Летающий на стрекозе - Павел Катаев

Женька осторожно, двумя пальцами пощупал панамку, потом понюхал.

— Я знаю, что это такое. Это цветок львиного зева, — проговорил он и задумался.

Мне тоже показалось, что это цветок львиного зева, а вовсе не панамка Бибигона. Но ведь мы же своими глазами видели, как человечек махал этой панамкой, нацепив её на шпагу.

И тут мы с Женькой, стоя в лесу под фонарём, возле которого, как снежинки в метель, метались ночные мотыльки, одновременно подумали об одном и том же.

— Может быть, знаешь что?

Женька встрепенулся:

— Что?

— Может быть, его вообще не было?

— Он есть! — крикнул Женька. — И это можно доказать!

— Как?

— Его надо сфотографировать!

В то далёкое-далёкое лето нашего детства мы с Женькой увлекались фотографией. Целыми днями бегали по Переделкину с нашим широкоплёночным фотоаппаратом «Комсомолец» и щёлкали друг друга, всех встречных людей, знакомых и незнакомых, детей и взрослых, а также деревья, небо, траву, цветы, автомобили, насекомых, лошадей, коров, самолёты, пруд, кошек, собак, дома, коз, молний, птиц, облака, петухов и кур…

Хуже обстояло дело с проявлением плёнок. Мы разводили в стеклянных банках химикалии, занавешивали окно одеялом, залезали под кровать, чтобы темнее было, но всё без толку. Плёнки либо оказывались чёрные, как ночь, либо слипались и покрывались, словно лишаями, зелёными пятнами. Хоть плачь от обиды! Постепенно увлечение фотографией притупилось, и мы забросили аппарат.

Но вот сейчас, когда Женька предложил сфотографировать Бибигона, угасшая было страсть вспыхнула с новой силой. Уж очень хотелось сделать карточку маленького человечка!

Теперь Бибигон довольно часто попадался нам на глаза, вдруг окликая нас из кустов. Мы наводили видоискатель и щёлкали Бибигона, оседлавшего ветку и показывающего нам с Женькой нос своими игрушечными пальчиками.

Однажды, когда мы проявляли плёнку, Бибигон вдруг вылез из-за одеяла, которым мы занавесили окно, как из-за театрального занавеса и, очутившись на подоконнике, сочувственно спросил:

— Не получается?

— Не получается, — грустно ответили мы с Женькой в один голос.

— Ну ничего, не вешайте нос! — бодро воскликнул Бибигон. — В конце концов получится! — И исчез так же неожиданно, как и появился.

Однако все наши усилия были тщетны.

— Нет, — задумчиво сказал как-то Женька, доставая из бачка и выбрасывая в окно испорченную плёнку. — Надо придумать что-то другое.

— Конечно, надо,- согласился я.- Но вот что?

— Не знаю… Так дальше продолжаться не может!

И Женька придумал.

Как-то утром я набрёл на одно из наших с Женькой заветных местечек, куда мы давненько не наведывались, и увидел Бибигона. Он сидел на краю зелёного ящика, пытаясь расправить серебряную бумажку.

Бибигон пыхтел и отдувался.

— Привет, Бибигон! Дай-ка я тебя щёлкну! — крикнул я, наводя на него фотоаппарат. — Не шевелись!

— Ладно, щёлкай! Только потом объяснишь мне, как делается ракета! Хорошо?

— С удовольствием!

Бибигон замер, я несколько раз его щёлкнул, а потом начал показывать, как делается ракета.

Наскоро расправив фольгу, я намотал её на карандаш, который достал из-за пазухи. Получилась трубочка.

— Теперь эту трубочку с одной стороны надо заделать! Вот так! — И я постучал концом карандаша по доске.

Бибигон стоял в нескольких сантиметрах от моих пальцев, ловко выполнявших привычную работу. Время от времени, показывая длинной и острой, как игла, шпагой, он спрашивал:

— А это что такое? А дальше как быть? А спичкой где нагревать?

Я подробно объяснял Бибигону, как на уроке в школе учитель объясняет внимательному ученику.

Это было очень приятно, я даже подумал: «До чего же хорошее и доброе существо этот Бибигон!»

6. ПОГОНЯ

Но тут вдруг кусты рядом с ящиком с шумом и треском раздались по сторонам, и я увидел Женьку.

Трудно было узнать его. Глаза горят, из ноздрей, словно у Змея Горыныча, вырываются клубы дыма и пламени.

— Хватай его! Быстро! Чего ждёшь? — крикнул мой лучший друг и бросился к Бибигону, намереваясь накрыть его ладонями, точно бабочку.

Плохо бы пришлось Бибигону, если бы мне не удалось вовремя схватить Женьку за руки. Пока Женька вырывался, Бибигон успел отскочить чуть в сторону, и Женька прихлопнул своими ладонями край доски вместо перепуганного человечка.

Бибигон выхватил шпагу, встал в оборонительную позицию.

— Что вам угодно, сударь?

В голосе его слышалась горькая обида. Мне и самому стало очень обидно за него, но тут Женька крикнул:

— Чего стоишь? Хватай его! Мы отнесём его в школу!

В школу? Бибигона?

Вот так Женька! Как же эта гениальная мысль не пришла мне в голову? Ведь тогда никакой фотографии не потребуется, чтобы доказать, что Бибигон существует в действительности !

И в тот же миг всё исчезло: и раннее утро в летнем лесу, и зелёный ящик, до краёв наполненный консервными банками и скомканной бумагой, и мой друг Женька. В моём воображении возникла такая картина.

Первое сентября, утро, бодрая прохлада, мальчики и девочки в красных галстуках, с портфелями и цветами. Все спешат в школу. Я тоже спешу, я очень взволнован, мне хочется лететь со всех ног, но я сдерживаю себя, медленно поднимаюсь по знакомой и такой родной лестнице на второй этаж, шагаю по гулкому опустевшему коридору, открываю дверь своего класса. Все ребята уже расселись по местам. Анна Ивановна, сдвинув в сторону горы флоксов и астр, раскрыла школьный журнал.

«Явился наконец! — говорит учительница. — Первый день — и опоздание!»

«Ругайте, ругайте меня, — думаю я, — интересно, что вы все скажете, когда увидите, что у меня в портфеле!»

«Почему ты держишь портфель на коленях, как хрустальную вазу? Что у тебя там?»-спрашивает Анна Ивановна.

«Бибигон», — скромно отвечаю я.

Класс замер.

«Кто-кто?»

«Маленький человечек Бибигон, которого мне удалось поймать летом. Вот он!»

Я открываю замок портфеля и…

— Чего рот разинул? Хватай его! Он сейчас улетит!

Женькин крик вывел меня из задумчивости. Надо скорее хватать Бибигона! Но куда там! Бибигон уже успел вскарабкаться на крышку ящика, где сидела стрекоза. Не мешкая, человечек оседлал её и укрепил на поясе свою длинную шпагу. Он был спокоен. Он покашлял, заслоняя рот перчаткой с раструбом, как у королевских мушкетёров, и двумя пальчиками послал нам воздушный поцелуй.

Пока мы с Женькой подпрыгивали, пытаясь схватить стрекозу за хвост, она снялась с крышки ящика, сделала над нами прощальный круг и, с неодобрением взглянув на нас, улетела, унося на своей спине Бибигона.

Мы ещё некоторое время слышали звон и треск сверкающих крыльев. Они мелькали в лучах утреннего солнца, пробивающегося сквозь листву.

Но вот стрекоза со своим всадником исчезла, словно бы растворилась в воздухе, а шум её крыльев потонул в других звуках утреннего леса — пении и щёлканье птиц, жужжании зелёных мух над ящиком, стуке дятла, шуме стада, продирающегося сквозь кусты, и криках пастуха.

— Вперёд! — воскликнул Женька и бросился в погоню.

7. В КАБИНЕТЕ ЧУКОВСКОГО

Солнце уже поднялось над лесом, а мы всё бегали и бегали в надежде догнать Бибигона.

Я остановился и перевёл дыхание.

— Нужно что-то придумать.

— Уже придумал, — проговорил Женька и приставил палец к губам, чтобы я помалкивал. — Смотри!

Я посмотрел туда, куда показывал Женька, и увидел за деревьями дом Чуковского. Вы уже знаете, что он двухэтажный и покрашен жёлтой краской. Можно подумать — дом как дом. Но в действительности он необыкновенно красивый.

Дом Корнея Ивановича весело выглядел в любое время года. Сейчас, летом, могло показаться, что за деревьями не жёлтая стена, а чудесный луг, заросший жёлтыми цветами и ярко освещённый солнцем. Да и зимой он напоминал о лете и солнце. А осенью жёлтые стены дома сливались с жёлтыми листьями на деревьях, и дом превращался в невидимку. Сверкающие окна и белые рамы как бы сами собой висели в воздухе среди осенней листвы.

Так он выглядел снаружи. А что же внутри?

Мы с Женькой понимали друг друга с полуслова. И сейчас, конечно, я отлично понял его замысел, но всё же переспросил:

— Неужели ты хочешь пробраться туда?

Женькины зелёные глаза сияли от восторга и отваги.

— Вперёд! — шёпотом крикнул Женька и, ступая на цыпочки, неслышно устремился к таинственному дому.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Подкравшись к крыльцу, мы один за другим поднялись по скрипучим ступеням.

В прихожей было сумрачно, прохладно, тихо. Трудно понять по этой тишине, дом пуст или в нём кто-нибудь есть. Ведь писатель работает в полной тишине, только перо скрипит по бумаге. А поди-ка улови такой тихий звук, как скрип пера!