Муха и сверкающий рыцарь - Евгений Некрасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может быть, кот хотел сделать Маше приятное. Вот, мол, какой я хороший: стараюсь, потею, истребляю домашних вредителей. А ты пожалела для меня жалкого стаканчика молока!
Может быть, прежний хозяин, у которого мама купила этот дом вместе с котом и мышами, обрадовался бы такому подарочку. Все может быть. Никто и не спорит.
Но!
Маша-то не прежний хозяин — главный бухгалтер тарного завода. Она девочка. Маленькая женщина. А ЖЕНЩИНАМ ПОЛОЖЕНО БОЯТЬСЯ МЫШЕЙ, причем особенно дохлых. Не важно, что ты большая, а мышь маленькая. Не важно, что она не кусается. Тут нет никакого разумного объяснения. Просто раз ты женщина, то должна бояться, и все!
Маша взвилась на спинку кровати и уселась, как на заборе. Кровать им тоже досталась вместе с домом. Высокая, сейчас таких не делают. На нее надо не ложиться, а вскарабкиваться. Сидя на спинке, Маша чуть-чуть не доставала головой до потолка. Мыши с одеяла скатились почему-то не на пол, а на подушку. Начнешь слезать, матрас под тобой прогнется, и они с подушки съедут на ноги… Гадость!
Визжать было бесполезно: сосед еще пилил дрова, а его электрическую пилу не перевизжишь. Поэтому Маша боялась молча.
По шкодливой морде кота было ясно, что мышей он преподнес неспроста. И верно! Не взглянув на Машу, Барс перемахнул с кровати на стол. Понюхал стопку печенин, которыми был накрыт стакан с молоком. Сбил их брезгливым движением лапы. А стакан опрокинул и начал со смаком лакать из разлившейся по столу молочной лужи.
Лезть в драку с котом не хотелось. Пока он лопает, лучше не приближаться, а то исцарапает. Ходи потом разукрашенная… Нет, надо улучить момент, когда противник нажрется и расслабится. Тогда можно будет еще разок выкинуть его в окно. В конце концов, кто в доме хозяин — кот или она?!
Со спинки кровати была хорошо видна грядка с гладиолусами, на которую приземлился кот. Цветы немного помялись. Надо все поправить до того, как вернется мама. Она не одобряет дочкины схватки с котом.
Маша посмотрела на улицу. У калитки стоял незнакомый седой старик в белом полотняном костюме. Пестрый галстук был завязан в крохотный узелок. И охота же человеку так наряжаться в жару!
Соседская пила то выла, то взвизгивала, наткнувшись на сучок, то ровно звенела, прожевав полено и дожидаясь следующего. Разговаривать было невозможно, разве что кричать друг другу на ухо. Старик улыбался Маше и крутил в воздухе пальцами, как будто поворачивал ключ. «Просит открыть», — не сразу догадалась Маша. Это была самая удивительная из просьб, которая только может быть У взрослого человека с двумя руками и головой. Тоже мне, задачка: протянуть руку над калиткой и повернуть деревянную закрутку на гвоздике. Может, он чокнутый?
Старик поймал ее взгляд и разулыбался до невозможности. Маше показалось, что сейчас он запрыгает, как дошколенок, увидевший слона.
Пила взвизгнула особенно жутко и умолкла.
— Незнамова? — крикнул старик.
Маша подумала, что он к маме и что неприлично встречать гостя, сидя в ночной рубашке на спинке кровати.
Про дохлых мышей она вспомнила, когда уже соскочила прямо на них. Ерунда, сейчас не до страхов! Маша кинулась из дома. Платье пришлось напяливать на бегу. Путаясь головой в подоле и сослепу набивая шишки о дверные косяки, она выскочила на крыльцо.
Старик смотрел на нее, щурясь, как от солнца.
— Мамы нет дома, — сказала Маша, заметила у его ног потертый чемоданчик и на всякий случай добавила: — Комнат мы не сдаем.
Опять завизжала пила. Старик что-то неслышно говорил, и глаза у него блестели. Наконец он сообразил, как справиться с закруткой, распахнул калитку и пошел к Маше, а Маша пошла к нему.
Они сошлись на середине дорожки, и старик громко сказал, перекрикивая пилу:
— Здравствуй, Маша! Я твой дедушка!
— Вы что-то путаете, — ответила Маша. — У меня нет дедушки.
Глава IV
Разведчик в Укрополе
Нет, поймите правильно! Кто же откажется от лишнего родственника? Особенно когда живешь вдвоем с мамой и других близких у вас — только вредный кот Барс! Но если у человека нет дедушки, это значит, нет и уже не будет.
Маша исподлобья смотрела на старика. Он что-то говорил, кивая на забор, где визжала пила. Пускать в дом незнакомого и, кажется, немного тронутого человека не хотелось, а объясняться под визг пилы было трудно.
— Пойдемте на улицу! — прокричала Маша и, обойдя старика, направилась к калитке.
Оглянулась — он стоял, обиженно нахохлившись. Совсем старый дед. Безобидный. И Маша решилась. Взяла его легкий чемоданчик и пошла обратно к дому. Обрадованный старик семенил рядом.
Она провела старика в мамину комнату и закрыла окно. Визг пилы стал тише.
— Вот это дедушка, вот это бабушка, — Маша показала фотокарточку на стене. — Бабушка далеко живет, с маминой старшей сестрой. А дедушка умер.
Старик молчал. Ей захотелось объяснить то же самое как-нибудь посолидней:
— Отсюда вытекает, что вы не являетесь моим дедом.
— Почему же? — возразил старик. — У каждого человека есть мама и папа. Стало быть, и дедов у всех по двое.
Маша наконец поняла:
— Вы папин папа…
— А что не так? — Старик насторожился. — Ты странно говоришь. Разочарованно.
— Да нет, ничего. Погостите, раз приехали. — Маша не смотрела на старика. — У нас фрукты дешевые, а рыбу вообще не знают, куда девать.
Старик уселся на диван и снизу вверх заглянул ей в глаза:
— Ну-ка, давай честно! Чем тебе не нравится твой отец?
— Тем, что его нет, — ответила Маша. — А так все в порядке. Героический папа, врач, погиб в Африке при исполнении служебных обязанностей. Я тьму таких историй знаю. Как у кого нет отца, так он обязательно погиб при исполнении служебных обязанностей. Правда, врач в Африке у меня одной, а у других моряки, летчики и капитаны воздушно-десантных войск. Старик вскинул голову.
— Мой сын был дипломатом и разведчиком, — строго и торжественно сказал он. — А погиб он в Анголе из-за чужой дури. Какой-то неграмотный негр с автоматом застрелил его за то, что у него белая кожа и хорошая одежда. Я сам об этом узнал только на днях.
Маша не знала, верить или не верить.
— А почему тогда мама…
— Мама не могла тебе сказать всю правду. Я же сидел в тюрьме, — непонятно объяснил старик.
Ничего себе дедуля!
— Я в американской тюрьме сидел, — уточнил старик и добавил виноватым тоном, как будто извинялся за собственное вранье: — Был осужден на пожизненное заключение. Я, видишь ли, тоже разведчик.
«Штирлиц сидел на проводах и делал вид, что читает газету», — вспомнила Маша. Старик был похож скорее на огородника Триантафилиди, чем на разведчика. Хотя, если рассудить, разведчик и не должен быть похож на разведчика, а то бы его моментально поймали.
— Разведчики — в кино, а в жизни они где-то далеко и как бы не взаправду, верно? — сказал старик.
— Ага, — согласилась Маша. — У меня нет ни одного знакомого разведчика.
— Уже есть. Осталось только привыкнуть и поверить. Вот приедет мама, и мы вместе обо всем поговорим. А сейчас пойдем гулять. — Старик потянул ее за руку. — Покажешь мне город, поболтаем о вещах попроще. Тебе нужно время, чтобы привыкнуть.
Они вышли на крыльцо. Ключ от дома, как всегда, лежал под половичком. Маша заперла дверь и сунула ключ обратно.
— У вас все так делают? — спросил старик.
— Нет. Кому нагибаться лень, те прячут ключ за дверной косяк.
— И что, не воруют? — удивился старик.
Маша огорченно вздохнула:
— Не воруют! У нас же «охранная сигнализация».
На скамеечке против дома сидела бабка Никифоровна. У нее там был наблюдательный пост. Шаркая тапочками и пыля, как телега, бабка кинулась к соседнему дому.
— К Петровне, — заметила Маша. — А Петровна скажет Галимовне. Это и есть укропольская «охранная сигнализация». Если появляется кто чужой, за ним глядят изо всех окон. Не потому, что люди у нас недоверчивые, а потому, что всем интересно, что за человек, откуда, к кому приехал. Погодите, вот пойдем обратно, и будет нам почетный караул: на каждой лавочке по три бабки… Дед, это город, в котором ничего не случается. Дождь пошел — уже большое дело, соседям есть о чем поговорить.
Старик шел, блаженно щурясь на солнышко, и втягивал носом воздух.
— Персиками пахнет… Эх, Муха, я уже думал, что никогда не пройду по улице без конвоя!
— А как же вы из тюрьмы вышли, когда у вас было пожизненное заключение? Убежали?
— Нет, меня так выпустили. Жизнь-то моя кончилась! Нельзя быть разведчиком в семьдесят лет. Я уже ни для кого не опасен. Вот меня и выпустили, чем попусту кормить.
— Как вас зовут? — спросила Маша и подумала, что с того вопроса надо было начать. Невежливо получилось.
А дед чмокнул ее в лоб и сказал:
— Николай Георгиевич, а для тебя — дедушка. Зови меня на «ты». Пожалуйста. Очень хочется, чтобы кто-нибудь звал меня на «ты» и «дедушка».