Игра без правил - Андрей Воронин

– Увы, – вздохнул милиционер, – совсем не об этом. Нужна ваша консультация.

Он порылся во внутреннем кармане своей потертой кожаной куртки и вынул оттуда фотографию.

– Этот человек вам знаком? – спросил он, показывая фотографию Французову.

Первое, что понял Юрий, взглянув на снимок, – это то, что на нем был изображен труп. – Фотография была увеличена, так что в кадре осталось только изуродованное страшными побоями, распухшее лицо. Капитан не сразу понял, кто это: оба глаза заплыли громадными синяками, со лба свисал большой лоскут оторванной кожи, нос был перебит и свернут на бок, – а узнав, вздрогнул.

– Да, – медленно ответил он, – я его знаю.., точнее, знал. Снимок ведь посмертный? Впрочем, что я спрашиваю… Это курсант четвертого курса нашего училища Николай Панаев. Что с ним произошло? Выглядит он так, словно попал под поезд.

Ярцев в некоторой нерешительности почесал переносицу указательным пальцем и через плечо покосился на орудовавших швабрами курсантов. Юрий тоже посмотрел в ту сторону и понял, что смущает старшего оперуполномоченного: ребята слишком усердно натирали пол на одном месте и были похожи на два одетых в застиранные брезентовые робы вопросительных знака.

– Пройдемся? – предложил он, и милиционер согласился с видимым облегчением.

Они вышли на улицу, обогнули корпус и медленно пошли по беговой дорожке, проложенной вокруг спортгородка. Поодаль на малом плацу механически вышагивали по меловым квадратам первокурсники, издали похожие на сложно взаимодействующие детали какого-то странного механизма. Оттуда доносились каркающие выкрики команд. Командовал парадом мичман Головнюк, за общую шарообразность фигуры прозванный Колобком.

– Итак? – спросил Французов, сбоку посмотрев на капитана милиции.

Ярцев шел опустив голову, разглядывая гаревую дорожку у себя под ногами. Он казался глубоко погруженным в какие-то невеселые мысли и ответил не сразу.

– Панаева выловили в Фонтанке, – сказал он наконец. – Есть там три таких забавных старикана, всегда на одном и том же месте рыбу ловят…

– Рыбу? – поразился Юрий.

– Ну да. Важен ведь не результат, а сам процесс, – пожав плечами, ответил Ярцев. – Вот они его и обнаружили. Плавал голый лицом вниз. Вас не смущают такие подробности? Ах да, ну конечно. Так вот, лицо – это еще ерунда. У него в общей сложности восемь переломов, в том числе перелом шейных позвонков.

– Он что, выпал из окна?

– Эксперты утверждают, что нет, – качнув головой, ответил Ярцев. – Вот здесь мы и подходим к тому, ради чего я вас побеспокоил.

– Секундочку, – перебил его Французов. – Я не понимаю, каким образом вы вышли на училище, если он, по вашим словам, был голый?

– Вообще-то, – сказал Ярцев, – это секрет фирмы, но вам я скажу. У него была татуировка – маленький такой якорек на левой стороне груди.

– Черт возьми, – сказал Французов, – это же запрещено!

– Именно так мы и рассуждали, – подтвердил Ярцев. – Получается очень простая цепочка: якорь – значит, моряк. Торговый флот и рядовой состав военно-морского отпадают: там уж если делают наколку, то от души, во всю спину или, в крайнем случае, на плечо.

А тут такой малюсенький якорек, что мы его не сразу и заметили. Офицером он оказаться не мог – молод.

Оставались училища… Ну и еще, быть может, недавние выпускники. Не так уж много, правда? Конечно, все это очень шатко, но, как видите, сработало.

– Так, – сказал Французов. – Ну а при чем тут я?

– Ярцев снова немного помялся.

– Видите ли, – с некоторой неохотой сказал он, – тут такое дело… В общем, то, что я пришел к вам, – это в своем роде партизанская вылазка. Труп опознан, версия у следствия есть…

– Но? – спросил Французов. – Ведь это же не все, правда?

– Наши медики утверждают, что парня забили до смерти, – вздохнув, сказал Ярцев. – В желудке у него обнаружен алкоголь, костяшки пальцев сбиты – в общем, погиб в пьяной драке.

– Чушь собачья, – решительно сказал Французов.

– Мне почему-то тоже так кажется, – согласился Ярцев и с любопытством взглянул на Юрия. – А почему вы в этом так уверены?

– Вы знаете, что я работаю инструктором по рукопашному бою, – ответил Юрий, – и вы пришли ко мне неспроста. Так вот, Панаев не мог погибнуть в пьяной драке с хулиганами, во-первых, потому, что не пил, а во-вторых… У него ведь, как я понял, были разбиты кулаки? Значит, он дрался. Если бы Панаев дрался насмерть с хулиганами, вы нашли бы не один труп, а несколько. Это был талантливый парень, и, кроме того, в прошлом году он стал чемпионом области по боксу. Его тренер возлагал на него большие надежды, так что ваша версия о хулиганах выглядит не слишком убедительно.

Кстати, вы сами признались, что согласны со мной. Интересно, почему?

– Вам бы в органах работать, – снова вздохнул Ярцев. – Вы просто обожаете задавать вопросы. Так вы говорите, он не пил?

– Он был спортсменом на взлете карьеры, – пожав плечами, ответил Французов. – Вы должны понимать, что это значит.

– Да, я понимаю, – медленно проговорил Ярцев. – То-то же я смотрю… Понимаете, – увлекаясь, заговорил он, – в желудке у него все просто плавало в алкоголе, а вот в крови обнаружить алкоголь не удалось.

Странно, правда? Похоже на то, что пил он уже после смерти.

– Для меня было бы более странно, если бы он напился, ввязался в пьяную драку и дал себя убить, – сказал Французов.

– Для большинства людей это вполне естественно, – возразил Ярцев.

– А он не относился к большинству, – ответил Юрий. – Знаете, однажды он сломал мне руку.

– Ну и что? – не понял Ярцев.

Французов окинул его оценивающим взглядом.

– Мы с вами примерно одного возраста, – сказал он. – Весите вы побольше Панаева и наверняка умеете драться. Я прав?

– Ну конечно, – немного удивленно подтвердил Ярцев. – Я же все-таки оперативный работник.

– Тогда попробуйте сломать мне руку, – предложил Французов, – или хотя бы просто нанести удар.

Теперь настала очередь Ярцева оценивающе разглядывать собеседника. Завершив осмотр, он хмыкнул и сказал:

– Идите к черту, капитан. У меня пропасть работы, людей не хватает, так что отлеживаться в больнице мне некогда. Верю вам на слово… Хотя, конечно, было бы гораздо проще, если бы вашего курсанта убили в пьяной драке. А так несуразица какая-то получается…

– Может быть, ему сначала вкололи наркотик? – предположил Французов.

– Да не было у него в крови ничего постороннего, – с досадой отмахнулся милиционер. – И потом, почему в таком случае ему не вкатили смертельную дозу? Зачем вся эта возня с ломанием костей?

– Да, – согласился Французов, – действительно странно.

– Ну что ж, – вздохнув, сказал Ярцев, – не стану больше вас задерживать. Вы ответили на все мои вопросы. Легче мне от этого, правда, не стало, но вы в этом не виноваты. Вот вам моя визитка. Если вдруг узнаете что-то новое, обязательно позвоните.

– Само собой, – кивнул Французов, пряча визитку в карман кителя.

Распрощавшись с Ярцевым, он присел на стальную трубу ограждения и рассеянно закурил, глядя прямо перед собой ничего не видящими глазами. Он разговаривал с милиционером спокойно, но вовсе не потому, что смерть курсанта Панаева оставила его равнодушным.

Он видел много убитых и давно понял, что горестные восклицания и заламывание рук не только не помогают, а, наоборот, в большинстве случаев усугубляют и без того тяжелое положение. Он всегда тяжело переживал смерть подчиненных, стараясь скрупулезно вычислить свою долю вины. Это было продиктовано не мелочным самокопанием, а вполне рациональным желанием найти свою ошибку, чтобы по незнанию не повторить ее впредь. Это был трезвый расчет умного, грамотного командира, не исключавший, впрочем, обыкновенной человеческой боли.

Раздавив окурок каблуком, Юрий безотчетно прикурил следующую сигарету и сжал в кармане свой талисман – зазубренный осколок ручной гранаты, который военные хирурги извлекли из его черепа.

Он-то думал, что счет его потерям закрылся там, в Чечне, в тот день, когда остатки батальона вывели из разрушенного города. Он тогда уже обживался на новом месте, упорно вдалбливая в стриженые головы вчерашних пацанов истины, казавшиеся ему самому азбучными: любой мужик, независимо от воинского звания, должен уметь защищаться и нападать, потому что все и всегда решают не ракеты, корабли, самолеты и танки, а люди, и, значит, надо не просто уметь драться – надо уметь драться с умом.

Поначалу новая работа не вызывала у него ничего, кроме тоски и глухого раздражения. Слетавшие с губ слова были сухими и холодными, курсанты казались толпой бракованных роботов, согнанных в кучу только для того, чтобы осложнить капитану Французову и без того нелегкую жизнь. Они ничего не умели и, в большинстве своем, ничему не хотели учиться у бывшего ротного десантно-штурмового батальона, взрывной волной чеченской гранаты выброшенного в эту тихую заводь, где разжиревшие от спокойной жизни лягушки вели подспудную борьбу за кусок побольше и посочнее. В тот день, когда выбитый до размеров взвода батальон грузился в транспортный вертолет, готовый взять курс на старую, давно покинутую базу, инструктор по рукопашному бою капитан Французов во время занятий так швырнул упорно повторявшего одну и ту же ошибку курсанта, что тот потерял сознание и пять минут пролежал на матах, бессильно откинув стриженую наголо голову на тонкой мальчишечьей шее. Глядя на эту шею, которую он мог легко сломать двумя пальцами, капитан Французов вдруг словно прозрел. До него внезапно дошло, что сделать из этих мальчишек настоящих солдат – задача поважнее той, которую он выполнял в Чечне. Поважнее… да и потруднее, пожалуй.