Попытка – не пытка - Елена Хотулева

Я грустно сидела на пуфике и понимала, что моя идея на грани провала. Человек просто не хотел смотреть правде в глаза и признавать, что его машина – ключ к нормальному человеческому существованию. Миллионы людей, разбросанных по просторам нашей обкусанной перестройкой родины, вот уже сколько лет мечтали только об одном – о мирном настоящем и будущем для себя и своих детей, в котором все смогут нормально жить, реализовывать свои способности и, так сказать, получать за это достойное материальное благополучие.

Однако настроение моего друга-оригинала менялось, как погода на Рижском взморье. И, к моей несказанной радости, он произнес:

– Знаешь, а мне вдруг стало ясно, что сказал бы по этому поводу сам Сталин!

– И что же?

Он перешел на сильный грузинский акцент и продекламировал:

– Попытка – не пытка! Правда, товарищ Берия?

Мы расхохотались, вспомнив этот старый дурацкий анекдот, и я поняла, что в ближайшее время мы все-таки приступим к генеральному плану реконструкции СССР.

– Кстати, – заявил Натаныч, перезагружая компьютер, – я догадался, почему ты выбрала для визита именно 1937 год.

– Ну и почему?

– Из-за Берии. Ты боишься нарваться в темном кремлевском коридоре на дорогого Лаврентия Павловича, а потому лезешь туда задолго до его перевода в Москву! – Он захихикал и, присоединив к USB-порту раздваивающийся на конце провод, скомандовал: – Иди сюда! Бери в руки электроды и садись на ковер.

– И где я окажусь, когда телепортируюсь? – с опаской поинтересовалась я, устраиваясь в центре облысевшего орнамента.

– Аккурат во дворе моего родного дома в Зачатьевском переулке. Там есть уголок, в который никогда не заглядывала ни одна живая душа. Прямо за мусорными бачками. Когда откроешь глаза, сразу вставай, а то тебе вредно на земле сидеть.

– А что мне надо будет сделать, чтобы вернуться? – Я крепко сжала в кулаках два медных штекера.

Натаныч сел возле меня в позу лотоса и стал давать наставления перед полетом:

– Когда сработает таймер, ты попадешь обратно автоматически. Но знаешь, я долго думал и пришел к выводу, что для первого визита тебе будет вполне достаточно ста восьмидесяти минут. За это время ты успеешь гуляючи дойти до Кремля, поболтать по душам со всеми постами охраны, добраться до кабинета Великого кормчего, сказать ему пару слов и испить чашечку кофе, которую тебе, несомненно, подадут как дорогому гостю из будущего.

Мне захотелось задать ему еще несколько вопросов, но он перебил меня, сделав последнее и довольно неприятное предупреждение:

– Послушайся моего совета! Внимательно следи за часами. И если во враги народа тебя запишут сразу, то постарайся изо всех сил тянуть время. Иначе тебя по-быстрому шлепнут без суда и следствия, а мне придется объяснять милиции, как на этом ковре оказался труп моей соседки с огнестрельным ранением в черепушке.

Несколько озадаченная таким поворотом разговора, я покрепче прижала к себе сумочку и скомандовала:

– Хватит болтать! Жми на газ!

В ответ на это Натаныч метнулся к клавиатуре и ткнул пальцем в клавишу Enter. Я же, живая и невредимая, оказалась, как он и обещал, за мусорными бачками среди гнилой капусты и картофельных очисток.

Быстро вскочив на ноги, я одернула платье, поправила прическу и, обогнув дом, вышла на улицу. Это было потрясающе! Я оказалась в настоящем 1937 году, с его коротко стрижеными пионерами, с его девушками-комсомолками в беленьких носочках, с его импозантными мужчинами в широких брюках и неизменных шляпах…

К сожалению, времени любоваться на окружающих у меня не было, поэтому я быстро спустилась к тому месту, где некогда стоял храм Христа Спасителя, а оттуда бодро прошествовала к Кремлю.

На первой проходной я затаила дыхание и дрожащими руками вручила свой разовый пропуск коменданту. Он внимательно посмотрел на меня, изучил переделанное удостоверение Ворошилова, проверил содержимое моей пустой сумочки, что-то кому-то сказал и, отдав честь, указал, куда следует идти дальше.

Все складывалось как нельзя лучше. После ненавязчивого обыска я проскочила на ура второго коменданта; третьего, можно сказать, вообще не заметила. И так шаг за шагом наконец оказалась у дверей заветного кабинета.

Человек, фамилию которого я, кажется, когда-то знала, но никак не могла вспомнить, поднял телефонную трубку и четко произнес:

– Она здесь. Да. Есть! – Он посмотрел на меня сквозь злой прищур и сказал: – Товарищ Сталин вас ждет, заходите.

Была бы я тогда повнимательнее к деталям, я бы, конечно, заподозрила неладное еще на первой проходной. Но, увы, я настолько обнаглела от сознания собственной исторической уникальности, что, на свою беду, просто не желала обращать внимания ни на какие проблески подозрительности по отношению к моей персоне.

Я открыла дверь, вошла в кабинет и, увидев, что Сталин, на мой взгляд, мало чем отличается от своих плакатных изображений, смело произнесла заготовленное приветствие:

– Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! Меня привело к вам крайне важное дело.

– И какое же дело? – сказал он, попыхивая трубкой.

– Ну… В это будет сложно поверить, но я прибыла сюда из будущего. Моя миссия – рассказать вам всю правду о судьбе нашего государства…

– Понятно. Именно для этого вы явились в Кремль с откровенно поддельными документами. Мне сообщили о вашем появлении с первого поста. – Он сделал паузу и внимательно посмотрел на меня. – И, знаете, мне стало интересно, какую цель преследует невооруженная женщина со странным удостоверением личности, которое по номеру совпадает с удостоверением товарища Ворошилова.

После этого он быстро поднял телефонную трубку и сказал:

– Уведите эту сумасшедшую.

В тот же миг в кабинете как из сказки появились два бравых молодца в форме, сцапали меня под белы ручки и выволокли вон. А спустя каких-то минут тридцать я уже сидела в омерзительных лубянских застенках и искоса рассматривала циферблат наручных часов, который пророчил мне довольно длительную процедуру допроса.

– Имя? – рявкнул из-за стола рябой мужик с рожей прирожденного убийцы.

– Елена. – Я решила говорить правду, чтобы подавить его боевой дух своей непростой биографией.

– Отчество?

– Григорьевна.

– Фамилия?

– Санарова.

– Год рождения?

– 1971-й, – с гордостью произнесла я, наивно предполагая, что таких изобретательных дур Лубянка еще не видывала.

– Кто помогал вам подделывать документы?

– Знакомый.

– Ясно. – Следователь удовлетворенно потер руки. – Вражеский заговор!

Выйдя из-за стола, он стал ходить взад-вперед у меня перед носом:

– С какой целью вы проникли в Кремль?

– Я буду говорить только лично со Сталиным! У меня для него конфиденциальная информация!

Последние слова я сказала напрасно. Прежде чем соваться в 1937 год, мне следовало хоть немного ознакомиться с правилами поведения на допросах и сформировать в уме что-то типа путеводителя по Лубянке под названием «Что отвечать людям в форме, чтобы прожить лишних полчаса».

Но я этого не сделала. И именно поэтому сразу после своей изысканной реплики получила сначала кулаком по физиономии, а потом, уже после того как свалилась на пол, несколько ударов сапогом по разным выступающим частям тела.

Придя в себя после потери сознания, я поняла, что лежу на ледяном полу в какой-то слабо освещенной камере. У меня больше не было ни часов, ни сумочки, ни документов. Была только красная пелена, сквозь которую я разглядывала танцующие перед глазами пурпурные пятна.

Вскоре раздался дикий лязг, дверь открылась, и меня рывком поставили на ноги:

– Вперед! По коридору! Руки за спину!

Что еще можно сделать, чтобы продлить эту увлекательную экскурсию, как мне советовал Натаныч? Подвернуть ногу? Наброситься на конвойного? Я продолжала мусолить эту ерунду до тех пор, пока не услышала за спиной звук, напоминающий взвод курка. «Опаньки! Сейчас меня пристрелят», – почему-то весело подумала я и, не удержавшись на ногах, к своей безграничной радости, наконец-то упала на ковер к Натанычу в родной 2010 год.

– А-а-а! Батюшки милые, что ж это делается-то! – истошно заорал мой друг. – Я же говорил! Я же предупреждал, что нэкэвэдэ тебя погубит!

Пытаясь его угомонить, я вытянула вперед измазанные кровью руки и прошамкала опухшими губами:

– Спокойно, я в норме. Звони 03. А то мне кажется, что у меня сотрясение мозга.

Он бросился истерически кричать в телефон, потом убежал прочь, приволок зачем-то моего сына, и после того как они оба завыли надо мной, как профессиональные плакальщики, наконец-то приехала скорая помощь и без лишних сантиментов эвакуировала меня в нейрохирургическое отделение института Склифосовского.

Рано утром сильно грассирующий мужской голос вырвал мой пострадавший мозг из объятий сна:

– Просыпайтесь, мне нужно задать вам несколько вопросов.