Кловис Дардантор - Жюль Верн

Однако сестры не дождались свершения своих желаний. Спустя несколько месяцев после возвращения из полка, когда молодые люди еще не успели приступить к осуществлению замыслов, на кузенов обрушилось страшное горе: эпидемия, свирепствовавшая в центральных кварталах Парижа, сперва унесла в могилу мадам Лориан, а через несколько недель — и мадам Таконна. Глубокая боль, внезапная, словно удар молнии, пронзила сердца двоюродных братьев. От всей семьи их осталось только двое! Ошеломленные, не могли поверить в реальность такого несчастья!

Теперь, как никогда, надо было подумать о будущем. Юноши унаследовали по сто тысяч франков, что давало от трех с половиной до четырех тысяч ренты. Столь скромный доход не очень-то у полагал к безделью, к которому, впрочем, они и не стремили стоило ли рисковать и сразу же пускать небольшой капитал в дело?

Одним словом, кузены, лишившись моральной поддержки матерей, были в нерешительности, не зная, нужно ли воплощать в жизнь касавшиеся предпринимательской деятельности планы или нет.

И тут им на помощь пришел старый друг семьи, некогда служивший в Африке командиром стрелковой роты, а ныне — офицер в отставке. Он сразу же вошел в положение молодых людей, которые всегда прислушивались к его мнению. Свой взгляд на вещи майор Борегар изложил четко, без обиняков; вместо того чтобы унаследованные деньги вкладывать в сомнительные по конечному результату коммерческие операции, лучше всего приобрести на них надежные облигации французских железных дорог, а самим вернуться в армию. Юноши быстро получат сержантское звание, а затем, сдав вступительные экзамены, смогут попасть в сомюрскую[27] военную школу, откуда выйдут уже лейтенантами. И тогда перед Марселем и Жаном, которых будет ждать красивая, интересная, благородная карьера, откроется блестящая перспектива. Офицер с четырьмя тысячами ливров ренты да плюс к тому жалованье — что может быть лучше в сложившейся ситуации! А награды, слава!.. Короче, ничего не упустил бывалый солдат, убеждая подопечных в своей правоте.

Но были ли и Марсель с Жаном столь же непоколебимо, как и майор Борегар, уверены в том, что военное ремесло полностью отвечает их чаяниям и надеждам? Что военная стезя, эта дорога чести, действительно приведет их к счастью?..

— В конце концов, чем мы рискуем, Марсель? — сказал Жан, когда они с братом остались одни. — Может, добрый старый служака и прав? Он даст нам рекомендательное письмо к командиру Седьмого стрелкового полка, размещенного в Оране. Так что отправимся-ка в путь. Времени для размышлений в дороге будет более чем достаточно. А уже в Алжире решим, поступать на службу или нет.

— Выходит, для того чтобы прийти к какому-то решению, мы должны совершить путешествие и, добавлю, истратить без всякой пользы уйму денег? — заметил рассудительный Марсель.

— Согласен с тобой, олицетворение разума! — ответил Жан. — Зато, расставшись с несколькими сотнями франков, мы ступим на заморскую территорию Франции! Не жалей этих средств, бравый мой товарищ, возможно, они окупятся стократ.

— Ты что-то задумал, Жан?

— Да нет, я сказал просто так…

Уговорить Марселя не составило большого труда. И теперь кузенам предстояло отправиться в Оран с рекомендательным письмом старого ротного командира к его другу, командиру Седьмого стрелкового полка, ознакомиться по прибытии на место с реальным положением дел и затем принять окончательное решение, которое не сомневался майор Борегар, не разойдется с его советами!

Этот план был не так уж плох: если бы в последний момент молодые люди передумали поступать на военную службу, то смогли бы, оплатив обратную дорогу, возвратиться в Париж и избрать иную сферу деятельности. Поскольку друзья не исключали того, что в Алжире им не понравится, Жан, исходя из своего стремления узнавать в пути как можно больше, заранее продумал маршрут «кругосветки». Марсель сначала ничего не понял: слово «кругосветка» было для него совершенно новым.

— Знаешь, — сказал ему Жан, — неплохо бы воспользоваться представившейся нам возможностью получше познакомиться с нашей страной.

— А каким образом?

— Мы поедем обратно другим путем. Это обойдется несколько дороже, зато так куда приятней! Можем, например, отправиться в Оран на судне из Сета, а из Алжира поплыть на пароходе в Марсель.

— Это идея!

— И к тому же отличная, дружище! Учти, моими устами говорят Фалес,[28] Питтак,[29] Биант,[30] Клеобул,[31] Периандр,[32] Хилон[33] и Солон.[34]

Разумеется, Марсель не посмел оспаривать решение, принятое семью греческими мудрецами, и в результате 27 апреля оба кузена оказались на борту «Аржелеса».

Марсель отличался высоким ростом, хотя и Жан не был коротышкой, обладал элегантной внешностью и изящными манерами. Лицо его источало приветливость, красивые глаза как бы подернула дымка мечтательной задумчивости, белокурая бородка представляла собой предмет гордости хозяина, и сбрить ее юноша смог бы только по особо строгому приказу начальника, если бы таковой имелся у него. Словом, он относился к тому типу молодых людей, которых в буржуазном мирке именуют «блестящими кавалерами».

Внешность у Жана не была столь эффектной, хотя непривлекательным его никто бы не назвал. Хорошо сложенный брюнет, лицо, выражавшее природный ум, живые глаза, закрученные вверх усики, исполненные грации движения — в общем, славный малый!

Итак, мы уже познакомились с внешностью и характерами этих двух молодых людей и знаем, что кузены, решившись отправиться в путь, оказались среди пассажиров первого класса на пароходе, совершавшем регулярные рейсы между Сетом и Ораном.

Неужто и в самом деле по прибытии на место они станут рядовыми Седьмого африканского стрелкового полка?

— Кто знает? — философски заметил по этому поводу Жан, убежденный, что случай играет в человеческой судьбе решающую роль.

Будучи в пути лишь двадцать пять минут, «Аржелес» пока еще не развил полную скорость и, отойдя от волнореза на милю,[35] готовился взять курс на юго-запад.

В этот момент доктор Брюно, находившийся на юте, схватил подзорную трубу и направил ее в сторону порта на некий быстро перемещавшийся объект, увитый клубами черного дыма и белого пара. Моментально сообразив, что это такое, он, вскрикнув от удивления, помчался к лестнице, взлетел на капитанский мостик и там, задыхаясь от бега, вручил Бюгарашу оптический прибор — и все это за полминуты.

— Взгляните, капитан! — указал он на предмет, который, приближаясь, увеличивался в размере.

— Самоходный баркас.

— Думаю, он пытается догнать нас.

— Без сомнения! Видите, оттуда подают сигналы.

— Может быть, стоит судно остановить?

— Не уверен. Что им нужно от нас?

— Узнаем, когда подойдут поближе.

— Ну-ну, — пробормотал капитан, по-видимому не очень-то расположенный отключать гребной винт.

Но доктор Брюно не сдавался:

— Я думаю, «Аржелес» догоняет опоздавший пассажир.

— А, месье Дардантор, прозевавший отплытие!

Действительно, для подобного предположения имелись все основания. Баркас, набирая скорость, пытался нагнать судно, прежде чем оно выйдет в открытое море. Наверное, господину, чье отсутствие столь горько оплакивали супруги Дезирандель, пришлось раскошелиться.

Капитан Бюгараш не относился к людям, готовым пожертвовать стоимостью билета первого класса, лишь бы не задерживать судно на несколько минут. Громко выругавшись, как и подобает южанину, он приказал застопорить машину.

«Аржелес» прошел на прежней скорости один кабельтов, затем начал постепенно сбавлять ход и, наконец, остановился. Катившиеся наперерез волны стали сильнее прежнего раскачивать пароход, к вящей досаде пассажиров, и так уже страдавших от приступов морской болезни.

Баркас столь стремительно летел к судну, что его форштевень высоко выступал из пенившейся воды. Уже можно было различить фигуру человека, стоявшего на носу лодки и махавшего шляпой. Месье Дезирандель, только что поднявшийся на капитанский мостик, спросил доктора Брюно, стоявшего рядом с Бюгарашем:

— Чего вы ждете?

— Вон тот баркас.

— А что ему надо?

— Одарить нас еще одним пассажиром, наверняка тем, что опоздал.

— Вы имеете в виду месье Дардантора?

— Может быть, если его так зовут.

Месье Дезирандель схватил подзорную трубу, протянутую врачом, и после ряда бесплодных попыток разглядел все же барк в окуляр инструмента.

— Это он! Это он! — вскричал толстячок и поспешил сообщить добрую весть матери Агафокла.

Баркас был уже не более чем в трех кабельтовых от «Аржелеса» слегка покачивавшегося на мелкой зыби и время от времени с шумом выпускавшего из клапанов избыточный пар.