11 встреч. Интервью с современниками - Александр Покровский

– То есть в 1988 году еще в полный рост изучали историю КПСС?

– Конечно. Так что мы программу написали еще раз, уже с историей КПСС, после чего нам ее и утвердили в Министерстве. Но этим дело не кончилось. Теперь идем в Госкомитет народного образования. Там смотрят: есть история КПСС – отлично, но… нет гражданской обороны. А если завтра война, если завтра в поход, то что тогда? Вы же руководителей готовите. Так что давайте гражданскую оборону. Написали мы и гражданскую оборону, и тогда нам подписали. Все закончилось тем, что мы выбили и получили решение бюро Совмина РФ на открытие трех штатных единиц для университета. Когда мы все эти разрешения получили, возник самый главный вопрос: а кто будет эти знания передавать? Кто является экспертом? Ведь все знания в Москве. Короче говоря, с одной стороны, знаний нет, с другой, ресурсы нулевые.

Вот с такими мыслями мы и поехали на 900-летие Болонского университета. По дороге заехали в университет в Милане и встретились там с очень прогрессивными бесшабашными итальянцами, которые вели переговоры с Академией народного хозяйства и никак не могли с ними договориться. А с нами получились открытые неформальные, спокойные переговоры и, как им показалось, достаточно демократичные. И мы быстренько за день в принципе договорились. Так мы и создали эту штуку. Отчего? Для чего? Интересно. В первую очередь, это интересно. Я никогда не занимался высшим образованием. По базовому образованию я – инженер-механик, я два раза служил в армии, много кем в жизни был, но никогда не был преподавателем. Это я сейчас доктор экономических наук, книжки стал писать, был и журналистом, по-разному судьба складывалась. Может быть, я так думаю, время было такое романтическое, предчувствие какое-то было, что требуется что-то новое. Я три года работал в Невском райкоме партии еще совсем молодым человеком. Первый раз пошел в армию служить, отслужил, пришел, после чего выступил на партхозактиве в Невском райкоме партии. А тогда только что вышла книжка «Малая Земля», и я на партхозактиве выступил прямо цитатами оттуда, из этой книжки, выступаю, весь вдохновенный: «Как говорит великий кормчий!» Но, видимо, подтекст оказался не совсем правильный, и меня секретарь райкома партии, Погорельцева такая была, Лариса Александровна, с трибуны сняла, сказала, что товарищ неправильно понимает политику Партии и Правительства. И вместо того чтобы поехать преподавать в республику Мали дисциплину «материаловедение», я пошел второй раз служить в армию. Чтоб, значит, правильно все понимать.

– То есть все, кто неправильно понимают политику Партии и Правительства, сразу же идут служить?

– Ну не сразу, конечно. Но надо же было как-то мне показать, чем это все заканчивается, вот мне и показали. Но моя супруга написала жалостливое письмо Устинову, а он в 1939 году был директором завода «Большевик», с которого меня во второй раз послали. Письмо о том, как мы женились, как она ждала ребенка, и после этого письма меня во второй раз оставили служить здесь в Питере, но в стройбате.

И вот я до сих пор не знаю, что лучше: далеко, но хорошо или здесь, но в стройбате.

Так что, возвращаясь к бизнес-школе, скажем так: стало интересно, вот поэтому и стали делать. Почему получилось что-то? Наверное, тоже потому, что было интересно. Это сейчас деньги все зарабатывают, все состоялось, но все время возникает дилемма: можно провести корпоративный Новый год, потратив кучу денег, а можно как-то эти деньги правильно умыкнуть.

Но все время все заканчивается корпоративным Новым годом и премиями всем.

Как про меня сказал один очень хороший человек году так в девяносто третьем, за глаза, конечно, другому, тоже очень хорошему человеку: «Ты к нему не ходи, он в бизнесе человек пропащий. Там бизнеса не будет, там…»

– Делится все на всех?

– Ну да! Делится все на всех. А на всех же всегда не хватает. Вот попали к тебе в руки деньги – они же твои, а выпустишь из рук – и они уже не твои. Так что, чтобы сильно не мучиться, мы так все решили для себя раз и навсегда, что бизнес у нас тут формальный: полная самоокупаемость, наше здание, и все прочее, и прочее; и что такого бизнеса в обычном, общепринятом понимании этого слова, чтоб, значит, не всем и по карманам, здесь нет. Так что мы быстренько наладили дело, стали готовить людей, вкладывать огромные деньги в подготовку преподавателей, они возвращались из-за границы, а их сразу покупал бизнес.

– А как это «покупал бизнес»?

– Ну так и покупал! Все для человека, все во имя человека, вот мы в человека и вложились, а он взял и ушел, и ничего с ним не сделаешь. И это – сплошь и рядом. Просто беда.

– А нет такого «совесть, честь»?

– Есть, конечно. Случается и у нас в России жить по этим понятиям. Стараемся. Все же учатся на примерах. Понимаете, здесь у нас работают только порядочные, приличные люди – мы с самого начала решили, что мы так будем считать. Они не всегда суперпрофессионалы, хотя большинство очень высокого профессионального уровня. Человек все равно себя покажет. На этапе подбора у меня есть таких несколько примеров. Человек работает, год отработал на почасовке, но потом ко мне приходят и говорят: «Не берите его в штат, не наш человек». Что значит «не наш»? Он профессионал? Да, профессионал. А вы обратили внимание, сколько раз в день он с вами здоровается? Сколько раз он с вами встречается, столько раз и здоровается. Вот этого достаточно, чтобы человека не взяли. Не наш человек – и все. Это, наверное, неправильно с точки зрения здравого смысла и бизнеса. Наверное, это шестое чувство.

Так что то, что называется «организационная культура», у нас сложилось, и это здорово, и здорово, что она не совсем академическая. Мы ненавидим (и это от меня, наверное, в первую очередь идет) всякие такие слова, как профессор, доцент, доктор наук. Для нас что доктор, что не доктор – приди покажи себя в аудитории. Главный критерий: можешь ты выполнять дело или не можешь. А какой у тебя там разряд, это неважно. У меня есть пример. Сколько-то летие победы было, и меня 10-я отдельная армия ПВО отправляла на Всероссийский съезд отличников боевой и политической подготовки. Я не был отличником, у меня был третий класс. Я за один день стал отличником, получил второй класс и младшего сержанта. И все это за один день. Вот тогда-то у меня и возникли некие сомнения обо всех этих ценностях.

Да, и вот еще что: я для себя, что называется – на старости лет, открыл такую вещь. Как-то раньше писалось в книжках, что вот педагоги, они себя в своих учениках продолжают. А сейчас встречаешь людей, а они говорят, там, спасибо вам большое, туда-сюда, и это, конечно, греет, создается такое осознание неникчемности жизни. Так что мы себе здесь завели другие, неакадемические ценности. Хотя, когда начинаешь думать о детях.

– Особенно о своих.

– Да, о своих в первую очередь, конечно. К детям я стараюсь относиться спокойно, не то что непротивление злу насилием, но. Сначала один переходный возраст, затем другой переходный возраст. Дочери уже двадцать восемь.

– Третий переходный возраст?

Сергей Кириллович смеется:

– Наверное, третий. Со своими непросто. Авторитетом я пользуюсь. А может, и не пользуюсь, любовью – да, а авторитетом.

– А авторитетом нет.

– Ну, я льщу себя надеждой.

Тут уже все смеются. В общем-то, у всех проблемы схожие.

– То есть – нет, – продолжаю я. – Не очень с авторитетом.

– А кто его знает. Дочке то, что я пишу, неинтересно, для нее это этап пройденный. Она прочитала там какую-то одну книжку, сказала, что этого достаточно, я все знаю. Дети всегда считают, что они умнее своих родителей, и это правильно, наверное, голова-то у них свежее. Ну есть и есть. Я не сторонник дикого капитализма, и мне не нравится тезис «Человек человеку волк», но, к сожалению, сталкиваться приходится.

– Но это закаляет в какой-то степени. Тебя выставили за дверь, а ты думаешь: «Неужели я дурак?»

– И в окно.

– Ну, бывает.

– Конечно. Дети, живущие без родителей, взрослее. Приходится же много общаться с родителями по поводу их детей-студентов, когда родители не знают, что им делать в той или иной ситуации. К сожалению, с завидной регулярностью приходят папы. Причем это папы, которые в жизни много видели, много прошли, начиная от боевых офицеров и кончая.

– Бог знает кем.

– Ну да. У меня дочка лет в четырнадцать-пятнадцать почувствовала уже себя самостоятельной. Их в гимназии с профилирующей литературой учили, что человек по природе уже свободен. И с этим очень тяжело, потому что у нас своя система оценки мировоззрения, а она вот по природе свободна. Сегодня она совершенно свободна, без комплексов, может поехать жить в другой город, в другую страну. Вот она все бросила и уехала в Москву.

– М-да. А я все думаю: когда мой все бросит и уедет куда-нибудь.

– Когда-нибудь это случится. Жизнь покажет.

– А вот эти ваши программы, они до сих пор финансируются из-за рубежа?