1356 - Бернард Корнуэлл

Он нервничал, когда пересекал равнину, наблюдая, как языки пламени над стенами города наполняли ночь клубами дыма, который отсвечивал красным, отражая огонь.

Молодой монах подумал, что так, должно быть, выглядит дьявольское небо. Беженцы все еще покидали город, они советовали брату Майклу развернуться и бежать, потому что даже демоны ада заблудились бы в Вийоне, и у него возникло такое искушение, ох, какое искушение, но другой частью его юной души овладело любопытство. Он никогда не видел битву.

Он никогда не видел, что делают люди, когда дают волю жестокости, так что побрел дальше, вверив судьбу свою Господу и крепкому посоху пилигрима, который был с ним на всем пути из Карлайла.

Пожары были сконцентрированы у западных ворот, и пламя осветило громаду замка, который возвышался на холме к востоку. Это был замок лорда Вийона, как сказал ему аббат Павиль, а лорда Вийона осадила армия под предводительством епископа Лаванса и графа Лабруйяда, которые наняли отряд наемников Бастарда.

— Почему они враждуют? — спросил брат Майкл аббата.

— По двум причинам, — ответил тот, сделав паузу, чтобы слуга налил вина. — Лорд Вийон конфисковал повозку со шкурами, принадлежащую епископу. Или так говорит епископ, — он скривился, потому что вино было незрелым.

— Правда в том, что Вийон — безбожный мерзавец, и епископ хочет получить нового соседа, — он пожал плечами, как будто признавая банальность причины этого сражения.

— А вторая причина?

Аббат помедлил.

— Вийон забрал жену графа Лабруйяда, — наконец признался он.

— А, — брат Майкл не знал, что еще сказать.

— Мужчины постоянно ссорятся, — сказал аббат, — но женщины делают их еще хуже. Взгляни на Трою! Все эти люди были убиты из-за красивого личика!

Он строго поглядел на молодого английского монаха.

— Женщины принесли в наш мир грех, брат, и никогда не прекратят приносить его. Будь благодарен, что ты монах и принес обет целомудрия.

— Благодарю Господа, — сказал брат Майкл, хотя и не очень убежденно.

Теперь Вийон был полон горящих домов и мертвых людей, и все из-за женщины, ее любовника и повозки со шкурами.

Брат Майкл приблизился к городу по дороге, ведущей из долины, пересек каменный мост и подошел к западному входу в Вийон, где помедлил, потому что ворота были вырваны из арочного проема с такой силой, что он не мог даже представить, что могло к этому привести.

Петли были выкованы из железа, и каждая прикреплялась к воротам скобами длиннее посоха епископа, шире ладони и толщиной в большой палец, однако две оставшиеся в воротах висели криво, выжженная древесина ворот рассыпалась, а массивные петли закрутились в причудливые узлы.

Как будто сам дьявол ударил своим чудовищным кулаком по арке ворот, чтобы проделать вход в город. Брат Майкл перекрестился.

Он пробрался мимо почерневших от огня ворот и снова остановился, потому что сразу за ними горел дом, а в двери напротив лицом вниз лежало нагое тело молодой женщины, по ее бледной коже стекали струйки крови, казавшейся черной в свете пламени.

Монах взглянул на ее, слегка нахмурившись, пытаясь понять, почему его так возбудил зад женщины, а потом устыдился таких мыслей. Он снова перекрестился.

Дьявол, подумал он, этой ночью был повсюду, но особенно здесь, в горящем городе, под освещенными пламенем адскими облаками.

Двое мужчин, один в порванной кольчуге, а другой — в болтающейся кожаной куртке без рукавов, оба с ножами в руках, переступили через тело мертвой женщины.

Они были встревожены, увидев монаха, и быстро повернулись, вытаращив глаза и приготовившись нанести удар, но потом узнали грязную белую рясу, заметили деревянный крест на шее брата Майкла и убежали в поисках более богатой жертвы.

Третьего солдата рвало в сточную канаву. В горящем доме обвалилась балка, выпустив наружу порыв горячего воздуха с кружащимися искрами.

Брат Майкл пошел вверх по улице, держась на расстоянии от трупов, а потом увидел человека, сидящего у бочки с дождевой водой и пытающегося остановить кровотечение из раны на животе.

Молодой монах когда-то помогал в монастырском лазарете, поэтому подошел поближе к раненому солдату.

— Я могу это забинтовать, — сказал он, становясь на колени, но раненый огрызнулся и бросился на него с ножом, удара которого брат Майкл смог избежать, опрокинувшись на бок. Он вскочил на ноги и отпрянул.

— Сними свою рясу, — сказал раненый, пытаясь преследовать монаха, но брат Майкл побежал вверх по холму. Человек снова упал, изрыгая проклятия.

— Вернись, — прокричал тот, — вернись!

Под кожаным жилетом он носил стеганный жиппон с изображением золотого сокола на красном поле, и брат Майкл, пытаясь в потрясении разобраться в хаосе, творящемся вокруг, понял, что эта золотая птица была символом защитников города и что раненый хотел сбежать, украв монашеское одеяние для маскировки, но вместо этого был схвачен двумя солдатами в бело-зеленом, перерезавшими ему глотку.

Некоторые мужчины носили эмблемы с изображением желтого посоха епископа, окруженного четырьмя черными тевтонскими крестами, и брат Майкл решил, что это, должно быть, солдаты епископа, а те войска, что носили изображение зеленой лошади на белом поле, служили графу Лабруйяду.

Большинство мертвецов были в одежде с золотым соколом, и монах отметил, сколько этих тел было насажено на длинные английские стрелы с забрызганным кровью белым оперением.

Сражение прошло в этой части города, предоставив ему гореть. Огонь перебирался с одной соломенной крыши на другую, а в тех местах, куда не добрался огонь, орды пьяных и утративших дисциплину солдат занимались грабежом и насилием в клубах дыма.

Заплакал ребенок, пронзительно закричала женщина, а потом слепой с источающими кровавые слезы глазницами вместо глаз пошатываясь вышел из переулка и столкнулся с монахом. Человек отпрянул и заскулил, держа руки так, чтобы отгородиться от возможного удара.

— Я не причиню тебе боль, — сказал брат Майкл по-французски, на языке, который он выучил, будучи послушником, чтобы продолжить обучение в Монпелье, но ослепленный не обратил внимания на его слова и спотыкаясь побрел вниз по улице.

Где-то запел хор, такой неуместный в этой крови, дыму и криках, и монах подумал, не сон ли это, но голоса были реальны, столь же реальны, как вопящие женщины, рыдающие дети и лающие собаки.

Теперь он шел с осторожностью, потому что переулки были темны, а солдаты необузданны. Он прошел мимо лавки кожевенника, которая горела, и увидел человека, утопленного в чане с мочой, используемой для обработки шкур.