Луговая арфа - Трумен Капоте

– Так не пойдет.

Затем она встала из-за стола и направилась к выходу, и там, уже держась за ручку двери, повторила:

– Так не пойдет. У тебя нет на это никаких прав, Верина, а у вас, сэр, и подавно.

Я помог Кэтрин убрать со стола: смятые розы, так и не разрезанный торт, нетронутые фрукты.

Верина и ее приятель покинули дом вместе: из окна кухни мы видели, как они шли вместе по направлению к центру города, постоянно кивая или покачивая головами, обсуждая что-то.

Тогда мы разрезали торт и понесли его к Долли.

– Тихо, тихо, молчим, – приговаривала Долли, когда Кэтрин стала распространяться насчет Верины. Но казалось, что ее внутренний тихий протест начал принимать какие-то четкие, осязаемые формы, такие, что их надо было подавить в корне, не дать им выплеснуться наружу, и поэтому ее голос звучал решительнее и жестче, когда она просила нас быть тише, тише, тише, – причем даже Кэтрин заметила ту разницу: она обняла покрепче свою подругу, приговаривая те же слова:

– Тише, тише, успокойся…

Слегка успокоившись, мы затем провели весь день в наших излюбленных играх. Затем мы принялись гадать.

Верина вернулась уже в сумерках. Мы слышали ее шаги в холле, она вошла к нам, не постучавшись, и Долли, что как раз была занята тем, что предсказывала мою судьбу и остановилась на самом интересном месте, накрепко вцепилась в мою руку.

Верина сказала:

– Коллин, Кэтрин, вы можете идти…

Кэтрин хотела последовать за мной по чердачной лестнице, но вспомнила вдруг, что она в своем выходном платье, так что мне пришлось лезть на чердак одному. Там, на чердаке, была внушительная щелочка, которая давала прекрасный обзор розовой комнаты Долли, но Верина, как назло, встала как раз под эту щель, закрывая мне обзор своей шляпой, которую она так и не сняла после прогулки с доктором Ритцем. Это была чудная шляпа, декорированная целлулоидными фруктами.

– Вот факты, Долли, – говорила она. – Две тысячи за заводик, Биллу Тэйтуму и четырем плотникам, работающим сейчас там за восемьдесят центов в час, семь тысяч долларов за оборудование, что я уже заказала, и это не говоря о том, каких денег стоит такой специалист, как Моррис Ритц… А почему?! Да все же ради тебя!

– Все для меня?! – вопрошала с некоторой грустью Долли. Я видел лишь движущуюся тень Долли. Она неслышно, медленно сновала из угла в угол комнаты. – Ты одной плоти со мной, и я люблю тебя, в глубине души я очень люблю тебя, и я хотела бы доказать тебе это, но отдать тебе то единственное, что я когда-либо имела, именно мое, не чье-нибудь, а мое, – и оно сразу станет безраздельно твоим. Пожалуйста, Верина, пойми меня! – Голос Долли задрожал. – Это единственная вещь в моей собственности.

Верина наконец включила свет.

– О чем ты говоришь, Долли?! – Голос Верины звучал непривычно горько и едко: – Все эти годы я работала как проклятая: чего я тебе недодала?! Этот дом, тот…

– Ты дала мне все… – мягко прервала ее Долли. – И Коллину, и Кэтрин, всем нам, но ты не даешь нам самостоятельно жить, принимать решения: мы лишь приятная декорация для тебя в этом доме, не так ли?

– Приятная декорация?! – отбрасывая шляпу, переспросила Верина. Она густо покраснела. – Ты и эта твоя бормочущая дура! Тебя, кстати, никогда не задевало то, что я никого никогда не приглашала в дом?! А все потому, что мне было стыдно за вас! Вспомни, что произошло сегодня!

Я слышал, как вздохнула Долли.

– Прости, Верина, – сказала она очень тихо. – Честно говоря, я всегда считала, что в этом доме есть место и для нас, что мы хоть чуточку нужны тебе. Но теперь все ясно, Верина. Мы уходим…

Теперь вздохнула Верина:

– Бедная Долли, бедняжка! Ну и куда же ты уйдешь?

Ответ пришел после совсем недолгих раздумий, едва слышный, как шелест крыльев моли:

– Я знаю место.

Позже, когда я уже был в постели и ждал, чтобы пришла Долли и как всегда поцеловала меня на ночь, я думал о ветре. Моя комната находилась в дальнем углу дома, за гостиной, а когда-то в ней проживал сам Юрая Тальбо, и после того как Верина привезла его с фамильной фермы, здесь же он и встретил свою смерть, страдая старческим слабоумием, даже не осознавая, где он находится.

И даже спустя много лет запах застарелой мочи и табака все еще держался в матрасах, в платяном шкафу, и на полке в том шкафу хранилось то единственное, что он решил забрать с собой с фермы. Это был маленький желтый барабан: будучи еще подростком как раз моего возраста, он, барабанщик в полку Дикси, маршировал, стуча в этот барабан и исполняя бравые солдатские песни. Долли говорила, что еще когда она была девочкой, ей нравилось просыпаться по утрам, зимой, под пение своего отца, деловито снующего по дому, разжигающего печь, а потом ей приходилось слышать эти песни и после его смерти – на лугу с индейской травой. Но Кэтрин возражала в такие моменты: нет, это ветер, говорила она, на что Долли отвечала, что ветер – это мы: он собирает, хранит наши голоса, а затем, спустя какое-то время, играет ими, посылая их сквозь листья деревьев и луговые травы, – клянусь, я слышала пение папы, говорила она.

В такую ночь, думал я, лежа в кровати в тот сентябрьский вечер, осенний ветер наверняка шелестит по уже красной траве того луга, взывая к жизни голоса давно ушедших, и среди тех голосов, наверное, был и голос того старика, в чьей кровати я сейчас лежал…

Так я и заснул с этими мыслями и проснулся от ощущения ее присутствия подле меня, но уже наступило утро, и утренний свет в окне начинал разгораться с такой яркостью, как начинают расцветать цветы по утрам, и где-то вдали голосили петухи.

– Тихо, Коллин, – прошептала Долли, наклоняясь надо мной. На ней были зимний шерстяной костюм и шляпа с вуалью, что как бы обволакивало ее лицо в тумане. – Я лишь хочу, чтобы ты знал, куда мы направляемся.

– На китайское дерево, – сказал я, и мне показалось, что все это происходит во сне.

Долли кивнула в знак согласия:

– Да, туда, на время, пока мы не придумаем что-нибудь… – Тут она увидела, как испуган и возбужден я, и провела своей рукой по моему лбу.

– Ты и Кэтрин?! А как же я?! – закричал я. – Вы не можете уйти без меня!

Пробили городские часы. Казалось, она только и ждала, когда пробьют часы, чтобы решиться на что-то важное. Пробило пять, и я мгновенно выскочил из кровати и стал одеваться. Долли смирилась:

– Только не забудь расческу.

Кэтрин встретила нас во дворе, она сгибалась под тяжестью большого клеенчатого свертка за ее плечами. Глаза ее были опухшими, должно быть, она плакала перед побегом, а Долли, непривычно спокойная в такой момент и уверенная в себе, сказала:

– Это неважно, Кэтрин, мы можем послать кого-нибудь за твоими рыбками, как только найдем подходящее место.

Наконец, мы тихо прошмыгнули под закрытыми окнами Верины, затем также неслышно проскользнули сквозь ворота. Какой-то пес облаял нас, но сама улица была пустынна и никто не видел, как мы прошествовали по всему городу, разве что нас мог видеть какой-нибудь страдающий от бессонницы бедолага из зарешеченных окон местной каталажки. Мы достигли луга с индейской травой как раз одновременно с солнцем. Вуаль Долли всколыхнулась от набежавшего легкого утреннего ветерка, и пара фазанов взмыла ввысь прямо перед нами. Китайское дерево представляло собой сентябрьскую чашу, переливающуюся золотистым и зеленым цветом.

– Мы разобьемся здесь как пить дать, шеи себе свернем, – запричитала Кэтрин, мы с Долли молчали, а дерево, встряхнув легонько листвой, окатило нас капельками утренней росы.

Глава 2

Если бы не Райли Хендерсон, я сомневаюсь, что кто-нибудь нашел бы нас, по крайней мере так скоро, на нашем дереве.

Кэтрин прихватила с собой остатки воскресного обеда, и мы мирно, беззаботно сидели на дереве, наслаждаясь завтраком. Вдруг где-то недалеко сухо щелкнул ружейный выстрел. Мы так и замерли на местах с остатками пищи, наглухо застрявшими в наших глотках. Когда мы, наконец, отдышались, то увидели охотничьего пса, которого вел Райли Хендерсон. У Хендерсона на плечах покоилось охотничье ружье и через все тело, наискосок, висела гирлянда из мертвых белок, из которых все еще сочилась кровь. Долли опустила свою вуаль, как будто она хотела тем самым слиться полностью с листвой дерева. Райли остановился совсем неподалеку от нас и просто так, из баловства, снял ружье с плеча и стал целиться наугад, поводя дулом из стороны в сторону, не видя нас, но тем не менее в нашу сторону, как будто ожидая, что какая-нибудь мишень нет-нет да и появится на дереве. Эта ситуация совсем не устраивала Кэтрин, и она крикнула из своего укрытия:

– Райли Хендерсон! Не вздумай стрелять в нас!

Дуло Райли описало крутую дугу, он вздрогнул, сделал полный оборот вокруг своей оси, его мертвые белки взмыли вверх на какое-то время и тут же опали, удерживаемые веревкой. Затем он увидел нас наконец и прокричал в ответ:

– Привет, Кэтрин Крик, и вам здрасьте, мисс Тальбо! А что вы там делаете наверху? Рысь загнала?