Домовенок Кузька и проказник Сенька - Галина Александрова

— А я-то думаю, кто у Фенечки вчера молоко из блюдца выпил, — всплеснул руками Лешик. — То-то она вчера недовольно на меня смотрела. А я и не пил его вовсе. Ни из блюдца, ни из кружки.

— А жачем ты мою ложку ишпачкал? — надула губы Юлька. — Гряжнуля ты.

— Никакой ты не домовой, если ты беспорядок в доме наводишь, — говорит Кузька, поправляя скатерку на столе. — И не помощник ты Аленке, если ты ее непослушанию учишь.

Быстро-быстро моргает маленький Сенька глазенками, сейчас заплачет. Обидно ему, что Кузька не хочет его за домового признавать.

— Да я же не просто шалил, а как лучше хотел, — всхлипывает он. — Ведь когда у домового работы много, он никуда из домика не уйдет. А если вдруг все дела закончатся? Как тогда хозяева без тебя жить-то будут?

— Эх, голова твоя неразумная! Тетеха ты, недотепа, невразумиха! Так вот как ты Лидочку подговаривал, — догадался Кузька, — Позор на мои лапти. Да как же не доглядел я, не досмотрел?

Глава 8. Первое «ишправление»

Пока сокрушается Кузька, за голову хватается, Лешик с Юлькой в домике прибираются, половички расправляют, Сенька голову опустил, кулачками слезы вытирает, Лешику даже жалко стало маленького неразумного домовеночка — пошалить-то иногда так приятно. Особенно, когда тебе всякие взрослые не мешают!

— А чего ты в кармане у Аленки шидел? — спрашивает шишига Юлька. — Боялша нас што ли?

— Не-е, не боялся, — вертит головой Сенька. — Аленка еще дома говорила, что здесь очень добрый домовой живет по прозванию Кузька. Говорит, пошли учиться хозяйство вести. Только у вас все больно хорошо получается и оттого — скучно как-то.

— Охти мне, батюшки! Охти мне, матушки! Так ты нас от скуки избавить хотел, помогал нам, — засмеялся Кузька, хлопая в ладошки. — А для этого половички сбивал и чашки-ложки на пол кидал? Значит, и колокольчик у Милки вчера ты испортил?

Сенька сначала соврать хотел, уже рот открыл. А потом испугался, опять глазенками захлопал и чуть не плачет:

— Я же его только немножко испортил, я починю.

Юльке с Лешиком не хочется нового знакомого терять — потешный домовенок попался, хоть и глупый пока. Шишига даже забыла, что это из-за Сенькиных проказ Кузька на нее недавно сердился.

А у самого Кузьки лицо сердитое, а глаза смеются. «Может, и выйдет из этого лохмати-ка чего путное, — думает он. — Только негоже ему по валенкам да по карманам шляндаться, как самому некошному домовому».

— Так, в горнице у нас порядок, у шишиги в норке чистота, а ты посмотри на себя — вон какой чумазый. Чего же не следит за тобой твоя Аленка? И лапотки у тебя драные, и рубашка мятая. Хочешь с нами дружить, негоже таким лохматым ходить. Тебя же стыдно добрым людям показать, — ворчит домовенок. — В баньку тебя надо.

— Не хочу в банку, мне и так хорошо, — сопротивляется Сенька. — Я в прошлом годе в банку с медом упал, так еле выбрался!

— Да не в банку, а в баньку, — покатывается со смеху Лешик. — Там тепло и можжевеловыми веточками пахнет.

Схватил Кузька маленького домовенка в охапку и выбежал на улицу. Солнышко ярко светит, на небе ни облачка, а лес вдалеке тревожно шумит. Каждое деревце волнуется, каждая веточка о чем-то с соседней переговаривается. Такой шум стоит, будто гроза собирается над деревенькой. «Не по-доброму лес шумит, — думает домовенок и вздыхает. — Только некогда мне сейчас туда бежать, новости лесные узнавать — у меня самого в доме гости».

Решил Кузька попозже сороку обо всем расспросить, а сам поспешил скорее в баньку, что за огородом стоит. Только не успели они с Сенькой с крылечка спуститься, как петух подлетел к чужому домовому, не пускает его дальше.

— Злой он, — прячется за Кузькину спину Сенька. — Он меня сразу невзлюбил, чуть Аленку не клюнул.

— Это не он злой, а ты непонятливый, — улыбается домовенок. — Не любит Тотошка, когда в дом тайком чужие заходят. Чего таиться, если человек с добром идет? Из-за тебя еще и Аленка испугалась.

Ничего не отвечает Сенька, глазки опустил, стыдно ему. Не хотел он, чтоб петух хозяйку пугал, а ведь и правда так получилось. Боком-боком прошмыгнул Сенька мимо Тотошки и в баньку скорее забежал. Кузька подошел к березке, поклонился низко, просит:

— Дай мне, пожалуйста, немного веточек, чтоб тугой веничек связать. Пусть попарит гостенек косточки молодецкие. — Березка разрешила, веточки поближе к земле наклонила.

Юлька с Лешиком на крылечко вышли, поджидают. Даже щенку интересно, чего это домовенок так быстро в баньку убежал вслед за какой-то непонятной лохматой зверушкой. А как вышли Кузька с Сенькой, шишига даже в ладошки захлопала:

— Ишправление! Ишправление! Было у нас в доме штрашилище, а шичаш такая крашотища!

Сенька смущается, а Кузька головой качает. Он-то понял, что не давал раньше домовеночек Аленке себя причесывать и рубашку гладить, поэтому и не водился с ним никто. Приходилось бедненькому Сеньке обращать на себя внимание всякими гадостями.

— Ай да Кузька, ай да молодец! — чуть приплясывая, радуется Лешик. — Теперь надо Сеньку скорее Лидочке с Аленкой показать. Только где они до сих пор бегают? — пожимает он плечами.

Насторожился Кузька: и правда, давно что-то девчонок не видно, не слышно. Ни во дворе, ни в доме никого нет. Только одна бабушка Настасья по саду ходит, самые лучшие яблочки на варенье присматривает. Растерялся Кузька:

— Охти мне, матушки! Охти мне, батюшки! Позор на мои лапти, недоглядел, недосмотрел! Везде тишь да гладь-благодать, а Лидочки с Аленкой не видно. Может, опять они со мной в жмурки-пряталки играют? — присел на порожек и ждет.

Только никто не показывается, над доверчивым домовенком не смеется. Даже Лешик с шишигой Юлькой приуныли, тоже себя виноватыми чувствуют. А ведь и правда, пока с Сенькой разбирались, вовсе про Лидочку с Аленкой позабыли. Давно уже их нигде не видно. Бегает Лешик по двору, за ним щенок лохматый по пятам, во все углы заглядывают — нет нигде девчонок. Смотрит на это Сенька и чуть не плачет:

— Это я виноват. Я им сам велел в лесок за ягодой сбегать.

— Нет, не пойдет Лидочка одна в темный лес, — качает головой Кузька. — Ей баба Настя не разрешает со двора никуда уходить. А Аленка и вовсе забоится — она даже петуха сторонится.

— А я обманул Лидочку… Ну не совсем обманул, просто сказал, что это для бабушки сюрприз будет. Аленка тоже не хотела убегать, а я говорю, так мол надо, чтоб ты их поискал. Ведь если домовой ни о чем волноваться не будет, заскучает и к другим хозяевам уйдет, — почти шепотом говорит Сенька.

— Ой, беда-беда, огорчение! Что ни скажешь — не по разуму, что ни молчишь — все попусту, что ни спросишь — все без толку! — схватился Кузька за голову. — Ведь могут они в лесу испугаться, заплутаться, к Бабе Яге в Домик для плохого настроения попасть…

У Сеньки и так глаза на мокром месте были, а тут он совсем разревелся. Лешик от волнения даже забыл, что он петуха боится, обнял Тотошку. Щенок лег на порог и тоже чуть не плачет. Шишига Юлька расстроилась, бантики из косичек выдернула, волосы разлохматила, на котенка драного стала похожая. Но Кузьке долго огорчатся не положено.

— Не дело сейчас сырость разводить, — говорит Кузька. — Надо Лидочку с Аленкой из беды выручать, домой ворочать, пока бабушка Настасья не хватилась.

Глава 9. Баба Яга — обманщица

Бодро шагает Кузька впереди, а Сенька тоже не отстает. Юлька, хоть и девчонка, все время норовит домовят обогнать, только потом пугается и снова немного отстает. Один Лешик голову повесил, еле плетется. Чем ближе подходят друзья к лесу, тем страшнее маленькому лешему в дом родной заходить. Встревожены чем-то и деревья и птицы, даже жители лесные не встречают гостей приветливо, по норкам да дуплам затаились. А тропинка бежит себе между деревьев, в густой траве не теряется, дальше в чащу друзей уводит.

Кузька еще раньше заметил — неспроста лес несколько дней шумит. Сейчас и вовсе ему страшно стало: каждая коряга за ногу хватает, каждая веточка за шиворот цепляет. «Раньше Лешик всегда впереди бежал, с друзьями здоровался. А сейчас от каждого паучка шарахается и от меня отстает, — думает домовенок, шагая впереди. — Даже он боится… Может, Баба Яга опять шалит?»

Не успел Кузька о ней подумать, как возникла старая Яга прямо на тропинке. Петух тоже остановился, нахохлился, гребешок поднял. Щенок рядом с Сенькой встал, чтоб маленького домовенка в случае беды защитить. Юлька тоже Бабу Ягу ни разу не видела, застыла, как вкопанная. Даже Лешик за дерево спрятался.

А Яга идет, внимания ни на кого не обращает. Видит Кузька, вся оборванная, скрюченная Бабка Ежка, на клюку опирается. Ни на кого не смотрит, ворчит себе под нос:

— Ну совсем покою не стало в лесу от всяких бродяжек-побирушек! Житья нет, а они все ходят и ходят. Рыскают по лесу, а потом у нас детки пропадают…