Никогда с тобой - Адалин Черно

Глава 3

Тан

— Задержись! — летит мне в спину, стоит прийти домой. — Поговорим.

— Выделишь деньги на операцию? — с кривой усмешкой уточняю у отца.

На операцию я рассчитывал в первые месяцы после того, как пришел в себя и впервые посмотрел в зеркало. Сейчас уточняю чисто, чтобы позлить папочку. Знаю, как того раздражают любые разговоры о моей внешности.

— Не надейся, — отвечает Танский-старший.

В этот раз папочка себя сдерживает. Спокоен и уравновешен, чего за ним в последнее время не наблюдалось. Впрочем, я давно не сталкивался с ним в доме, так что о настроении отца судить приходится по его редким визитам в мою комнату или, как сегодня, неожиданным встречам в фойе.

— Тогда задерживаться нет смысла, — бросаю я и, ловко перешагивая сразу две ступеньки, взбираюсь на второй этаж, направляясь прямиком в свою комнату.

С грохотом захлопнув дверь, поворачиваю ключ в замочной скважине и, чтобы не слышать стук отца, если тому вдруг захочется договорить, достаю из рюкзака наушники. Через минуту слышу тяжелый рок, под который успокаиваюсь, а затем телефон пиликает входящим:

Ким: “Что думаешь делать с девчонкой? Или забыл уже?”

Тан: “Пока не придумал. Есть идеи?”

Ким: “Оставить в покое?”

Тан: “Чао”

Ким: “Она первокурсница, я пробил. Знать тебя не обязана”

Тан: “С ней рядом стояла девчонка. Явно в курсе, кто я. Сечешь?”

Ким: “Девчонка рядом — Стефания. Ее в прошлом году Само доставал”

Тан: “А в этом что?”

Ким: “Сказал, не трогать”

Ким: “Может, и правда оставим?”

Тан: “Теперь точно нет. Подозрительно просите”

Оставлять ее выпад безнаказанным нельзя. Меня в университете должны бояться и впредь, а если спустить с рук такое какой-то первокурснице, авторитет пошатнется.

Телефон продолжает раздражать входящими, но открывать сообщения нет желания. Вместо этого раздеваюсь и иду в душ. Прямиком в наушниках встаю под горячие струи воды. Отец наверняка будет в ярости, когда узнает, что очередные, жутко дорогие и навороченные прошки снова вышли из строя. Впрочем, это третий раз, когда я рискую купаться вместе с ними. Пока работают, что даже удивительно.

После душа подключаюсь к сети и несколько часов с парнями гоняю монстров в игре. Остальные ребята тоже заинтересовались девчонкой, но их вопросы удается игнорировать до окончания игры, а дальше — абонент вне зоны. Отключаюсь и, прислушавшись к тишине в доме, покидаю свою комнату.

Бассейн, в котором я по вечерам плаваю, находится на нулевом этаже. В это время здесь обычно никого нет. Прислуга убирает до обеда, отец по вечерам не плавает. Он в принципе сюда спускается только затем, чтобы похвастаться перед друзьями выстроенной парилкой и телками, которых для них приглашает. Сегодня, судя по тишине, приглашенных нет, поэтому спускаюсь спокойно, прислушиваюсь к тишине внизу и защелкиваю дверь изнутри.

Дальше, чувствуя себя абсолютно спокойным, прохожу дальше. Бросаю на шезлонг полотенце и с разбега ныряю в бассейн. Из-за травмы, полученной после аварии, носить очки для плавания не могу, поэтому под водой ничего не вижу. Плаваю вслепую, поворачиваю голову то в одну сторону, то в другую, чтобы сделать вдох. С музыкой долго поплавать не выходит. На третьем круге наушники дохнут, и я выныриваю, чтобы снять их. Стерев воду с лица и встряхнув рукой волосы, снимаю наушники.

— Я тут…

Поднимаю голову и сталкиваюсь взглядом с девчонкой. С той самой, которая сегодня мало того, что смотрела на меня во все глаза, так еще и толкнуть посмела. С новенькой первокурсницей, за которую вступились ребята.

— Я…

Она замирает решившись поднять голову и посмотреть мне в глаза. Выглядит невероятно испуганной и ошарашенной. Только тут до меня доходит…

Лицо.

Она видит мое лицо. Полностью. Вместе с тем уродливым куском, который отец отказался исправлять после аварии.

Отворачиваюсь в сторону, успевая поймать ее испуганный и полный сочувствия взгляд. Она не двигается, и я не могу пошевелиться. Сжимаю руку в кулак, пытаясь вернуть себе самообладание и не ударить в грязь лицом еще сильнее. Хотя… что может быть хуже того, что она уже увидела? Что может быть хуже изуродованной в огне кожи? Что может быть хуже ужаса, написанного на ее лице?

— Прости… — доносится до меня ее бормотание. — Я… я не знала, что ты тут. Мне сказали… сказали, можно.

— Забудь… — разворачиваюсь к ней всем корпусом.

Расправленные наспех волосы, конечно, не скрывают всю изуродованную кожу, но это теперь неважно. Она уже видела. Рассмотрела, пусть и не до мельчайших подробностей. Теперь важно заставить ее молчать.

— Забудь то, что видела.

Она кивает.

— Никогда и никому…

Моя рука сама тянется к ней. Не осознаю, что сдавливаю ее хрупкую шею своими сильными пальцами.

— Не смей даже думать о том, чтобы рассказать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍