Маленькая женская хитрость - Ольга Хмельницкая

— Стас, почему-то я вас в институте ни разу не видела, — проговорила она, пытаясь сменить тему.

— Видели, — парировал Тигринский. Теперь он совершенно не заикался. — Мы пару раз сталкивались на лестнице, вы просто забыли. Кроме того, я действительно редко выходил из лаборатории Стручкова, так как напряженно работал.

Он протянул руку и вцепился в поручень рядом с Алей, при этом его вторая рука как бы случайно и ненавязчиво обняла ее за талию. Автобус остановился, но Стас и не думал выходить.

— Неужели вы тоже поедете в Митино? — с сарказмом спросила Тигринского Аля, отодвигаясь от мужской руки.

— Ну, с вами я готов ехать и на край света. А вообще, я родом из Новой Каховки, — проговорил ей Стас прямо в ухо. Автобус снова дернулся, Аля качнулась на каблуках, и аспирант ткнулся ей губами в щеку. Почему-то девушка подумала, что Стас сейчас буркнет извинение и отодвинется хотя бы на пару сантиметров, но вместо этого получила еще пару нежных поцелуев. Стас Тигринский был противоречивой натурой — стеснительный и молчаливый на рабочем месте, при общении с понравившейся ему девушкой он сказочно преображался, становился настойчивым, решительным и прилипчивым как банный лист, и нередко добивался своего.

«Зануда — это тот, кому легче отдаться, чем объяснить, почему ты не хочешь этого делать», — подумала Аля и подавила острое желание заехать Тигринскому локтем по роже. Автобус остановился.

— Вот и моя остановка. Всего хорошего, Стас, — проговорила Аля в тихом бешенстве, пробираясь к выходу и цепляясь за пассажиров большими пуговицами своей коричневой дубленки. Тигринский последовал за ней.

Александр Барщевский, красивый тридцатилетний мужчина, работавший в НИИ географии скромным инженером второй категории, жил тем не менее в огромной квартире, количество комнат в которой было невозможно определить, так как в свое время Саша перепланировал жилплощадь, снеся все стены. Теперь кухня, сияющая сталью и белизной пластика, была отделена от столовой высокой каменной аркой. Мебель была дубовой, с резьбой и настоящим древесным запахом. Никогда и ни при каких обстоятельствах Наташа бы не поверила, что хозяин всего этого великолепия работает старшим помощником младшего подающего в заштатном НИИ. По институту то и дело ходили слухи, что Барщевский приезжает на работу на роскошной иномарке, которую оставляет во дворе соседнего дома, а дальше идет, как и все остальные сотрудники, пешком. Еще злые языки говорили, что когда Барщевский бюллетенит, то на самом деле он проводит время где-то на Фиджи в компании с полуголой шоколадной аборигенкой. Сотрудники института задумчиво щелкали языками: где находятся Фиджи, они все, географы по профессии, знали прекрасно. Наташу все эти слухи до крайности интриговали, она ходила к Барщевскому в гости уже в третий раз, но у нее пока не было ни одной версии, откуда у молодого человека, низкооплачиваемого сотрудника научной организации, дышащей на ладан, такие доходы, такая квартира и такая машина. А если он не только сотрудник НИИ, но и еще кто-то, почему продолжает каждый день ходить в институт?

«Что ему нужно в институте? Или кто?» — терялась она в догадках. Впрочем, отгадки не знала не только она, но и все остальные сотрудники НИИ географии. Все, поголовно все, ломали голову над тем, кто же такой Барщевский на самом деле и что ему от них, бедных географов, нужно.

— Па, — свистящим шепотом доложила Лиля в трубку, — статьи здесь нет!

Девушка, успевшая сменить короткое платье в красных маках на брюки и свитер, а шлепанцы с подсолнухами на синие туфли-мокасины, шарила по Алиному кабинету. Кабинет был пыльный и захламленный, он никогда не закрывался на ключ, а любовью к порядку Аля не отличалась. Лиля не решилась зажигать свет, но супермаркет, расположенный через дорогу, был ярко освещен, и его отблесков вполне хватило для того, чтобы читать, хотя и с трудом. Впрочем, Лиле это пока не помогло: девушка перевернула все вверх дном, раскрыла папки, расшвыряла тубусы с картами, два раза пересмотрела все бумаги на столе, под столом и на подоконнике, изучила содержимое шкафов и даже перебрала посуду в тумбочке. Все тщетно. Один раз в коридоре были слышны тяжелые шаги Полканавт, несколько раз Лиля чихнула от поднятой пыли, после этого она попыталась даже жалобно заплакать, но вовремя вспомнила, что ее никто не видит. Лиля уже собралась уходить, когда ее внимание привлекли бумаги в мусорной корзине.

— Папа, тут ничего нет, видимо, она забрала статью с собой, — прошипела Лиля в телефон, пряча пачку листов и дискету под свитер.

Профессор Стручков в сердцах пнул ногой бархатный пуфик. Тот заскрипел и с грохотом завалился набок.

Стас шел рядом с Алей. Она молчала, каблуки зло стучали по асфальту.

— То есть я тебе не понравился, — проговорил Тигринский трагичным голосом романтического героя.

— Нет, извини, — отозвалась Аля, не повернув головы.

— Ну и зря, — хмыкнул Стас. — Тогда пока!

Он остановился, повернулся и быстро пошел к остановке. Аля оглянулась и удивленно посмотрела ему вслед.

«Черт знает что происходит, — подумала она, пытаясь разобраться в своих чувствах. — Он что, так легко сдался? Был ли он действительно мне неприятен? А ведь у меня на самом деле никого нет, и живу я одна, и сейчас буду опять весь вечер сидеть и смотреть телевизор — одинокая двадцатисемилетняя редакторша научного журнала».

Аля смотрела Тигринскому вслед, и в душе у нее уже не было прежней уверенности. Стас быстро и решительно шел к остановке. Уже было темно, только у дороги ярко горели фонари да светили фары проезжающих машин.

«Ну и что с того, что я влюблена в другого? Этот другой все равно не обращает на меня никакого внимания. Если честно, на меня уже давно никто никакого внимания не обращает».

Алисе вдруг стало так жаль себя и так обидно, что Стас ушел, а не остался петь у нее под окнами, и она также вспомнила, что не вышла ни ростом, ни статью, и карьера у нее так себе, весьма средняя, и честно написанную диссертацию забрали Лиля со своим папой-профессором… На ее реснице появилась и повисла большая прозрачная слеза, она смахнула ее рукой.

— Ста-а-ас! — закричала Алиса громко, и Тигринский, как будто только этого и ждал, тут же повернулся на сто восемьдесят градусов и потрусил назад к Але.

— Ну что, чаем напоишь? — с надеждой спросил он. — Я так и думал, что у тебя совесть проснется!

Он подошел к Але вплотную и церемонно взял ее под локоток.

У входной двери нерешительно звякнул звонок, и Барщевский смахнул в ящик стола гору бумаг и калькулятор, потом снял очки и спрятал их в футляр. Очки Александр надевал редко, только если долго читал: у него была дальнозоркость и глаза уставали от напряженной работы. Одним гибким движением Барщевский выпрыгнул из кресла, с наслаждением потянулся, почесал плотный, мускулистый живот с небольшим шрамом и пошел к двери. Так скромно и несмело могла звонить только Наташа: почему-то всегда едва жала на кнопку звонка, как будто боялась его сломать.