Чужие - Фло Ренцен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да ты чокнутый… — или чокнулась я? Никакая от похоти, растраханная до того, что… еще хочу? Еще его хочу? Иначе какого хера я раздвигаю ноги перед ним — теперь могу пошире —, показываю ему все и почти уже привычным движением принимаю его хер? Зачем хватаю его за задницу, заталкиваю поглубже — он беленеет и чуть ли не рычит, глазищи будто угрожают мне: «ах, ты, сучка похотливая, держись».
Я закрываю глаза, подставляясь ему. Принимаю в себя, распахнутую, удары его члена, и меня трансформируют ощущения бесконечности, бестормозовости, бешеного отрыва. Я хочу сильнее, безжалостней, бездумнее. Мне наплевать, кто там, что там сейчас во мне — мне этого мало. Теперь я гоню, иду по нарастающей. Теперь мой интервал короче, я скоро буду.
Держу глаза закрытыми и почти вижу себя со стороны. Я чувствую, как в разодранной блузке перед его носом скачут мои сиськи — это он выпростал их из бюстгальтера. Не удивляюсь, когда чувствую на них его яростные поцелуи. Когда он снова целует меня взасос, я даже не отвечаю, а просто подставляюсь — гроза пошла на самотек, гроза на грозу, стенка на стенку…
Я думала, что «встречу» себя, что этот-то уж, третий не прозеваю. Ошибалась. Он сминает меня — и вместе с ним мне больно в распухшем чреве, но я пока не позволяю этой боли поглотить меня. Я отдаюсь его ударам и кончаю. На этот раз не в силах подавить рыдающих стонов, встрясок, всхлипываний, я под конец открываю глаза, вижу его маячащее надо мной лицо, прижавшееся к моей голой коленке.
Он ездит во мне, ускорившись. Прежде чем ко мне с бахом успевает вернуться сознание, потерянное мной, когда коснулась его руки, прежде чем включается голос разума: «Он сейчас кончит… не предохранялись… целовались… ты первый раз его видишь… ВИЧ… венерические болезни… вирусы… другие болезни… ворох болезней…» — он с глухим стоном вырывает из меня член.
Его слегка перекосило, подергивает передо мной, а я «отхожу» и сквозь раздвинутые ноги наблюдаю, как он в несколько заходов выплескивает на пол сперму, а затем, прикрыв глаза, сваливается сбоку возле меня.
Оба дышим, я — тяжело, он — тяжелее, резко выталкивая воздух.
Послегрозовой долбящей влажности впору растворить пространство. Меня она, похоже, освежила первую, ввелась разрядом молнии, чтобы теперь управлять моими движениями, не дать застыть.
Я медленно спускаю ноги, босыми ступнями нащупываю сапоги, чтобы не становиться на бетон. Он смотрит на меня — взгляд номер сколько?.. Да черт с ним — я на него не смотрю.
Какая холодина в коробке, как задумчиво молчат серые стены, будто пытаются разобраться в том, что только что видели.
Не жду, снова не жду, когда же меня подкосит стыд, когда стошнит от сознания случившегося. Вставляю ноги в сапоги, не мешкая, но и не торопясь. Вправляю в лифчик залапанную грудь, застегиваю блузку. Запахиваю плащ — остыла, холодно.
Взгляда его не избегаю, но и не ищу — занимаюсь своими делами. Не собираюсь чувствовать себя униженной, растоптанной и грязной и казаться такой не хочу. Плевать, если он считает меня шлюхой. Не хочу, чтоб он возомнил, будто меня вообще интересует его реакция. Да может, и не будет ее вовсе. Плеснул — порядок. Трахнул «телку из метро». Верней, оттрахал. Бесплатно.
— Ну, ты… бо-омбочка… — раздается вдруг его голос.
А ведь я надеялась, что больше его не услышу. Что он в награду за подаренный ему спонтанный трах даст мне уйти, мать его, молча, не подвергая комментариям.
— Красивая.
Очевидно, он повнимательней разглядел меня сейчас. Или он все еще под грозовым «кайфом».
Смотрю на него — не хочу возмущенно, пристыженно тоже не хочу. Просто невольно отвечаю взглядом на его голос, потому что не получилось не реагировать совсем.
Он повернул ко мне лицо и смотрит, не мигая, слегка покачивает головой. Взгляд его и самодоволен, и полон восхищения, даже растроган как-то. Улыбка — снова наглая или просто веселая? А и правильно, чего расстраиваться-то. Вон, как у него день с утра заладился.
А у меня?..
Он поднимается и спрашивает просто, застегивая ширинку:
— Звать тя как?
Уф-ф, пошло-поехало — дыши. Дыши глубже. Я же не дышу, а шарю. Шарю по сторонам, как тупая, ищу гребаные трусы. Нашла и подбираю с пола только колготки.
Он подает мне трусики с еле подавляемой улыбкой на наглющей роже, вот сволочь же, ублюдок.
— Спасибо, — внешне — само Хладнокровие, беру трусики, а он:
— Пожалуйста, — делает вид, что пытается задержать мою руку в своей и «уговаривает»: — Да круто ж было, че ты!
Голос у него хрипловатый, а тон вовсе не грубый, не издевательский, но… да блин. Сейчас по плечу хлопнет. Сейчас, сейчас. По-простецки так.
А мне хватит. Но я выдержу и не сорвусь, вот правда. Одеться ж надо.
Благополучно надев трусики, натягиваю у него перед носом колготки, вынимая по одной ноге из сапог, потом и сами сапоги натягиваю тоже.
Он провожает, «ведет» взглядом каждое мое движение, затем волчьи глаза снова возвращаются к моему лицу, будто описывают круг.
— Так ты скажешь, как тебя звать-то? Я — …
Но я прикладываю палец к губам и делаю: «Ч-ч-ч».
Все, готова. Теперь кивнуть и спокойно, с достоинством удалиться.
Что и делаю, только без кивка.
— Когда повторим? — допытывается он мне в спину, как видно, не удивляясь ни моему уходу, ни молчанию.
Излишне, думаю, пояснять, что я не отвечаю.
— Н-ну, иди…
Я и теперь не оборачиваюсь на его голос, но слышу: в него вернулась давешняя хриплая угроза, требовательная злость, а к ним добавилась отчаянная, глухая тоска.
Все это отмечаю машинально, чтобы тут же позабыть. Так мы обычно пробегаем мимо людей, просящих денег, но, задумавшись на миг, подать или нет, так и не останавливаемся на бегу.
И — занавес.
Глоссарик
arm, aber sexy