Чучельник. трилогия - Мила Менка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кобель недоверчиво косился на меня налитыми кровью глазами.
– Это Брут, верный друг моего пропавшего без вести сына, – сказал старик, и отвернулся, чтобы я не увидел его слёз. – Может быть, вам удастся отыскать не только добычу, но и след моего Фридриха! Возьмите Брута! Это отличная собака – бесстрашная и сильная. С ним и на волка не страшно, а вот зайца или глухаря порвёт в клочья…
– Вашего сына звали Фридрих? – спросил я.
– Отличная собака. Останетесь довольны, – произнес старик, вручая мне поводок.
Бедняга без своей трубки ничего не разобрал. Прощаясь, он сказал:
– Если решитесь оставить Брута себе, заботьтесь о нём. А не захотите – так верните. Половину денег отдам назад. Если получится узнать что-то о моем пропавшем сыне, я щедро награжу вас… Его звали Фридрих Шульц…
Я кивнул. Из-под ног старика полезли маленькие широкогрудые щенки – точные уменьшенные копии зверя, которого я держал на поводке. Старик собрал щенков в охапку и закрыл калитку.
Дорога назад заняла всего полчаса: Брут тянул меня – он наверняка знал дорогу. Дамы еще не вернулись, и я открыл дверь своим ключом. Шерсть собаки встала дыбом, и я счел за благо отвести его и закрыть в своей комнате, чтобы не напугать женщин.
Утром следующего дня я намеревался отправиться в заброшенный замок С* – отсутствие хозяина было мне на руку. Я рассчитывал добраться туда верхом: так было бы намного быстрее, нежели в нанятой повозке, к тому же я хотел избежать ненужных разговоров. Но как быть с собакой? Побежит ли Брут рядом? Или придётся взять его, как поклажу? Я посмотрел на пса, во взгляде которого уже не было ненависти, однако расположения – тоже. Достав из кармана кость, специально припрятанную со вчерашнего ужина, я бросил ему. Пес молниеносно расправился с ней. Мне показалось, что взгляд его потеплел, хотя я всё равно не решился бы его погладить.
Привели лошадь, которую я арендовал у герра Штраупа на несколько дней. Закрыв Брута в комнате, я повел кобылу в стойло, которое служило фрау Шнайдер ещё и сараем.
Дверь была заперта на висячий замок, и я привязал лошадь к дереву неподалёку. Тучи рассеялись – выглянуло солнце. От земли шёл пар. Мне не хотелось оставлять кобылу под открытым небом, и я решил открыть замок без ключа. Повозившись с ним, я достиг результата – щёлкнув, он растворил свои металлические челюсти. Но моему плану поставить туда лошадь не суждено было сбыться. У порога она встала на дыбы, и я, как ни старался, так и не смог заставить ее зайти внутрь. Кобыла воротила морду и жалобно ржала. Тогда пришлось отпустить её, и зайти внутрь самому.
Прямо перед своим лицом я увидел страшную голову с клыками: на меня смотрел секач. Все пространство сарая сверху донизу было завалено чучелами. Совы, глухари, медведь, волки, собаки и даже обыкновенная кошка таращили на меня стеклянные глаза.
Я поспешно закрыл за собой дверь и защёлкнул замок. Привязав лошадь к другому дереву так, чтобы её было видно из окна, я сел дожидаться фрау Шнайдер и Анхен.
Дамы вернулись к вечеру, и привезли из города всякой снеди. Позади их двуколки ехала наёмная вторая повозка с парой вороватых крестьян. Они сновали туда-сюда, заполняя подвал вином, сыром, мясом и еще кучей разнообразной провизии. Фрау Шнайдер, расплатившись, отпустила их, однако я заметил, что рубаха одного из молодчиков подозрительно оттопыривается. Догнав его, я извлёк у него из-за пазухи сырную голову. Воришка осыпал меня проклятиями, но в глазах женщин я стал героем.
– Герр Алекс! Я не успею сделать сегодня фирменные колбаски, но завтра обязательно! – тепло сказала фрау Шнайдер. – А зачем тут эта лошадь?
– Я одолжил ее на несколько дней у герра Штраупа, фрау Шнайдер. Хочу завтра отправиться в Т* на пару-тройку дней.
– Как так? – всплеснула руками Анхен. – А колбаски?
– Приеду, и попируем! – подмигнул я.
– Но, герр Алекс, Вы помните о своем обещании не делать глупостей? – озабоченно спросила фрау Шнайдер.
– Помню! – не моргнув глазом, соврал я. – Но куда бы мне пристроить эту фрау на ночлег? – Я кивнул в сторону кобылы, и дамы засмеялись.
– Идите за мной, – продолжая смеяться, сказала фрау Шнайдер. – У меня два сарая, дорогой мой. В одном чучела, которые у меня никак не дойдут руки сжечь, а другой вполне подходит для лошади. Я держу там свою Аделину и кур.
Действительно, в кустах акации и бузины был спрятан небольшой аккуратный сарайчик, откуда доносилось кудахтанье. Туда лошадь герра Штраупа пошла охотно.
Наконец, мы сели за стол. Я разлил по стаканам ароматное вино. Женщины нарезали сыр, хлеб и копченое мясо. Вечер выдался влажным и тёплым.
Вскоре вино разморило нас, и я попросил хозяйку:
– Расскажите о своем супруге, фрау Шнайдер. Говорят, он был лучшим в этих краях чучельником.
Трактирщица вытерла платочком сухие глаза:
– Генрих был превосходным мастером своего дела – это правда. Но человеком был, откровенно говоря… очень жёстким, не способным на сантименты. Возможно, это ремесло сделало его таким… я была на сносях, а чучела были повсюду. Я ненавидела их. На них скапливалась пыль, и я начинала чихать. Чихала по нескольку часов. Я просила Генриха убрать их, но он только смеялся. Поставил у изголовья нашей кровати огромную голову вепря. Представьте: я ложилась и видела налитые кровью глаза зверя, огромные клыки! Подолгу не могла уснуть, стала нервной и злой. И, однажды, я не выдержала и подговорила служанку: вдвоём мы сняли ужасную голову со стены и, оттащив подальше в лес, подожгли. Муж был в ярости. Его лицо исказилось до неузнаваемости – это был не человек. Оказалось, что в этой самой голове он, втайне от меня, хранил деньги, полученные им за какое-то грязное дело… Он бил меня, и никак не мог остановиться. После этого я родила мёртвого ребенка… когда это случилось… Я заключила сделку с дьяволом…
Плечи её затряслись, по щекам потекли слезы, она взяла стакан и осушила до дна, а затем сжала его с такой силой, что раздавила его, сильно поранив руку.
Анхен, увидев кровь, вскрикнула, и стала суетиться вокруг старухи, тело которой содрогалось теперь от каркающего злобного смеха. Седые волосы растрепались, она стала похожа на Медузу Горгону, изображение которой я видел в Эрмитаже. Больше ни о чём расспрашивать я не решился, и поднялся к себе, захватив немного копченого мяса для собаки.
Войдя в комнату, я зажёг свечу и осмотрелся. Брут лежал на полу у кровати, положив морду между лап, и, как мне показалось, был настроен весьма дружески. Я дал ему мяса, и он проглотил его, не жуя.
– Брут, дружище, завтра мы отправляемся на охоту! – сказал я, но погладить его всё еще не решался.
Окинув глазами комнату, я нашел, что искал – плетеный короб, куда могла бы поместиться собака.
– Ну, – подмигнул я псу, – давай спать, что ли! – И задув свечу, лег.
Когда я проснулся, было ещё темно, но небо на востоке уже начинало светлеть. Стараясь не шуметь, я взял ружьё, надел на пояс патронташ и пристегнул к ошейнику пса поводок. Брут не выразил ни малейшего недовольства этим обстоятельством. Прихватив короб, я вышел на улицу. Пробравшись в курятник, вывел кобылу и, открыв короб, приказал собаке сесть в него. Брут попятился назад и тихо зарычал. Положение было глупейшее. Отбросив короб в курятник, я отцепил поводок и вскочил в седло.
– Чёрт с тобой, проклятая псина! – бросил я через плечо и, вставив ноги в стремена, легонько стукнул лошадь в бока.
Кобыла резво помчалась по утренней росе к городу Т*, через который лежал мой путь.
Каково же было мое удивление, когда я, спешившись у колодца, чтобы попить самому и напоить лошадь, услышал прерывистое собачье дыхание! Пёс бежал за мной не менее трех часов! На него было жалко смотреть: язык вывалился и свисал чуть ли не до земли, на боках и груди – налипли семена трав и колючки.
– Молодчина, Брут! – в первый раз за всё время нашего знакомства я потрепал его за ухом.
Отдохнув немного, мы отправились дальше. Я на кобыле герра Штраупа, и Брут. Однако через две-три версты собака стала отставать. Я перекинул пса через седло, словно тушу, и мы продолжили путь. Лошадь тоже прилично выдохлась, и остаток пути мы уже не мчались во весь опор, а шествовали чинным шагом. Я желал попасть в замок до темноты, ибо помнил, что в С* нет даже масляных ламп.
Мы как раз проезжали виноградники, когда я заметил странную фигуру, закутанную в плащ. Человек шёл в направлении замка. Обгонять идущего мне не хотелось, но выбора не было. Поравнявшись с ним, я остановился. Путник заметил меня и, скинув капюшон, поприветствовал кивком головы. Это был монах. Я понял это, увидев тонзуру с пятак на его голове.
Я спешился. Странник произвел на меня самое благоприятное впечатление. У него был высокий, умный лоб и очень ласковые, лучистые глаза, от которых к вискам разбегалось множество морщинок, – было видно, что их обладатель часто улыбается. Монаха в нём выдавало и солидное брюшко, подпоясанное кушаком, за который он прицепил котомку для подаяний. Я вытащил несколько монет и протянул ему.