Летающий на стрекозе - Павел Катаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Художник заканчивал ещё один портрет, последний на этом листе, — места больше не оставалось.
— Что это у Бибигона в руке? — спросил я.
Но Женька вместо ответа, по своему обыкновению, толкнул меня локтем в бок, в то самое место, где у меня от этих постоянных толчков даже появился синяк.
Я посмотрел, куда показывал Женька, и увидел живого Бибигона. Он стоял в тени густых и высоких стеблей овса, как среди молодых берёзок, и нюхал синий василёк. Видно было, что Бибигону уже надоело стоять неподвижно, уткнувшись в синие лепестки полевого цветка, похожие на кружевной воротничок какого-нибудь сказочного принца. Он переминался с ноги на ногу и вдруг поднял голову.
Бибигон увидел нас. На какое-то мгновение он замер. Мы с Женькой тоже замерли.
Бибигон решительно выхватил шпагу.
Художник, не отрывая взгляда от своего листа, недовольно проговорил:
— Бибигон, не шевелись! Мне трудно ухватить твой характер… Вот я уже и ошибся! Нюхай цветок, как раньше!
— Мне неинтересно его нюхать, он не пахнет! — пронзительно крикнул Бибигон, взмахнул над головой шпагой, прыгнул в сторону и скрылся в зарослях овса.
Некоторое время мы ещё видели, как среди зелени мелькала его белая панамка, но вот и она скрылась. Всё поле звенело ровным звоном, и уже невозможно было уловить в этом шуме шуршание стеблей, торопливо раздвигаемых Бибигоном. Да и ветерок вдруг поднялся, серебряной волной прошёлся по всему полю — от края и до края. И снова затих.
— Ну вот, убежал! Что ты будешь делать… — вздохнул художник. — Никогда не встречал другого такого непоседу! — И художник громко и сладко зевнул.
А мы с Женькой помчались наугад за Бибигоном, хотя и понимали: и на этот раз нам его не поймать.
10. ЛОВУШКА
Ну вот, теперь, подойдя уже к самым главным событиям того далёкого лета, должен сказать, что мой друг Женька вдруг почему-то сильно изменился. Особенно после того, как я показал ему коробку, предназначенную для Бибигона. Ведь надо же было где-то держать Бибигона, когда мы его поймаем.
Для этой цели я приготовил коробку из-под крекера — доел оставшееся печенье, вытряс крошки, в крышке проткнул карандашом дырки, чтобы Бибигон не задохнулся. А чтобы ему было мягче спать, я положил на дно коробки вату.
Женька повертел коробку в руках.
— Для Бибигона?
— Да, а что?
Женька как-то недоверчиво открыл крышку, сунул в коробку собственный нос, словно бы желая узнать: а как, интересно, я сам себя почувствую в этой коробке, очутившись в ней вместо Бибигона?
— Не хотел бы я там оказаться,- тихонько проговорил Женька.
— Зато не удерёт! — крикнул я весело, и мы с Женькой, оставив коробку в комнате, вылезли, по своему обыкновению, на улицу через окно и отправились на поиски Бибигона.
Неожиданно мы обнаружили его на клубничной грядке.
Обняв крупную ягоду, Бибигон вгрызался в неё крепкими зубками. Мы слышали, как маленький человечек стонал и пел от удовольствия:
— Ой, до чего же восхитительно! Ох, как вкусно! Ах, какая сладкая и сочная!
Клубничный сок стекал с его перепачканного подбородка на белую рубашку с пышными рукавами и кружевным воротничком. Рубашка, конечно, из белой превратилась в розовую, намокла, прилипла к телу. Однако это нисколько не тревожило Бибигона, он весь был поглощён своим приятным занятием. И забыл о всякой опасности.
Первым заметил Бибигона Женька — он чуть было не наступил на него. Мой друг остановился как вкопанный посреди грядки и уставился себе под ноги. Тут и я увидел Бибигона. Маленький человечек был в наших руках. Достаточно было Женьке наклониться — и Бибигон в плену. Спасти его могло только чудо.
Женька медлил.
— Хватай его! Чего ждёшь!
Мой крик вывел Бибигона из приятной задумчивости. Он оторвался от ягоды, молниеносно выхватил шпагу и бросился наутёк. Красная клубничина, выеденная до белорозовой сердцевины, печально повисла на стебле…
Я бросился за Бибигоном, но налетел на неподвижно стоявшего Женьку, который и не собирался хватать человечка. Вместо этого он вдруг начал тереть свой глаз кулаком и охать. Бибигон воспользовался заминкой, добежал до края грядки и, раздвинув бархатные клубничные листья, прыгнул под куст и исчез.
Было ясно: и на сей раз Бибигону удалось спастись.
— Чего стоишь как столб! — крикнул я Женьке. — Нарочно, что ли?
Ну да, нарочно, — ответил он, нахмурившись. — Не видишь, в глаз что-то попало?
На его щеке появились грязные разводы — так он усердно тёр свой глаз.
И тут меня осенило. Нечего рассчитывать на слепой случай. Нужно поймать его с помощью хорошо испытанного средства — ловушки.
Мы с Женькой изготовили хитроумное приспособление и установили его на лесной тропинке, по которой любил прогуливаться Бибигон.
Ловушка была устроена просто и надёжно. Главное — заманить Бибигона внутрь загородки из шести кирпичей. Лишь только он там появится, мы дёрнем верёвку, палочка из-под фанерки выдернется, фанерка упадёт — и Бибигон пойман.
Самым трудным во всей этой затее было найти приманку. В ловушку следовало положить что-то такое, что наверняка привлечёт Бибигона.
— Чего там думать, кладём кусочек хлеба — и всё! — заявил Женька, но я сказал, что хлеб для Бибигона не приманка. Скорее всего, этот хлеб склюют птицы.
— Ну тогда клубнику. Он её любит!
— Он и без ловушки может есть клубнику до отвала!
— Тогда что же нам туда положить?
— Положим в ловушку ракету!
Расчёт мой был точен: Бибигон очень интересовался устройством наших ракет. Я даже однажды показывал ему, как сделать ракету, но не успел всего объяснить до конца — Женька помешал.
Наши приготовления закончились поздно вечером, и поимка Бибигона была назначена на следующий день. И вот наступило наконец утро.
Ночью прошёл дождь, погода была пасмурная. Пока я пробирался сквозь кусты к Женькиному дому, мои трусы и майка намокли, словно я в них искупался в речке.
Я встал на карниз и заглянул в окно. Женька лежал, укрывшись с головой одеялом, только коричневый хохолок виднелся на подушке. Мне показалось, что Женька не спит, а притворяется.
Я влез в комнату.
— Просыпайся! — громко зашептал я. — Пора Бибигона ловить!
— Да ну его, — пробормотал Женька. — Пошли лучше ракету запускать!
— Ракету потом, а сейчас надо Бибигона поймать! — решительно заявил я.
Тут Женька скидывает с себя одеяло, прыгает с кровати на пол, странно улыбается и говорит:
— Ведь ты и без меня пойдёшь?
— Конечно, пойду!
— Ну ладно, тогда и я с тобой! — И добавляет: -Тебя ведь нельзя одного отпускать.
«Почему это нельзя одного отпускать?»-подумал я, а вслух сказал:
— Так-то лучше! — и похлопал Женьку по плечу.
11. «БИБИГОН, СТОЙ!»
Лесная тропинка, как речка по зелёному ущелью, текла сквозь заросли орешника, сужаясь в том месте, где была установлена ловушка для Бибигона.
Нам было холодно, мы с трудом удерживались от того, чтобы не стучать зубами.
— Неужели он явится? — шёпотом спросил Женька.
— Конечно, явится! Ты что, его не знаешь? Он же любопытный, он сам полезет, особенно когда увидит ракету.
— В том-то и дело, — прошептал Женька. В его голосе я почувствовал жалобные нотки. Он вздохнул, губы у него скривились, глаза сощурились, брови поднялись, лоб наморщился — вот-вот заплачет.
Уж не жалеет ли он Бибигона?
— Может, раздумал? — грозно зашипел я.
Женька беззвучно зашевелил губами, но я всё равно расслышал:
— Явился!
В просвете между листьями орешника мы увидели Бибигона.
Как я и ожидал, наша ловушка сразу же привлекла его внимание. Подбежав к кирпичам, он попытался было заглянуть в щёлочку, но кирпичи так плотно стояли друг возле друга, что щёлочки не найти.
Бибигон побежал в обход и своей панамкой чуть было не задел за верёвку, свисавшую над землёй, как телефонный провод после урагана. Эх, надо было повыше верёвку подтянуть. Увидит её — и всё пропало. Он сразу же догадается, что это наша затея. Но Бибигону было не до верёвки.
Он обежал вокруг ловушки, но так как заглянуть за кирпичи ему не удалось, он решил взобраться на них. В один миг он оторвался от земли и взлетел на кирпич.
Оказавшись наверху, Бибигон увидел приманку — ракету с закопчённым носом и соплом. От неё исходил волнующий запах сгоревшей киноленты.
Затаив дыхание я смотрел на Бибигона. Вот сейчас он спрыгнет вниз, Женька дёрнет верёвку, фанерка упадёт и прихлопнет ловушку. И… Бибигон мой! От нетерпения я так сжал кулаки, что самому стало больно. Ну, Бибигон, давай прыгай!
И вдруг раздался крик:
— Бибигон, стой!
Это кричал мой лучший друг. Он поднялся во весь рост, его лопоухая голова высунулась из-за куста.