Застава на Якорном Поле - Владислав Крапивин

Ежики растерянно глянул назад. Оказалось, он вышел из каменного домика, похожего на старинную трансформаторную будку, какие иногда попадаются еще на окраинных улицах. Но города не было и здесь. Позади будки тянулся прямой и неширокий канал, облицованный серым гранитом. Справа и слева, далеко, он уходил в нависшие деревья. Ежики вышел на берег. Здесь на низких каменных постаментах лежали два адмиралтейских якоря. Ржавые, трехметровые. Они были положены наклонно, упирались в плиты деревянными поперечинами-штоками. Дубовые штоки были изъедены морским червем, их железные оковки кое-где лопнули.

Ежики задумчиво потрогал якорную лапу. Он почти не удивлялся. Так не удивляются странностям во сне. Он глянул вниз. У берега к вделанному в гранит кольцу была привязана лодка. В ней тоже лежал якорь, но маленький и новый. Лодка была неподвижна, потому что не двигалась и темная гладкая вода. «Холодная», — понял Ежики и даже передернул плечами.

Впрочем, зябкости в воздухе не ощущалось. Но не было и духоты, как в городе. Все здесь оказалось не так. Воздух стоял ясным, в нем растворялась прохлада с еле заметным запахом северных тополей. В небе исчезла желтизна. Часть его укрывали серовато-белые, с пасмурным налетом облака, и солнце пряталось за ними. Но половина неба оставалась чистой и светилась бледной голубизной, в которой был уже намек на вечер.

Ежики опять взглянул на кирпичное, похожее на крепость здание. И пошел к нему по траве. Среди тишины и безлюдья.

Невысокая трава казалась седой от множества отцветших и опушенных семенами одуванчиков. Они были крупные, с кулак Ежики. Он старался не задевать пушистые эти шары, но их было очень много, и семена-парашютики то и дело стаями взлетали до коленей. Тогда он перестал смотреть под ноги и снова глянул кругом.

И увидел то, что раньше не бросилось в глаза. Всюду были якоря.

Заросшие, ушедшие в землю почти целиком, наполовину или совсем немного, они лежали и торчали там и тут. Маленькие, как в лодке, и крупные, и громадные, как на камнях у канала. Большей частью ржавые, но были и такие, что темнели чистым железом. Чаще всего попадались якоря старых, знакомых по картинкам форм, но встречались и современные — с поворотными и выдвижными лапами, хитрыми скобами, изогнутыми и составными штоками… В общем, куда ни глянешь — якоря. Видимо, сюда их свозили отовсюду — и те, что снимали со старых кораблей, и те, что находили на дне моря, на местах давних битв и крушений. Как в музей под открытым небом. Свозили, свозили и забывали…

Несколько больших якорей стояли на пригорках, как памятники. Один из них — четырехпалый, со странно выгнутым туловищем-веретеном — показался Ежики особенно интересным. Он пошел к этому якорю, а навстречу, из-за бугра, вышли трое ребят.

Девочка и двое мальчишек.

Старшему было лет четырнадцать, девочка — наверно, ровесница Ежики, а младший — совсем пацаненок, лет восьми. Подходили медленно, и Ежики успел разглядеть каждого.

Малыш — босиком, в голубой полинялой майке и серых, похожих на юбочку штанах: они забавно болтались вокруг бедер. Большеголовый он был и чумазый или такой чернявый, что просто казался неумытым. Девочка — в бледно-желтом клетчатом платьице, а поверх него замшевая курточка без рукавов и со шнурками вместо пуговиц. Старший — в зеленой рубашке и в пятнистых, как у десантников из кино, брюках-комбинезоне. Он и девочка — светлоголовые, с тонкими, даже острыми лицами и спокойными глазами. Они шли шеренгой (малыш посредине) и смотрели на Ежики. По-хорошему смотрели, он сразу понял, что от них не будет ни обиды, ни насмешки.

— Здравствуй, — сказал старший, когда все остановились.

И Ежики поймал себя, что ответил лицейским коротким наклоном головы (вот ведь, въелось все-таки!). И торопливо сказал:

— Здрасте… — Замигал от неловкости.

Старший мальчик спросил с ноткой тревожной заботы:

— Скажи, ты кого-то ищешь?

— Я… нет. Не знаю. Я ехал, и тут эта станция. Раньше не было. Я пошел… посмотреть.

Девочка слегка улыбнулась и сказала участливо:

— Ты, наверно, пришел поиграть?

— Не знаю. Поиграть… как?

— Ну, у тебя же вот… — Она острым подбородком указала на шар в руке у Ежики.

— А… Я нашел его там, на лестнице. Иду, а он лежит.

— Тогда это, значит, мой! — подпрыгнул чумазый пацаненок. — Он вчера укатился, а мы не нашли!..

— Филипп! — строго сказала девочка.

Мальчишка со странным взрослым именем Филипп дернулся, отвернулся. Глянул из-за плеча, как сердитый вороненок из-за приподнятого крылышка.

Было немного жаль находку, но как препираться с маленьким? Да к тому же это и в самом деле его шар, наверно…

— Возьми, раз твой.

Филипп обрадованно протянул руку, а старший сказал мягко, но решительно:

— Так ведь нельзя. Кто нашел — того и шар. А хочешь, чтобы снова твой был, надо выиграть.

— Ну, тогда давайте играть, — потребовал Филипп громко и со слезинкой.

— А правда, — примирительно проговорила девочка. — Пошли играть в шары.

— А… как это? — Ежики никогда не слышал про такую игру.

— Да просто это. Любой сразу поймет, — сказал старший мальчик. — Пошли, площадка тут рядом…

Пока шагали, Ежики спросил наконец:

— А что здесь такое? Ну, вокруг, вот это…

Старший мальчик (он шел впереди) ответил сразу, но со спрятанной неохотой:

— Так, заповедник. Старый…

— Музей?

— Ну… вроде…

— А еще застава, — сунулся сбоку Филипп. — Видишь кронверк? — Он махнул в сторону красного дома. — Там раньше пушки стояли, а теперь…

— Фи-ли-пп, — сказала девочка. А старший быстро спросил у Ежики:

— Но скажи: ты правда никого не ищешь?

— Да нет же… Кого мне искать?

В душе уже появилось чувство, что он и правда хочет найти кого-то или что-то. Но как скажешь о неясном?

— А может, ты тоже пограничник? — опять ввинтился в разговор малыш.

— Фи-ли-пп…

Он снова превратился в сердитого вороненка:

— Ну чего?.. Спросить нельзя.

Ежики сказал, чтобы замять неловкость:

— Это, что ли, игра такая — пограничники?

— Вроде… — отозвался старший и быстро глянул на Филиппа. — Вот, пришли…

Среди мелких горок открылась хотя и заросшая, тоже в одуванчиках, но ровная поляна.

Игра в шары оказалась похожей сразу на крокет, бильярд, гольф и кегельбан. Но правила и правда были нехитрые. Нужно было пустить по земле свой шар, попасть им по другому и тот, другой, загнать в лунку или воротца из проволоки. Лунка — три очка, воротца — пять, а через воротца в лунку — сразу пятнадцать. Кто сто очков набрал, тот и победитель.

Тяжелые, из небьющегося сплошного стекла шары без задержки летели сквозь траву, отряхивали одуванчики. И рикошетно стукались друг о друга — чак, чак… Все одного размера, блестящие, но такого красивого, как у Ежики, вишневого, больше не было. Были белые, прозрачные, или бутылочно-зеленые, да еще два лимонных…

Ежики увлекся игрой. Он купался в веселой беззаботности: как птаха, удравшая из клетки. Все вокруг было так не похоже на недавнюю жизнь, на лицей, на громады и многолюдье мегаполиса. И дышалось так… ну, будто долго-долго сидел он в духоте липкой желтой палатки и вдруг кто-то с размаху распорол тканевый полог. И оказалось, что снаружи — чистота и свежесть… Ежики сбросил капитанку. Он смеялся, отдувал от лица семена-парашютики и пускал сквозь траву скользкий шар. Научился он быстро…

Где-то позади азарта и радости в памяти у него сидело: «Надо все-таки выяснить до конца, откуда станция и что за Якорное поле…» Но шары притягивали к себе, и порой казалось даже, что это не совсем игра, а еще и задача. Словно у Кая в сказке про Снежную королеву, когда он должен был сложить из льдин заветное слово. Если Ежики выиграет, может случиться что-то хорошее. Или раскроется какая-то загадка. «Какая?» — облачком набегала секундная тревога. И улетала…

Никто пока не выигрывал. У всех почти поровну очков, даже Филипп отстал не намного.

… — Филипп, у тебя совесть-то есть? Опять шар пяткой подталкиваешь!

— Я?! Подталкиваю?! Рэм, ну чего она!.. Мне камушек под пятку попал, нога и дернулась! А шар и не двинулся…

— Не ходил бы босиком, не попадались бы камешки, — снисходительно сказал старший мальчик.

В ребячьих компаниях, когда собираются для игры, не принято знакомиться специально. Имена узнают между делом, в считалках, в перекличках… Итак, Филипп и Рэм. Девочку же окликали коротко: «Лис!» А полное имя Ежики узнал, когда поспорил. Она сказала:

— Постой… Твой шар сдвинул воротца.

— Где же сдвинул! — Ссориться не хотелось, но «ежики» в характере ощетинили колючки. К тому же сдвинутые воротца — это минус десять очков. — Их просто стеблем качнуло. А стебель ведь не шар!

— Но все равно же сдвинулись, — спокойно сказала она.