Неоконченный портрет. Сборник рассказов - Валерий Можаев

Говор у них был особенный, мягкий, певучий, как у москвичей. Чем объяснить, не знаю, но думаю, что фамилии Можаевы, Лодочниковы, Саблины, Горюновы откуда-то родом из-под Москвы, возможно из города Можайска.

Отец Парасковьи Лукояновны до революции был священником, вроде бы в городе Чусовом. Затем, переехав и основав маленькую деревеньку в Еловском уезде, построил и крупяную мельницу на Медведке-речке, через это владение и был расстрелян в 1918 году красными продотрядовцами, прямо на мельнице. Мельницу сожгли, я видел только часть плотины да омут, в котором всегда хорошо ловилась рыбка. Дом пятистенный, срубленный из лиственницы, у бабули отобрали в пользу бедноты, а ее переселили в самый бедняцкий домик на окраине деревни. Но была и здесь достопримечательность – отличные ключи, что били из-под корней огромных сосен; вода в них считалась лечебной и очень вкусной. Может быть, поэтому бабушка прожила 98 лет, и практически, никогда не хворала. Детей у нее на руках оставалось 11, и как она их всех подняла – уму непостижимо. После войны в живых осталось две моих тетушки да мой израненный в боях и походах отец.

Бабушка всегда была человеком немногословным, но ее все слушались, не только в семье, но и во всей деревеньке. Что она задумает – всё, обычно, по её и выходило. Всегда в хлопотах и заботах. Я не помню ее без дела, если только она не читала, а читать она любила (откуда брала книги – неведомо). Знала она очень многое, да и умела пересказать очень образно. У нее были грубые, но очень нежные руки, бывало прижмет меня к себе, приласкает, погладит по головке, перескажет сказочку какую али быль…

Жаль что память моя не хранит всего того, что она мне рассказывала.

Мама-стара, так ее называли, жила очень скромно, но всего у нее было для нас в достатке. Даже гостей принимала по-человечески. Всегда было, что поставить на стол. И скромный уют, какой-то особенный всегда был в ее доме, чистота и опрятность во всем. Полы были всегда чисто вымыты, стенки расписаны незатейливой росписью. Печь никогда не дымила и была побелена очень чисто. На окнах цветы и ситцевые яркие занавески, стекла окон всегда чисты, как будто их только что помыли. По полу половички цветные, собственного ткачества. Круглые коврики на крыльце и под порожком. Двери обиты аккуратно выделанной шкурой медведя (или лося, не помню точно), утеплены хорошо, в сенцах всегда полы выдраены до воскового блеска, голиком с песочком, и всегда развешаны лечебные травы, издающие такой аромат, что аж голова кругом. В доме имелся мед и восковые свечи, в переднем углу, меж двух угловых окон – божничка, украшенная красным рушничком, и ладанка, источающая пряный запах ладана.

Она помнится, молилась редко, наверное, только по праздникам, да когда нужно было кого-нибудь помянуть. Выпить рюмочку любила, когда приходили гости. От рюмочки-другой наливочки не отказывалась. А наливочку она сама готовила очень славную, на травнике настаивала, и любила угощать людей как-то запросто, и все у нее получалось очень мило.

Конец ознакомительного фрагмента.