Закон Мерфи. Том 1 - Елена Янова

— Ну это уж ты хватил, — отметил я, заходя с ним к себе в кабинет и привычно махнув ребятам в отделе. — Никто человечество насильно в города не загонял, так сложилось. А насчет космоса…

— Позволь не согласиться, — прервал меня Тайвин, точно настроившийся на поспорить. — Я когда на природу первый раз выехал с отцом, мне уже лет пять было. И то разрешение пришлось получать.

— Так это в твоем Общегерманском, — хохотнул я, усаживаясь к себе в кресло, — у вас там в принципе мышление такое, как бы это помягче, перед предписаниями ответственное. В Московском как шлялись на природу без всяких справочек, так и шляются. И как впечатления?

— Как тебе сказать… — задумался, вспоминая, Тайвин. — Вот тебя в детстве с корицей надули, а меня с комарами. Хотя на природе, конечно, хорошо.

— Расскажешь? — тут же полюбопытствовал я.

Тайвин подвинул к моему креслу стул, уселся рядышком и, поправив очки, глубоко и грустно вздохнул.

— Я воочию лицезрел целую кучу всего, что раньше только из разговоров взрослых слышал, в инфосети видел или про что читал в книгах: пауки, птицы, насекомые, рыбалка, живой огонь. Незабываемое воспоминание. Его только одно испортило. Комары. Маленькие кровососущие ублюдки, после которых чешешься по трое суток кряду, отравили мне первый же вечер у костра так, что я даже и представить себе не мог, а в тот год было почему-то адски много этих надсадно жужжащих созданий. — Тайвин сделал паузу, я подавился смешками. Укоризненно на меня поглядев, ученый продолжил: — Помню, я ретировался в палатку, и когда туда заглянул отец, я попытался заставить его уехать домой. Заливал палатку слезами, умолял, шантажировал и чесался. Тогда папа мне сказал, что комаров можно на вес сдать в аптеке в обмен на деньги или гематоген. Я весь отдых этих тварей на солнце сушил и в пакетик собирал! Хотелось мести, денег и гематогенку. А когда пришел с ними в аптеку, представь, какова была реакция провизора?

Когда я проржался, штатный гений снял очки, иронически улыбнулся и произнес, протирая их полой халата:

— Отец мне тогда сказал, что никто не может знать всего. И что люди любят врать и глупо шутить. Поэтому все надо проверять. Я и без того был дотошным ребенком, но до комаров всему верил на слово. Взрослые — они же для детей почти как боги. Но на отца я не за это обижен.

Я настолько удивился, что даже переспросил:

— Правда? А за что тогда?

— За отсутствие права выбора, — ответил друг, надевая очки на положенное место обратно. — Я выбрал свое будущее сам, а он этот выбор принять не смог. Я же тебе рассказывал. Зато благодаря одному простому уроку в детстве и несмешной шутке я пришел к тому, что мы сейчас имеем, так что за комаров я ему даже благодарен. С тех пор я все стремился проверять и перепроверять, читал сначала детские энциклопедии, потом добрался до взрослых, до учебников и инфосети. Теперь вот он, закономерный итог, ты меня штатным гением зовешь. Ну что, готов, покоритель миров?

Я, конечно, был еще как готов. Мы запустили ролик, и я сразу искренне втянулся. Медленно опускающееся на поверхность планеты трехмерное изображение погрузило мое сознание в гигантские просторы всех оттенков фуксии и глициний. Сиреневым, синим, аметистовым и фиолетовым расцвеченные лес и травы, ослепительно лиловый небосвод, мимо дрона мелькали тучи оттенка крови и коралла, а в них, я глазам своим не поверил — огромное существо, похожее на бабочку, только темно-фиалковое, почти обсидиановое, покрытое крупной, блестящей в свете ярко-алого солнца, чешуей, и каждая опорная линия тонких шести крыльев увенчана то ли шипом, то ли когтем. Дрон спустился еще ниже, и я уже почти увидел вблизи великолепие красочного разнотравья во всех деталях, как мелькнуло что-то шерстяное, насыщенно-красное, чешуйчатый темно-синий хвост, и голопроекция, пойдя волнами, рассыпалась на пиксели.

Я в состоянии немого восторга взирал на ученого, а тот, довольный произведенным впечатлением, отметил:

— Знаешь, на кого похоже это создание?

— Бабочка? На кого? — внутренне обмирая от предстоящего восторга, спросил я.

— На одну из ацтекских богинь.

— То есть…

— То есть после греческой мифологии ты какую предполагал?

— А какую… — не смог сразу вспомнить я.

— Землю, населенную кетцалькоатлями.

Я вскочил и порывисто подошел к окну, не в силах сдержать эмоции, а Тайвин только улыбался, глядя на мои метания.

— Ты погоди. У меня еще есть для тебя сюрприз.

Я, глядя на колонию, но физически уже почти приминая ногами сиреневую и синюю траву у себя в воображении, мечтательно обернулся:

— Да что может переплюнуть такие новости!

— Смотри.

Я, с трудом заставив себя немножко утихнуть, с дурацкой улыбкой во все лицо принялся смотреть на новый ролик: в космическом пространстве подле нашего, Шестого мира разворачивалась самая настоящая космическая баталия. Я заинтересованно приник к проекции, болея, конечно, не за банду Трехпалых, а за астродесантников и колониальную полицию, и, сразу приметив очевидное, у гения уточнил:

— А как ты свою призму под космос приспособил, она же бактериальной природы?

Ученый только недоуменно повел плечами:

— Знаешь принцип — получишь результат. То есть, я хочу сказать, какая разница, что будет в основе,