Дикарь - Алексей Домнин

Густыми гроздьями свисали шишки на елях. Они заплыли смолой и не годились на пищу птице. Не стало птицы, зверь тоже ушел из тайги.

И тогда-то особенно щедр стал чердынский купец. Он прикидывался жалостливым, подкармливал деревню. И в таких долгах были у него мужики, что не знали, как вылезти из этой кабалы. Почти задаром забирал у них купец всю зимнюю добычу.

И вдруг одному из них — Бедуну помаячило счастье. Вспыхнула надежда выбраться из алинской паутины. Шкурка черного соболя с лихвой покрыла бы все его долги. Но счастье мелькнуло и скрылось.

Слушали Бедуна охотники, вздыхали, качали головами.

Он, свесив голову с печи, дышал прерывисто, говорил с трудом. Осунулся от болезни, обострились широкие скулы, спутанная борода торчала клочьями.

Костя вбежал в тесную избу, перевел дух. На лавке у стены сидели мужики, расстегнув полушубки. Посередь избы возились, что-то выстрагивая, босые мальчишки.

— Ни разу не было промашки, и тут вдруг — на тебе, — тихо, с долгими перерывами говорил Бедун.

— Где ты видел черного соболя?

Бедун посмотрел на Костю мутными воспаленными глазами.

— Зачем тебе?

— Дикарь это. Мой соболь, — улыбнулся Костя. Щеки у него горели румянцем, глаза сияли.

Бедун потемнел, отвернулся.

— Твой? Да ну? — с издевкой спросил он. — Жаден ты, однако.

Костя оторопело заморгал.

Охотники, потупившись, молчали. У Кости мурашки прошли по спине.

— Честное слово, мой, — торопливо договорил он. — Я вез его из Забайкалья, а он сбежал дорогой.

Он чувствовал, что говорит не то, что ему не верят. С ужасом вспомнил, что никому не рассказывал о Дикаре. Скрывал нарочно, чтобы уберечь от пули.

Мужики молчали. Детишки перестали строгать полено и уставились на Костю.

— Вот что, — поднялся с лавки старик-сосед. У него была широкая, во всю грудь борода и лохматые колючие брови. Он положил на стол шапку, примял ее тяжелой ладонью. — Почитали мы тебя, Константин Максимович, хлебом-солью встречали. Детишек наших ты грамоте учил, о правде нашей мужицкой рассказывал. В ссылку из-за нее пошел — не побоялся. Думали — вот человек! Большак, одним словом. А на поверку вышло — душа у тебя купецкая, жадненькая. Из-за соболька голову потерял. Твой, говоришь? Ничейной он, вольный. Но коли первым Бедуну повстречался, никто его охотничать не вправе. Такой закон наш неписаный, таежный закон.

У Кости горели уши. Он не смел поднять глаза. Обида и стыд сдавили горло. Он медленно повернулся и пошел к двери.

Не разбирая дороги, брел Костя к дому. Его душили слезы. С удивлением увидел, что перелез через плетень и стоит по пояс в снегу в чужом огороде.

«Сам виноват! — зло подумал он. — Расшумелся: мой соболь, мой соболь! Заварил кашу, теперь расхлебывай».

В деревне тайн не бывает. Что знает один — то знают все. Дед Поликарп, у которого жил Костя, маленький плешивый старичок, ворчал на него с обидой:

— Ой, дурень ты, дурень! Натворил делов. Таежники — народ упрямый. Уж коли втемяшится что в башку — ничем не выбьешь. Теперь тебе и «здрасте» не скажут. И детишек не пустят, чтобы ты грамоте их учил. Теперь ты отрезанный ломоть. Сиди дома и пузыри пускай…

Бедуну становилось все хуже и хуже. Он бредил и звал соболя.

— Кабы не скончался, Бедун-то, — вздыхал хозяин.

— Доктор нужен, — горячился Костя. — Срочно нужен доктор.

Дед Поликарп усмехнулся.

— Доктор! Ему деньгу плати. А где Бедун добудет? Потому и прозвище ему дано такое, что в избе — хоть шаром покати.

— Слышь-ка, — поведал Косте хозяин в другой раз. — Сам купец Алин к Бедуну прикатывал. Пытал про черного соболя. Но Бедун — молчок, будто не помнит. Алин рассвирепел, рожа, как свекла, налилась. Сказал, чтобы немедля Бедун ему долг возвратил. Иначе, говорит, вдвойне запишу… — Старик вздохнул, — так-то, браток, пришла беда — растворяй ворота.

Долго не спал Костя в эту ночь. Сидел, обхватив голову, и неподвижно глядел на огонек лампы. Потом растолкал хозяина, горячо зашептал:

— Ружье дашь?

Дед Поликарп испуганно крестился:

— Что ты, мил человек. Неужто купца порешить замыслил?

— Дай ружье, — умолял его Костя, — дай, прошу.

С рассветом, закинув за плечи старую берданку, Костя ушел из деревни. Лыжный след тянулся в тайгу.

Деревенские хмуро переговаривались.

— За соболем ушел. Да за такие дела…

— А кто его знает, — разводил руками дед Поликарп, — ушел не сказавшись, может, просто ветром дыхнуть.

…Снова почуял Дикарь человека. Это был сероглазый. Шел он один, без остроухой злобной лайки.

Соболь не побежал. Он затаился в ветвях ели и стал ждать. У него не было страха. Конечно, человека нужно везде опасаться, но этот совсем не такой страшный, как другие. Он не бросает молнию. Он просто хочет снова посадить Дикаря в клетку.

Человек, тяжело поднимая лыжи, пробирался сквозь чащобу.

Снег с елей сыпался ему на голову и плечи. Вот тяжелый ком угодил ему прямо на шею, человек наклонился и крутит головой, вытряхивает его из-за воротника. У него в руках ружье.

Ближе подпустить сероглазого опасно. Дикарь стал уходить в гору. И снова затаился.

Человек упрямо шел по следу.

Целый день водил его соболь, водил, не торопясь, выбирая места с буреломом и чащобой. Он сам устал, надоело ему хитрить и путать следы. Начал привыкать к человеку и подпускал его совсем близко.

Над горой зацепилось за ели красное холодное солнце. Бледные лучи скользили по склону, подрумянив пышные горбы сугробов. Длинные тени вытянулись по склону.

Человек устал и будет отдыхать. Он выроет яму в снегу и будет долго подпаливать сучья, пока не схватит их горячий прыгающий огонек. Человек наломает веток пихты, приляжет на них и будет смотреть на огонь.

Дикарь стал спускаться по склону. Из-под шапок сугробов кое-где был виден серый камень.

Соболь заглянул в одну из расщелин. Туда была настлана трава — мыши запасли ее на зиму. Дикарь юркнул внутрь. Здесь было так уютно, что не захотелось уходить. Соболь чувствовал, что идет мороз, а тут, в сухой траве, было тепло. Он свернулся калачиком.

Соболиный след привел Костю к расщелине. Он разгреб снег, потыкал внутрь палкой. Расщелина была глубокой. Костя зажег траву и ждал. Дым должен выкурить зверька.

Костя знал разные способы охоты на соболя. Самым надежным и самым трудным сибиряки считали такой: затаиться и ждать, пока зверек не выглянет сам. Соболь любопытен и нетерпелив. Ему обязательно нужно знать, что делается снаружи.

Костя устроился под елью напротив расщелины и стал ждать.

Снизу из-под горы поднималась ночь. Жгучим ледяным дыханием окутывала она тайгу. Чудилось, что стынут деревья в холодной дремоте, замирает дыхание леса…

Луна, большая и яркая, бросала мерцающий свет на горбатые спины камней, на укутанные снегом кедры. Голубым огнем искрятся сугробы.

Низко над горой мерцают яркие россыпи звезд. И в этой режущей уши тишине чудится, будто звезды шелестят и шепчутся. А воздух так неподвижен, что если провести рукой, он зашелестит. Шепотом звезд называют в Сибири мертвое ночное безмолвие тайги.

Жутко одному в такие ночи. Кажется, все кругом погрузилось в мертвый сон. И тебя самого окутывает сладкая дремота. А звезды над горой шепчут и шепчут. О чем они шепчут? Не о том ли, что и ты останешься здесь навечно, что застынет в тебе горячая кровь?

Чиркнула по небу упавшая звезда. Костя мог поклясться, что слышал, как она вспыхнула и сгорела.

Стынут ноги, мороз проникает под полушубок. Глаза слипаются… Костя шевелит в валенке пальцами и все время заставляет себя думать об одном — о соболе. Он напряг всю свою волю, чтобы не задремать.

Ему страшно. Страшно от этого безмолвия, этого шелеста звезд! Хочется вскочить, топтать снег, бежать.

Стиснув зубы, сжимает он руками берданку. Не отрываясь, смотрит на расщелину.

Перед глазами плывут серебристые голубые круги. Что это? Да это же звезды! Близкие, как большие зеленые искры. Они кружатся с тихим звоном. Стоит протянуть руку — схватишь одну из них. Но не хочется поднимать руку. Хочется спать, спать…

ПРАВНУК

Остроглазый смышленый соболенок Дикарь живет у тетки Евдохи, изба которой стоит на краю деревни. За огородом начинается редкий осинник, а за ним — крутой обрыв к речке Змеинке, прячущейся в ивняке.

Привольное житье у Дикаря. Рыскает соболек по деревне, дразнит собак, дерется с кошками. Ночью заберется в чей-нибудь погреб — полакомиться сметанкой и поворошить мясные и рыбные запасы. А то для забавы проникнет в курятник и там поднимет такой переполох, что всю деревню разбудит. Прибегут хозяева — кто с вилами, кто с ружьем, торопливо чиркают спичками, пытаются зажечь свечу. А соболька — и след простыл.