имени, да еще на «вы» к тебе обращается, значит, он не просто зол, а зол просто-таки чрезвычайно. Интересное дело. Что бы это могло его так здорово разозлить?..

– Обращайтесь по форме, – раздраженно оборвал меня Григорий Абрамович, – мы с вами не на посиделках в сельском клубе, в конце концов, или, как это сейчас называется, не на дискотеке!

Он даже покраснел весь и без конца протирал платочком вспотевшую лысину…

– Товарищ подполковник…

Но он снова меня перебил:

– Товарищи в советской России остались, а такой страны больше не существует.

– Господин подполковник… – начала я и невольно улыбнулась.

Какой из него господин! Ну, не вяжется это слово с Григорием Абрамовичем, и все тут! Он больше на школьного учителя истории похож, причем истории именно той страны, которой, как он только что сказал, уже не существует, – советской истории.

– Что вы смеетесь надо мной, Николаева? – возмутился Григорий Абрамович. – Это возмутительное неуставное отношение к своему командиру! Распоясались тут, стоило мне только уехать ненадолго. У нас в группе безобразное отношение к дисциплине!

«Зря вы так, Григорий Абрамович, – подумала я. – Я ведь и обидеться могу, в конце концов! Мало ли за что вы там от своего начальства нагоняй получили, а мы-то с ребятами тут при чем?»

– Советской России и правда больше не существует, – сказала я. – Но люди, которые в ней выросли, остались. И она из них иногда лезет наружу, как язвы у больного проказой.

Я смотрела Грэгу прямо в глаза, и он смутился… Он, наверное, все же сумел увидеть себя со стороны, чего я и добивалась своей фразой. Я знаю, что Грэг – хороший командир и просто так, ради собственного удовольствия, никогда не станет выплескивать на друзей собственное раздражение. Я искренне считаю и его, и Кавээна с Игорьком своими друзьями… В конце концов, мы спасатели, а не армия и не ФСБ, и это очень много значит. Я не умею служить, то есть формально подчиняться уставу и выполнять свои обязанности, я умею, хочу и могу работать, помогать, спасать. Поэтому я сейчас здесь, поэтому я – спасатель. И я не понимаю, в чем меня сейчас упрекают.

Григорий Абрамович, как мне показалось, прекрасно понял, о чем я подумала, но вслух не произнесла. Он аккуратно свернул свой платочек, сунул его в задний карман комбинезона и, жестом позвав нас за собой, направился к нашей машине.

«А почему, собственно, он в комбинезоне? – задала я себе вопрос и тут же на него ответила: – Значит, он успел заехать в управление. Нас там, естественно, не застал. Переоделся… И что же могло там-то случиться, что его так разозлило?»