Том 1. Золотой клюв. На горе Маковце. Повесть о пропавшей улице - Анна Александровна Караваева

году в Гослитиздате вышла моя книжка «Рассказы о познании», посвященная проблеме идейно-нравственного воспитания демократической интеллигентской молодежи в дореволюционную эпоху. Когда, по просьбе Николая Островского, я прочла ему некоторые главы этой книги, он задумчиво сказал: «Да, мелкобуржуазной молодежи куда труднее было добираться до истины, чем молодежи рабочего класса или Красной Армии, — там чувство локтя, общность работы, борьбы…» Тогда я рассказала ему давно растрогавшие меня и хранимые в памяти две истории, слышанные мною еще в двадцатых годах от двух девушек, курсанток Совпартшколы, которые совсем юными пошли «драться за советскую власть». Эти истории очень понравились Островскому, и он тут же стал горячо советовать мне «не держать только в памяти, под спудом» этот жизненный материал, а обязательно написать роман. Со свойственной ему дружеской заинтересованностью и сердечностью он до тех пор напоминал мне об этом и настаивал, пока я действительно не взялась за роман «Лена из Журавлиной рощи». Но книга вышла в 1938 году (к двадцатилетнему юбилею комсомола), когда нашего дорогого друга уже не было в живых.

В конце тридцатых годов, когда я, по предложению журнала «СССР на стройке», работала над очерком о старинных русских городах, мне довелось подробно познакомиться с замечательным архитектурным памятником русской старины — с Троице-Сергиевским монастырем, бывшим более трехсот лет назад одной из сильнейших крепостей, защищавших Москву с севера против войск Лжедимитрия.

Для работы над очерком мной было перечитано немало старых, давно известных мне исторических материалов о тяжких месяцах осады. Были мне известны записанные в историческом «Сказании об осаде» и подлинные имена ряда его героев — Ивана Суеты, Данилы Селевина, Шилова и Слоты. Вызванные в памяти образы этих народных героев будто налились молодой и свежей силой: ведь не случайно еще в те времена, когда на виду были главным образом сильные мира сего — знатные и богатые, летопись рассказывала о сынах простого народа. Так у меня созрел творческий план исторической повести «На горе Маковце», посвященной героизму простых русских людей. Не прошло и трех лет, и мне, как и миллионам советских людей, пришлось изо дня в день жить и дышать напряженным воздухом всенародной героической борьбы за нашу великую советскую родину в грозные годы Великой Отечественной войны.

С первых месяцев войны я была корреспондентом «Правды» на Урале, в Свердловской области, и написала более тридцати очерков о доблестном труде уральцев для фронта.

На Уралмашзаводе, в Нижнем Тагиле, в Ревде, Дегтярке и всюду, где мне случалось бывать, я видела героический, полный упорства и веры в победу труд нашего рабочего класса. В те грозные дни, несмотря на многие потери и трудности военного времени, жизнь советского тыла была преисполнена высокого напряжения всех физических и нравственных сил, а вместе с тем была полна уверенного спокойствия и выдержки. Победа над врагом зримо ковалась во всех проявлениях общественной и хозяйственной жизни; расширялись старые и строились новые цехи, заводы, рабочие поселки, клубы. На заводах широким фронтом развивалась новаторская мысль, проходили технические, научно-политические, читательские конференции, ставились спектакли, устраивались концерты, литературные вечера.

Наплыв множества новых впечатлений, резко и ярко окрашенных временем, был так силен и по-своему неповторим, что у меня в ту пору не однажды возникала мысль начать в виде документальных записей «Дневник современника». Но вскоре эта мысль была оставлена, так как я пришла к выводу, что в таком дневнике можно оказаться захлестнутой пестротой и обилием событий.

Уже было собрано и обобщено много материала, и в ноябре 1941 года я начала работать над романом «Огни», законченном в сентябре 1943 года. Привлекала меня работа и над очерком как непосредственная запись живых впечатлений очевидца-современника. Более трех десятков очерков на страницах газеты «Правда» в дни войны были для меня также и своеобразной заявкой на книгу документальных повестей «Уральские мастера» (1941–1942).

Время шло, победы на фронтах и наступление всенародного труда в тылу наносили все более грозные удары по фашистским полчищам. Это дало мне линии продолжения судеб героев романа «Огни» и материал для нового романа «Разбег». Название подсказала сама жизнь. В одной из живых бесед с рабочими кто-то насмешливо сказал: «Немцы провалили свой „блицкриг“, а мы взяли — разбег».

В начале осени 1943 года, по поручению редакции газеты «Правда», я побывала в г. Курске и в районе «Курской дуги». Еще шла война, а варварски разрушенный врагом город уже вставал из пепла, — и все, что я видела там, бесконечно разносторонне показывало неистребимую силу советского народа, устремленную неизменно к жизни, к созиданию во имя мира. Так возникла тема третьего романа «Родной дом», связанная по линии развития действия и характеров героев с романами «Огни» и «Разбег». В 1950 году была окончена трилогия «Родина», посвященная жизни нашего советского рабочего класса — итог без малого десяти лет творческой работы.

Мне было девять лет, когда мой дед, старый путиловец, однажды взяв меня с собой на завод, показал плавку чугуна. С того дня прошли десятки лет, но это впечатление детства словно бросило мне в душу первое зерно изумления и восторга перед силой и бесстрашным уменьем коллективного труда, повелевающего огнем и металлом.

Физическим трудом занято большинство человечества, которое создает всю материальную основу жизни общества. В том, как человек золотыми своими руками, умением, точностью и упорством творит неисчислимые материальные ценности, — не меньше красоты, поэзии, гуманистической мечты, новаторства, чем в области умственного труда. Поэтому у нас в СССР, где так высоко уважают труд человека, странно говорить о «производственных», «колхозных», или «семейных» романах. Наш советский роман — большое многоплановое произведение, в котором деяния человека, все его отношения с людьми, конфликты и противоречия неразрывно связаны с его внутренним миром духовных интересов и всех интимных его чувств. Именно так представлялась мне художественная цель и пути отражения жизни, когда я работала над трилогией «Родина». В трилогии более шестидесяти героев первого, второго плана и эпизодических фигур. В беседах с читателями мне задавались вопросы, кто является, например, прототипом парторга Пластунова, сталевара Ланских или Сони Челищевой. Я могла бы рассказать про десятки хорошо известных мне жизненных случаев и волнующих историй о различных человеческих судьбах, но ни разу не могла бы я убежденно сказать, какие образы имели в жизни своих прототипов. Да и уж так ли часто встречается в «чистом виде» прототип, этот драгоценный первообраз, якобы настолько многогранно вылепленный жизнью и настолько «готовый», что к нему и домышлять ничего не приходится. Я больше верю в те волнующие и всегда открывающие что-то новое живые впечатления от многих встреч