Борьба за жизнь - Луи Буссенар

Дени был хорош собой, казался лет на десять моложе своего возраста, всегда весел и остроумен, не без приятности напевал модные песенки и вскоре покорил всю прачечную, включая и Мели.

Через две недели оба были друг от друга без ума, хотя Мели стойко сопротивлялась всем его атакам. Но она спала в отдельной комнате, запиравшейся на слабый крючок. Однажды вечером молодой мужчина предпринял успешную попытку устранить это хлипкое препятствие и вышел из комнаты лишь под утро с триумфальным видом победителя, взявшего неприступную крепость.

Его страсть полыхала, как солома, и так же быстро сгорела. Разность характеров и привычек вскоре совсем отдалила его от молоденькой любовницы. Мели настаивала на совместном проживании, добивалась этого неотступно. Дени же цепко держался за свою свободу и упорно отказывался, оправдываясь тем, что у него нет хозяйственной жилки и что семья не его призвание. Мели требовала — он твердо стоял на своем и мало-помалу отдалился от нее, так что любовники виделись лишь от случая к случаю. Хотя Мели и не хранила исключительную верность своей первой любви, в глубине души она продолжала питать к ветреному другу нежное чувство и предпочитала его всем остальным, спеша на свидание, когда он этого хотел. Молодые люди проводили вместе когда праздник 14 июля[15], когда Пасху[16], когда Рождество, в одной компании выезжали на загородные прогулки. Но ни единого раза верный своему решению Дени не оставил у себя девушку более чем на сутки. Мели уходила в слезах, угрожая никогда больше не возвращаться, и… возвращалась по первому же зову. Так прошло два года. Ссоры чередовались с примирениями, что вовсе не трогало художника.

На Рождество 1875 года наши любовники увиделись в винной лавке на улице Клиши. Мели узнала от общих знакомых, что готовится встреча Рождества, пришла вместе с ними и теперь с возрастающим нетерпением ждала художника. Когда два часа спустя он появился, Мели, спрятавшаяся было, чтобы сделать ему сюрприз, страшно рассердилась, увидев рядом с другом незнакомого мальчика.

Так как Дени не подозревал о присутствии девушки и думать не думал, что она может быть здесь ради него, Мели пришла в самое дурное расположение духа.

Общий разговор, прерванный приходом художника с ребенком, возобновился; смех, шутки, веселый гам…

Сидя между любовницей и приемышем, художник все внимание отдавал мальчику, предлагал различную еду и даже налил вина, утверждая, что оно еще никому не принесло вреда. Однако малыш, разбитый усталостью и волнениями этого ужасного вечера, засыпал за столом.

Дени подозвал хозяйку и спросил, не найдется ли для мальчика постель. Хозяйка охотно согласилась уложить ребенка.

С бесконечной осторожностью и отцовской нежностью мужчина взял приемыша на руки и перенес в соседнюю комнату. Хозяйка разобрала постель, новоиспеченный отец бережно раздел малыша, уложил, подоткнул со всех сторон одеяло и поцеловал в обе щечки. Поль сразу же заснул.

Довольный Дени вернулся в комнату к друзьям.

В восторге, что вечер так славно начался, художник превзошел самого себя: на шутку отвечал каламбуром[17], на тост — острым словом и хорошим глотком вина, ел от души, без устали наполнял стаканы, обнимал Мели, а иногда и соседок, в общем, наверстывал упущенное.

Сначала Мели не переставала хмурить брови, но потом, видя к себе такое внимание, заулыбалась и пришла в доброе расположение духа. Возможно, у нее в голове бродили мысли, как с помощью ребенка утвердиться в холостяцком жилище Дени, ведь малыш потребует женской заботы…

Разгоряченные вином гости принялись петь, причем каждый стремился навязать компании что-то свое.

Надо сказать, у Мели был чудесный голос, редкого тембра[18], чуть вибрирующий, большого диапазона[19] и совершенно чарующий. Она нигде не училась и пела без всяких правил, как птица, заставляя благодарных слушателей то смеяться, то плакать.

Дени уже дважды покидал общество, чтобы пойти взглянуть на спящего ребенка. Возвращаясь, он произносил одну и ту же фразу:

— Милый малыш спит, как маленький святой Жан.

Это умиленное внимание, которое художник так явно оказывал мальчику, раздражало Мели. Она снова нахмурилась, а ее прекрасные темные глаза метали молнии.

Дени в третий раз на цыпочках отправился в спальню и вышел сияющий. Про себя Мели уже решилась было на уловки, чтобы только проникнуть в дом Дени в качестве матери или няньки ребенка. Но ее тиранический характер взял верх над разумом. К тому же она многовато выпила. Поэтому, когда художник в четвертый раз направился в спальню, молодая женщина взорвалась. Любовник имел наглость выходить во время ее пения!.. Неслыханно!

Мели прервала очередную руладу[20] и закричала громко и грубо, с вульгарными интонациями:

— Эй, ты! Долго будешь надоедать нам со своим заморышем? Сыты по горло, подумаешь, принц крови!

Обычно художник с совершенным хладнокровием переносил грубые выходки своей любовницы. Он лишь посмеивался и одной шуткой, каким-нибудь острым словцом умел ее образумить.

Но на этот раз все обернулось иначе. Дени покраснел, потом побледнел и, тяжело положив руку на плечо женщины, раздельно произнес:

— Обо мне можешь говорить что хочешь, но не смей трогать малыша.

— Ты мне не указ, что хочу, то и делаю, — буркнула Мели.

— Знаешь ведь, голубушка, этот тон со мной не пройдет. — Голос художника стал жестким.

Вмешались окружающие, уговаривая не ссориться, и, как всегда в таких случаях, только подлили масла в огонь. Мели не захотела уступить на глазах у всех и ответила, не сдерживая гнева:

— Говорю как хочу, и на тебя мне наплевать. Грубишь из-за какого-то недоноска, просто отвратительно!

— Довольно, Мели, — сквозь зубы процедил Дени.

— Иди, целуйся с ним, со своим заморышем! Из-за этого мокрого щенка ты растерял остатки ума, а его и так было кот наплакал…

Дени, белый как полотно, молча открыл дверь, крепко взял Мели за запястья и легко поднял с места. В тисках его крепких рук девушка не могла даже пошевелиться. Художник выволок ее на лестничную площадку и подтолкнул в спину.

— Если вернешься, — прошипел он угрожающе, — выкину в окно.

Затем закрыл дверь и широко улыбнулся компании:

— А теперь повеселимся!

Смех и шутки вспыхнули снова, как ни в чем не бывало.

Празднество длилось до рассвета, и первые солнечные лучи застали художника изрядно навеселе. Но разума он не потерял.

Сотрапезники мало-помалу разошлись. Оставшись один, Дени подозвал служащего и велел ему нанять экипаж, обязательно с обогревом. Затем, чуть пошатываясь, но улыбаясь во весь рот, пошел в комнату, где спал маленький Поль.