Бегство от любви - Линдсей Рэчел

Но все же подобная возможность представилась ей намного раньше, чем это Лесли предполагала. Воскресным вечером в их отделение поступил пациент, побывавший в страшной автомобильной катастрофе, и мисс Робертс, дежурный хирург, решила, что необходима немедленная операция.

Ночная сестра окинула палату тревожным взглядом.

— Вам необходимо побыстрее доставить пациента в операционную, сказала она Лесли. — Больше некому.

Лесли изо всех сил старалась скрыть охватившее ее нервное возбуждение. Она никогда раньше не принимала участия в операции, за исключением тех нескольких случаев, когда ей с галереи довелось наблюдать за происходившем в операционной, и тогда она была потрясена той странной драматичностью ситуации. Нет ничего удивительного в том, что все в больнице называли это место операционным театром! Ослепительные белые лампы, хирурги и операционные сестры в стерильных халатах, скрытые под масками лица, и живыми кажутся только глаза — все они были похожи на актеров, играющих свои роли в этом неведомом спектакле.

Но сегодня в операционной царила атмосфера всеобщего напряжения, и когда мисс Робертс в конце концов сняла с лица маску, уже только по одному выражению ее лица можно было догадаться, что шансы пациента выжить были крайне малы.

— Нужна будет еще одна операция, — тихо проговорила она. — Это его единственный шанс.

— И отнюдь не вселяющий надежды, — отозвалась на это операционная сестра.

— Я знаю. И есть только один человек, кто сможет сделать это. — Мисс Робертс обернулась к Лесли. — Помогите мне снять халат, сестра. Я сейчас позвоню мистеру Редвуду.

Филип Редвуд прибыл в больницу в пять часов утра. Пациент был все еще на столе, и когда хирург выступил вперед, все взгляды были устремлены на него. Буквально на секунду его взгляд задержался на операционной сестре, подошедшей, чтобы надеть ему маску. Затем он что-то тихо сказал анестезиологу, заглянул в историю болезни и приступил к делу.

Запарившись в длинном белом халате и непривычной маске, Лесли зачарованно следила за тем, как становилась все более очевидной сложность и деликатность операции. Редвуду не было необходимости спрашивать тот или иной инструмент: операционная сестра в точности предвосхищала каждое его желание. Один раз упал и зазвенел о кафельный пол оброненный скальпель. Все вздрогнули от неожиданности, все, кроме одного высокого, с ног до головы облаченного во все белое человека, склонившегося над кроваво-красным надрезом. Он лишь однажды взглянул вопросительно на анестезиолога, и когда тот утвердительно кивнул, снова склонился над столом.

На протяжении более двух часов он простоял за операционным столом, а затем наконец отложил инструменты и отвернулся. Он вытер пот со лба рукавом халата, сорвал с рук резиновые перчатки и устало направился к комнате, где переодевались хирурги для операции.

Лесли устремилась вперед, чтобы подать ему полотенце, и она слышала, как в это время кто-то из присутствующих спросил:

— Как по-вашему, сэр, он выкарабкается?

— Не знаю. Две серьезные операции за одну ночь — дело далеко не шуточное. Не всякому дано пережить такое.

— Но вы сделали операцию просто замечательно!

— Вам следовало бы вызвать меня раньше.

— Это был несчастный случай, сэр, и пациента доставили прямиком сюда.

— И все равно мисс Робертс в любом случае следовало бы предварительно позвонить мне. — Гнев и усталость Рэдвуда в конце концов взяли верх над профессиональным этикетом. — Все проблемы женщин оттого, что они считают, будто бы знают и умеют все на свете. В то время как на самом деле они ничего не знают и не умеют!

В порыве гнева он подхватил свой пиджак и направился к выходу.

Опасения Филипа Редвуда относительно участи больного оправдались, и когда Лесли переписывала отчет о ночном дежурстве, она узнала, что тот пациент все-таки умер так и не приходя в сознание.

Никто точно не знал, какой именно разговор состоялся между мисс Робертс и старшим хирургом, и хотя на протяжении одного или двух дней по больнице ходили самые невероятные слухи и предположения, этот случай вскоре как-то забылся.

Весна была уже в самом разгаре, когда Лесли перевели в так называемое Частное Крыло. Она никогда прежде не бывала здесь, и поначалу ее воображение поражали роскошные ночные сорочки и халаты, которые носили женщины-пациентки, а также шикарные букеты цветов и вазы полные фруктов, которыми была заставлена практически каждая палата. Лесли счастливо откликалась на столь милое окружение и теперь работа казалась ей как никогда легкой, хотя с некоторой досадой ей все же приходилось признать, что по большей части ей приходилось заниматься тем, что расставлять цветы по вазам, покупать марки и книги, и зачастую играть роль горничной для нескольких наиболее требовательных пациенток.

Со временем вся эта уйма маленьких просьб и поручений начинала раздражать все больше, и возвращаясь обратно в больницу после уик-энда, проведенного в доме Пат, Лесли была погружена в безрадостные размышления о еще одном дне предстоявших ей бесцельных хлопот. В то время, как она шла по коридору, еще только собираясь заступить на дежурство, ее нагнала взволнованная медсестра.

— Ты даже не представляешь, кто к нам поступил — сама миссис Редвуд!

Сердце Лесли дрогнуло и глухо забилось.

— Что с ней?

— Аппендицит. Будет лучше, если ты станешь ходить на цыпочках. Старшая сестра все утро то и дело наведывалась к ней в палату.

Поначалу Дебора Редвуд слишком неважно чувствовала себя, чтобы обращать внимание на то, что ее окружает, но после операции, она оказалась самой непредсказуемой изо всех пациенток, и получалось, что с утра и до вечера Лесли приходилось прислуживать исключительно ей.

И все же в обаянии этой девушке и в самом деле было невозможно отказать, и как бы извиняясь за случающиеся у нее время от времени вспышки гнева, она вознаграждала медсестру небольшим подарком в виде плитки шоколада или же маленького флакончика духов из того огромного арсенала, что был расставлен на трюмо.

Вне всякого сомнения она была самой очаровательной пациенткой «Частного крыла», потому что ее бледная, безупречная кожа практически не нуждалась в макияже, хотя Дебора и проводила целые часы, расчесывая густые, темные волосы, которые мягкими волнами спадали ей на плечи.

На пятый день пребывания Деборы в больницы, Лесли как обычно по звонку явилась в палату, и увидела, что в кресле у окна сидел никто иной как сам Филип Редвуд. Со дня его женитьбы на Деборе, это был первый раз, когда Лесли снова довелось увидеть его в неформальной обстановке, и она почувствовала, что у нее краснеют щеки. Но он ничем не обнаружил своего с ней знакомства, и учтиво кивнув при ее появлении, продолжал все также безучастно смотреть в окно. В сером костюме и необыкновенно ярком галстуке, он выглядел даже еще более молодо, чем тот человек, каким он ей запомнился, и Лесли внезапно с завистью подумала о том, что как все-таки повезло этой девушке, потому что у нее есть все: и красота и деньги, и еще такой вот франтоватый красавец-муж.

— Вам что-нибудь надо, миссис Редвуд? — спросила она.

— Да, сестра, пожалуйста. Найдите ленту в ящике трюмо и завяжите ею мне волосы.

Лесли направилась к трюмо, а Дебора продолжала разговаривать с мужем.

— И ради бога, Филип, давай прекратим этот разговор раз и навсегда. Я ни за что не отпущу тебя в Швейцарию. Ты должен отказаться, сказать доктору Зекеру, что тебя та его работу не устраивает.

— Дебора, давай все же обсудим это немного попозже. — Редвут говорил очень тихим голосом.

— Нет. Я не желаю больше откладывать этот разговор на потом. Я никогда не поправлюсь, если буду постоянно беспокоиться из-за этого.

— Уверяю тебе, тебе вовсе не из-за чего беспокоиться.

— Ну конечно же есть из-за чего! — Дебора Редвуд нетерпеливо мотнула головой как раз в тот момент, когда Лесли начала перевязывать лентой ее роскошные волосы. — Сестра! Осторожнее! Вы делаете мне больно!