Последнее желание. Повесть - Валентина Поваляева

Дверь моей квартиры была нараспашку. Участковый вошел в прихожую, обозрел пустой пол, заглянул на всякий случай в гостиную, спальню и на кухню, а потом повернулся ко мне:

– Где тело?

Я поморгала. Видно, права была Петровна и носатый, придя в себя после удара, постарался поскорее смыться.

– Ушло.

Платоныч вздохнул:

– Знаешь, Лариса, бесконечное чтение детективов до добра не доводит. Сейчас тебе покойники чудятся, потом начнется мания преследования, а там и до психушки недалеко. А что дверь не закрываешь – это очень плохо! Войдет нехороший человек и украдет что-нибудь ценное. Паспорт, например, и оформит на тебя миллионный кредит. Будешь потом плакать!

Я пристыженно согласилась, да, нужно быть осмотрительной и серьезной. Проводив участкового, я закрылась на ключ и села прямо на пол в коридоре.

Носатый требовал от меня какую-то вещь, которую мне якобы оставили. А если учесть, что кроме Людмилы, Яшкиной вдовы, ко мне никто в последнее время не заходил, то, логически рассуждая, можно прийти к выводу, что темпераментный южанин хотел забрать нечто, ранее принадлежащее цыганке… Или ее покойному мужу! Что?! Аквариум? Но он такой маленький и прозрачный. В нем ничего не спрячешь. Постойте! Слава, приятель Оли, говорил, что в тесном стеклянном шаре рыбке неудобно. Яков, судя по всему, трепетно относился к золотой питомице. Значит, в квартире моряка был другой, большой аквариум? А в круглый Людмила запустила рыбку перед тем, как подарить мне. Ну не поднять женщине здоровенную дуру на пятьдесят литров!

Я потерла лоб. Кажется, когда я навещала заболевшего Яшу, в комнате у стены, рядом с книжным шкафом стоял аквариум. Или его там не было?!

Это можно было проверить, только наведавшись в квартиру моряка. И я решилась.

Когда мы с бабой Клавой провели обмен, старуха поленилась врезать новый замок и просто-напросто забрала у меня ключ. Я отдала тот, которым обычно пользовалась, совершенно забыв, что давным-давно запасной на всякий случай я спрятала в верхний ящик бабушкиного комода, оставшегося мне по наследству вместе с однушкой. И вот теперь захоронка пригодилась.

Спустившись на первый этаж, я, воровато оглянувшись по сторонам как заправский домушник, вставила ключ в замочную скважину и повернула. Щелкнул замок. Я толкнула дверь. В нос ударил резкий сладковатый аромат Людмилиных духов – Яшкина жена предпочитала вызывающие, ядреные ароматы. Странно, что запах до сих пор не выветрился. Я вошла внутрь и закрыла дверь.

Квартира не казалась заброшенной. Напротив, она выглядела так, словно хозяева отлучились максимум на часок. На вешалке в коридоре висел плащ Людмилы, а рядом – мужская куртка. Странная женщина! Почему она не убрала вещи умершего супруга? Или… это не Яшина ветровка? Тогда чья? Носатого бандита? Помнится, он частенько бывал в гостях у вдовушки.

Я шагнула в комнату. Что ж, память не подвела: возле книжного шкафа стоял журнальный столик, на котором когда-то возвышался большой прямоугольный аквариум. Только сейчас от домика золотой Виктории остались руины, в которых среди россыпи разноцветной гальки и раковин лежали мертвые водоросли. Дно аквариума практически не пострадало, а вот стенки, превратившись в стеклянное крошево, щедро осыпали края столика и ковер на полу, запутавшись в густом ворсе. Такое ощущение, что кто-то со всей дури запустил в хрупкую конструкцию камнем, а может, и чем другим. Например, вот та роскошная, похоже, бронзовая статуэтка вполне подошла бы для этой цели.

Осмотрев место разгрома, я убедилась: если некая тайная вещица и хранилась некогда в аквариуме, то теперь ее там нет. И скорее всего не носатый ее украл, иначе стал бы он ломиться в мою квартиру?

Глава 8

Вернувшись домой, я налила остывшего чая, положила в плошку варенья и, черпая ложкой засахаренную вишню, стала раздумывать.

Судя по всему, клад, о котором упоминала Людмила, был. Вернее, есть. И надежно спрятан. Если вор, устроивший обыск в моей квартире, Яшкин тайник не нашел, если на первом этаже захоронки тоже нет, то скорее всего моряк припрятал сокровище где-то вне дома. Но где? Уж не в банковской ли ячейке лежит себе полеживает…

А что, собственно? Если в последнюю нашу встречу Яшка не бредил, то он определенно пытался назвать вещь, которую надо беречь как зеницу ока. Как он говорил? «Придет Виктория…» Ну, положим, Виктория не пришла, ее принесли в стеклянной банке. Дальше… «Не отдать порт…» А если у моряка просто не хватило сил выговорить слово целиком? Порт… Какие слова могут начинаться с этого слога? Портье! Нет, не годится. Портвейн! Тоже маловероятно. Если бы у Яшки оказался портвейн, то осталась бы от него одна бутылка! Порт… Порт… Портки!

Тьфу ты, зараза! От огорчения я так взмахнула ложкой, что на футболку попали густые красные капли. Кое-как размазав варенье бумажной салфеткой, я принялась гадать дальше. «Порт» может быть началом слов «портмоне», «портрет» и «портфолио». Ну, насчет последнего – сразу нет! Сомневаюсь, что моряк вообще знал, что это такое! Портрет лучше повесить на стену, а портмоне сунуть в карман…

Ну, и загадку задал мне покойник!

Схватив орфографический словарь, я начала читать все слова, начинающиеся с ненавистного таинственного слога: «портянка, портупея, портсигар…» А вот это уже похоже на правду! Портсигар! Я как-то заходила в антикварный магазин и видела, сколько стоят отдельные экспонаты. Помнится, был там один образец, серебряный, с позолотой, за который хотели ни много ни мало – 400 тысяч! Дескать, уникальная вещица, до революции принадлежала какому-то графу или князю. А если в Яшкином тайнике подобная «безделица»? Да и прятать плоскую коробочку легко. Хоть под половицу или еще куда. В том, что Яшка использовал банковскую ячейку, я сильно сомневалась. Значит, клад где-то рядом.

Стоп! А на балконе, между прочим, стоит деревянный ящик для картошки, оставшийся от прежних хозяев и который мне без надобности. А если в нем имеется двойное дно? Я бросилась на балкон, моментально опрокинула ящик и принялась простукивать стенки. В поисках кнопки, открывающей тайник, нажимала на все возможные шляпки ржавых гвоздей, торчащих по периметру ящика. Ничего! Только занозу в ладонь вогнала и ободрала до крови мизинец. Полизав палец, я задрала голову: а вдруг тайник наверху? Чем черт не шутит?

А черт не шутил! Если, конечно, это не заботливые птахи свили под козырьком гнездо! Да нет, птичьего гомона я не слышала, да и не похожа была грубая заплатка на работу пернатых.

Роста во мне без малого метр восемьдесят. В школе я из-за этого натерпелась: одноклассники дразнили меня дылдой, а тренер баскетбольной команды беспрестанно зазывал в секцию. На школьных дискотеках я во время медленных танцев вечно подпирала стенку, потому что пары для меня не находилось: мальчишки стеснялись пригласить девчонку, которая была выше аж на голову. К тому же я из ослиного упрямства упорно носила туфли на десятисантиметровых шпильках, чем только уменьшала свои шансы на симпатию у местных низкорослых кавалеров. В институте я забросила каблуки и перелезла в тапочки на плоской подошве. Эти балетки сыграли свою роль в том, что за мной стал ухаживать однокурсник, за которого я потом вышла замуж. Виталий был на два сантиметра меня выше, а поэтому даже на свадьбу я не могла позволить себе надеть модельные туфли. А толку-то? Брак рассыпался через несколько лет, оставив в моей душе разочарование в семейной жизни и обиду на мужчину, который принялся мне изменять чуть ли не сразу после медового месяца. В день развода я надела босоножки на вызывающе высоких каблуках. Правда, уже вечером забросила их в самый дальний угол.

Но теперь мой рост оказался кстати! Ведь если встать на перила, то можно без труда заглянуть в нишу между карнизом и «заплаткой». А в том, что ниша там есть, я была уверена!

Сбросив шлепки, я забралась на узкое металлическое балконное ограждение и осторожно выпрямилась. Карниз оказался прямо перед носом. Держась за него одной рукой, я другой потянулась к дыре между металлической крышей и выступом. Пальцы нащупали какой-то пакетик, обернутый в полиэтилен. Сопя от напряжения, я потянула сверток на себя. В душе я уже ликовала, но пакет вдруг застрял на полпути. И я, забыв про осторожность (все-таки гарцую на перилах балкона на пятом этаже!), дернула что есть силы неподдающийся клад и оступилась.

Говорят, в минуту смертельной опасности вся жизнь пролетает перед глазами. У меня же, кроме судорожного: «Ах!» и отчетливой уверенности в том, что я никогда не буду прыгать ни с тарзанки, ни с парашютом, никаких видений не было. Правда, почему-то подумалось: если я разобьюсь, то придется до приезда полиции и «Скорой помощи» лежать на обозрении всего честного народа в старых тренировочных штанах и несвежей футболке, заляпанной вареньем. Короче, никакого стиля! Вот стыд-то!