Привилегированное дитя - Филиппа Грегори

— Объявит, объявит, не беспокойтесь, успеете переодеться и притвориться, что вы давно уже дома, — ворчливо, но уже меняя гнев на милость, отозвалась миссис Гау.

— Спасибо, — просиял Ричард, — вы ведь не хотите, чтобы нас ругали, не правда ли, миссис Гау?

— Ладно уж, ступайте, мастер Ричард, и постарайтесь хоть немного пригладить свои кудри, а то вы похожи на огородное пугало. А я уж задержу обед минут на десять, никого от этого не убудет.

Нам не пришлось заставлять ее ждать, и, умытые и причесанные, мы успели спуститься в гостиную за несколько минут до того, как в дверях появился Страйд. Миссис Гау всегда была снисходительна к Ричарду, он умел обезоруживать ее одной-единственной проказливой улыбкой. Он вообще был любимцем в доме, и ему все прощалось. Но дело было не только в его обаянии, он был единственной надеждой на возрождение былого великолепия Лейси. Мы оба были наследниками, но все надежды возлагались на него. При нашей бедности Ричард обязательно должен был получить образование, а затем, когда вернется его папа, взять в руки управление поместьем, отстроить заново дом, дать работу и деньги людям из деревни, — одним словом, устроить рай в нашем маленьком уголке Суссекса. И тогда Ричард женится на мне.

Мама была против нашей детской помолвки. Она никогда не говорила почему, но мы своим детским чутьем понимали, что она даже слышать об этом не хочет. И, старательно избегая разговоров на эту тему, держали наши планы при себе.

Лишь однажды, когда мне было шесть лет и нам с Ричардом разрешалось еще купаться вместе в одном деревянном чане, который Страйд приносил на кухню, она разговорилась на эту тему. На минутку выйдя за расческой и вернувшись, она застала следующую картину: я в своей длинной ночной рубашке и с головой, обмотанной полотенцем, изображала невесту, а Ричард, тоже с полотенцем, завязанным в виде тюрбана, изображал жениха.

Увидев нас, мама сначала рассмеялась, но, поняв, в какую игру мы играем, нахмурилась.

— Есть много достаточно серьезных причин, по которым вы не можете пожениться, — несколько торжественно заговорила она. — В очень древних и благородных фамилиях, таких, например, как Лейси, были приняты браки между кузенами и кузинами. И это ни к чему хорошему не привело, попозже я объясню почему. И сейчас в наш старинный род необходимо добавить свежей крови. Страсть Лейси к земле не всегда была счастливой и безобидной. Поэтому мы с дядей Джоном пришли к выводу, что вы не можете пожениться. Так что, пожалуйста, не играйте в такие игры и не думайте об этом. Для вас обоих будет лучше сочетаться браком с людьми, не имеющими ни капли крови Лейси и, следовательно, лишенными их недостатков.

Мы оба кивнули, и Ричард взобрался к маме на колени, требуя, чтобы она поцеловала и высушила его «отметину», как мы говорили. Мама взяла полотенце и осторожно промокнула маленький круглый шрамик на его горле.

— А теперь расскажите нам его историю, — требовательно попросил он. Я тоже завернулась в теплое полотенце и, присев в ногах мамы, положила голову ей на колени. Было очень уютно, несмотря на то что иногда в такт рассказу Ричард постукивал босой пяткой по моему затылку.

— Это случилось, когда ты был совсем крошечным, — начала мама давно знакомыми словами. — Твой папа и я сидели в домике викария вместе с доктором Пирсом. Это были тяжелые времена для Вайдекра, и все мы пытались найти какой-нибудь способ прокормить людей. Твоя мама в тот день отправилась с тобой на прогулку, ты сидел в коляске на коленях у няни. И вдруг твоя мама увидела, что ты проглотил маленький серебряный колокольчик от своей игрушки.

— Да, — взволнованно подтвердил Ричард.

— Быстро, как только могла, она привезла тебя в деревню. А твоя мама умела очень хорошо править лошадьми и доставила тебя действительно быстро и как раз вовремя.

— Да, да, — подтвердил Ричард. Мы оба знали эту историю так же хорошо, как мама.

— Она схватила тебя на руки и вбежала в гостиную викария. И там, положив тебя на письменный стол, твой папа взял острый ножичек и разрезал тебе горло, а затем моим крючком для ботинок вытащил маленький колокольчик. И ты смог наконец дышать!

Ричард и я удовлетворенно вздохнули. Мама не смотрела на нас. Она не отводила глаз от пылающего камина, словно видела там старинную комнату и человека, который имел храбрость разрезать горло маленькому ребенку, чтобы спасти его жизнь.

— Это была самая изумительная вещь, которую я видела в своей жизни, — задумчиво проговорила она. — По-своему, это даже загадочней чуда рождения.

— А вы тогда сумели накормить бедных? — спросила я.

Тень скользнула по ее лицу, и я почувствовала досаду на себя, что прервала ее размышления.

— Нет, — медленно сказала она. — Не сумели. Тот год был очень тяжелым для Экра.

— Это был год мятежа и пожара? — наседала я. — И поэтому они были бедные?

— Да, поэтому, — словно очнувшись, совсем другим голосом сказала она. — Но это все было очень давно, и, кроме того, вам обоим пора идти спать, — Меня совсем не волнует то плохое, что было когда-то, — прижимаясь головой к ее плечу, сказал Ричард. — Лучше расскажите мне о том дне, когда я родился.

— Хорошо, но только в постели, — твердо ответила мама. — И сначала я уложу Джулию.

Я улыбнулась ей. При моей безоглядной любви к Ричарду мне даже не надо было делать никаких усилий, чтобы пожертвовать своими интересами.

— Я подожду, — предложила я.

Моя любовь оказывала нам хорошую услугу. Она поддерживала мир и спокойствие в нашем домике. Я видела его любовь к моей маме и ее любовь к нему, и я совсем не ревновала. Ее любовь грела нас обоих одинаково, и думаю, что если б у мамы было десять детей, они все были бы для нее драгоценны. Впервые я ощутила некоторые привилегии Ричарда лет в одиннадцать, когда он приступил к занятиям с доктором Пирсом.

Я попросила маму позволить мне тоже брать уроки, но она ответила, что для этого у нас нет денег, и я помню, что почувствовала первый укол обиды.

— Это невозможно, Джулия, — сказала тогда мама. — Я знаю, как ты любишь учиться, моя девочка, и, действительно, ты такая умненькая, что мне хотелось бы самой знать латынь, чтобы заниматься с тобой. Но для будущей леди это всего лишь развлечение, а для джентльмена, каким станет Ричард, это необходимость.

— Но он даже не хочет учиться, мама! Все, чего он хочет, это учиться пению… — начала я, но, встретив ее строгий взгляд, замолчала.

— Тем более важно приучать его к занятиям, — сказала она мягко. — А если он станет делать свои домашние задания при тебе, ты сможешь многому научиться таким образом. Но ты не должна заставлять его заниматься с тобой, Джулия. Джон присылает деньги из своего жалованья на образование Ричарда, а не на твое.