Годы отсебятины - Владимир Станцо

Хоть с большими тайнами —

Тет-а-тет.

Сколь ни переменчивы,

Живы — раз!

И за это женщины

Терпят нас.

С интервалом в месяцы и годы

По-ребячьи тянет на стихи —

То на лоне матери-природы

У еще не высохшей реки,

То в кино, то в кресле самолета

Защемит, заноет, загудит,

Засвербит молоденькое что-то

В пакостно стареющей груди.

Выплеснется песнею наружу —

Той, что должен спеть и спеть хотел,

И тогда нежданно обнаружу,

Что на двадцать строк помолодел...

Может, позже все уйдет в отходы —

Слишком много в жизни чепухи...

С интервалом в месяцы и годы

По-ребячьи тянет на стихи.

НАЗИДАТЕЛЬНО-МОЛЕКУЛЯРНОЕ

Владимиру Воробьеву и Веронике Долиной

Разумеется, я знаю, что в фамилии средневекового монстра Дракулы ударение на втором слоге, но в стихах допустимы — ради созвучий — некоторые вольности...

В каждом есть молекулы Дракулы,

В каждом есть молекулы дряни,

В каждом есть молекулы раковых

Неопознанных заболевании.

В каждом есть свои червоточины,

В каждом есть свои недостатки —

Слишком часты в жизни отточия,

Слишком часты игрища в прятки.

Но у каждого есть — любимое,

Но у каждого есть — достойное,

Только слишком часто храним его

В потаенных души отстойниках.

Впрочем, делать это — не надобно,

Потому как ведет к депрессиям,

Хоть порой способными бабами

Возвращается к нам же — песнями.

Нерастраченное до старости

Возвращается нам сторицею —

Укорачивает усталости,

Отворачивает от «Столичной».

Просветим и возлюбим чокнутых

От Камчаток и до Эстонии:

По молекуле от Чукоккалы

Быть должно в любом из достойных.

ОСЕННЯЯ ЗАРИСОВКА

Листопада цветастая линька.

Выцветающий купол небес.

Черно-буро-зеленые клинья

На полях — что с картошкой и без.

Осень сглаживает болячки,

Запрягая в работу мозг,

И растрачивает заначки

Всех привязанностей и поз.

ИГРЕЦКАЯ

Теперь же, по обычаю, друзья,

«Игрецкую»!

      Из «Пиковой дамы»

Ног ли протягиваю тяжкую тяжесть,

Откидываю ль закидоны копыт,

Рифм потасканных бойкая стража

За моими плечами стоит.

Утешают меня — как могут,

На все лады и лада,

Прочат немощную дорогу

Бог весть куда...

Верю в будущие поверья.

Понял пошлость прошлых программ...

Не совпали ни номер, ни серия.

Проиграл.

Когда я буду дохлым, как сапог,

Заброшенный на полку магазина,

Как неодушевлённая резина.

Тогда решат: он в жизни что-то мог.

Еще одна малявка загрустит

И выдавит слезу из глаз порожних.

Предсказывать подобное несложно,

Сложнее удалить аппендицит.

Еще взгрустнет какая-то кобыла

И подойдет, и поцелует в нос

Мою вдову, которая любила

Меня немного больше, чем стрекоз.

ВТОРАЯ ВОЕННАЯ ПЕСЕНКА

Умеренно, в рваном ритме

Слезоточивый газ —

Оружие химической войны.

Слезоточивый глаз —

Первейшее оружие жены.

     Слезоточивый глаз

     Испепеляет нас.

     Слезоточивый глаз —

     Мужчинам не указ.

Слезоточивый глаз,

Ты — недруг увлечений и тревог.

Слезоточивый глаз!

В борьбе с тобой давно я изнемог.

     Слезоточивый глаз

     Остепеняет нас.

     Слезоточивый глаз —

     Мужчинам не указ.

Слезоточивый глаз,

Тебя мне не дано преодолеть.

Слезоточивый глаз,

Ты жизнь мою укоротил на треть.

     Слезоточивый глаз

     Не укрощает нас.

     Слезоточивый глаз —

     Мужчинам не указ.

1978—1989

ЖИВЕМ ПО ВТОРОМУ РАЗУ!

Могу работать ямщиком,

Могу — учителем толковым.

Но не могу — временщиком

И не хочу — Гребенщиковым!

СОНЕТ

Моя юность была хандрявой.

Нервно волосы теребя,

Бредил бабами, бредил славой

И не знал самого себя.

Моя зрелость была рабочей

И отчаянно игровой.

В этой жизни — выиграть хочешь,

Но расплатишься — головой.

Лишь познавши свободу смерти,

Заглянув ей в глазное дно,

Я сказал себе: все одно,

Повертись еще в круговерти

Этой жизни, а что до лет,

Правды в них, как и в картах, нет.

Борису Глаголину

Хороним не тех, кого надо,

И любим не тех, кого надо.

Свернуло направо право,

Свернула налево правда.

Отчаяния дались нам

Пригоршнями, ладонями.

Стихи облетают листьями.

И жизнь, и любовь.

Догоним ли?..

Погиб Сережка Безверхий,

Ему был неведом страх.

Его «жигуленок» ветхий

Валяется в Жигулях.

ХОЛСТОМЕР

Владимиру Высоцкому

Интеллекты подвластны силе.

Безразлично и свысока

Оскоромили, оскопили

Первозданного рысака.

Оскопили не из-за нрава,

А за то, что невзрачен, пег,

И не передал табунам он

Свой стремительно четкий бег.

Все нормально — мера за меру,

Гений неповторим — пока.

В этом вижу месть Холстомера,

Товстоноговского премьера,

Первозданного рысака.

Есть в идиотстве русских сказок

Непостижимый аромат,

Когда они, порой все сразу,

Тебя и лечат, и корят.

И, отвращая от тревоги,

Вселяют веру — не в слова.

Они торжественны и строги

И праведны, как дважды два.

Украинцы, чехи, русские —

Ладные все да гожие,

И белорусы, к примеру,

За то не в претензии к ним.

Пусть будет другим обузою -

Быть на меня непохожими,

Мое же дело, наверное,

Быть только собой самим.

ЖУРНАЛИСТСКИЕ ЗАРИСОВОЧКИ САМОГО КОНЦА 70-х — САМОГО НАЧАЛА 80-х ГОДОВ

1. Столичная

Николаю Глазкову

Утречком, встречать подружку Нину,

Топал я на аэровокзал.

Город осажденных магазинов...

Раньше думал: экая буза!

А сейчас — неведомые лица:

Из десятка городов народ

На привоз полопать из столицы

Тратит все отдушины суббот.

День-деньской открыт вокзалов клапан,

И москвич в очередях увяз...

Полегаю, что головотяпы

Были порачительиее нас.

2. Железнодорожная

На вагонах написано: