Лестинца - Егор Фомин

Крына, уже основательно распрощавшегося с жизнью и успевшего передать привет всем своим родным и всплакнуть в юбку матери, сильно тряхнуло, и он осознал себя висящим над бездной.

Руку Кан-Туна дернуло так, что показалось, будто кости вышли из сустава, а жилы с сухим треском порвались в клочья. Края ступеней, словно ножи, впились в ребра, от его истошного крика чуть не рухнула сама Лестница. Он видел, как с плеча Крына сорвался и исчез глубоко внизу один из его тюков. «Парадное платье»: подумал он отстранено: «Для представления перед богами». А в следующую минуту понял всю неотвратимость своего положения: сейчас левая рука, судорожно хватающаяся за край ступени, разожмется, или соскользнет, они последуют за поклажей, и их больше ничто не спасет.

Разум советовал разжать пальцы правой руки, отпустить смерда, не достойного даже слизывать пыль с его сапог, но он держал. Хрипел, стонал от разламываемого на куски тела под острыми краями ступеней, обливался потом, чувствовал, что потные руки начинают скользить, цепенел от страха, но держал. Держал, отмахиваясь ото всех умных советов, которые упрямо лезли в голову.

Крын висел над бездной, подавленный беспомощностью своего состояния пытался вывернуться, зацепиться за край, но пальцы соскальзывали. Он ощущал как поклажа и все тело неумолимо тянет вниз. Он видел, что у принца нет сил, чтобы вытянуть и даже чтобы держать его. Он чувствовал себя виноватым, но не мог, не в силах был просить принца, чтобы тот отпустил его и спасся хотя бы сам.

Кан-Тун последний раз собрался с силами, и, чувствуя, как глаза вылезают из орбит, рванул Крына наверх. Тот совсем немного, на пол-ладони поднялся, но этого хватило, чтобы вцепиться в край.

Пальцы скользили по отполированной поверхности, но там, наверху, принц уже обессилено замер. Надо было подтянуться, перевалиться через край, но слишком много он потратил сил в схватке с великанами, слишком неумолимо тянула вниз ноша.

С каждым мгновением он чувствовал, как слабеет, как пальцы понемногу близятся к краю. И приготовился к последнему рывку. Он его ждал как самого светлого праздника, и как день самой тяжелой работы, в своей жизни. Всю свою душу, все свое естество, всю свою жизнь, всю боль и слезы в глазах матери, и скупые вздохи отца вложил он в этот рывок.

Поднялся до края, чуть ли не зубами вцепляясь в камень, закинул ногу на нижнюю ступень. И тут почувствовал, как вырвавшийся из обессиленного забытья принц помогает перевалиться на саму ступень.

Оба скрючились, пытаясь принять устойчивое положение на узких и крутых ступенях, сцепились вместе, вжались в лестницу, и позволили себе перевести дух.

— Послушай, Ригг, как самый, что ни на есть глазастый из нас, взгляни, там эта проклятая лестница такая же узкая? — вопросил Итернир.

— Сейчас погляжу, — отвел взгляд от бесконечных ступеней Ригг, — сколько хватает моих глаз — да. Эй! Глядите! Вокруг-то какая красотища!

От восхищенного возгласа даже Ланс прекратил неумолимое восхождение и огляделся. Действительно, он много повидал миров, но нигде не замечал такого великолепия: то недосуг было, то случая не подворачивалось. Оба застыли, не в силах оторвать глаз от раскрывшейся картины мира.

Итернир скептически повел взглядом вокруг, восхищенно присвистнул, верный своим привычкам, но, заметив, какими глазами смотрят вокруг спутники, насторожился, и странно спокойным и четким голосом проговорил:

— Сейчас осторожно, без лишних движений опуститесь на ступени, и постарайтесь при этом не глядеть вниз.

Ланс тут же настороженно напрягся и медленно начал опускаться. Ригг повернул к Итерниру непонимающее лицо, и как только он столь резко оторвал взгляд от картины внизу, его тут же качнуло, повело в сторону, но привычное, натренированное тело к счастью быстро справилось, установив шаткое равновесие. Вопросительно и беспомощно он смотрел на Итернира, застыв на полусогнутых коленях, раскинув руки.

— Медленно опускайся, — все понимающим, но не менее уверенным, тоном почти приказал тот, — и не отрывай от меня глаз.

Настороженно цепко не отпуская связующую нить взгляда, на порой предательски подрагивающих коленях, он медленно-медленно опустился и попытался охватить ступень, будто не собираясь никогда больше с ней не расставаться.

— Не надо смотреть вниз, — проговорил Итернир наставительным тоном, когда все немного успокоились, — от этого может закружиться голова, а ноги дать короткую слабину. А на такой узкой лестнице это значит — фьюить! И внизу. Это — закон! — подвел он черту и весело подмигнул Риггу, — ну, что? Струхнул малость?

— Да есть немного, — смущенно признался тот.

Чем вызвал уважительный взгляд со стороны Ланса.

— Молодец, что не стал оправдываться, — поспешил объяснить Итернир Риггу. — Я бы, например, сказал бы, что это у меня так, шнурки развязались.

Напряжение слегка спало.

— Слушайте, чего я скажу, други, — помпезно заявил Итернир, поелику ветер мне нашептал, что вечер уже не за горами, а ночевать на таких роскошных ложах, — он похлопал по узкой ступени, на которой сидел верхом, — мне не представляется возможным, предлагаю, не сходя с этого места, свершить обряд принятия пищи и опосля уже рвануть наверх, уповая лишь на то, что всемогущие боги в милости своей предусмотрели наверху отдохновение для страждущих. Уж там-то мы и отоспимся. А?

— Наверное, было бы неплохо, — почесал в затылке Ригг, прислушиваясь к гудящим ногам, и, замечая краем глаза, что Ланс уже без лишних слов развязывает тесемки мешка, меж тем внимательно глядя, чтобы копье никуда не соскочило.

— Прошу вас, пожалуйста, угощайтесь, — сказал Ригг, доставая жареное мясо, переложенное ароматными травами и приготовленное столь искусно, что от запаха голова кружилась надежнее, чем от взгляда за край.

Итернир гордо отстегнул от пояса флягу превосходного вина, а Ланс скромно и молча выставил на общий стол свою нехитрую снедь солонину, хлеб и овощи.

Из-за узости ступеней сидеть было не слишком-то удобно, даже Итерниру не помогал свернутый плащ. Даже лакомый кусок не тешил. Но все стойко держались, стараясь не нарушить шаткого равновесия общения.

— Ригг, братишка, — не прекращая жевать, вспомнил Итернир, о давно заданном вопросе, — за всей этой суетой сует со всякими великанами, кстати, здорово мы их все-таки приложили, а принцу этому я башку все-таки откручу, не нравятся мне все эти высокородные, мы как-то забыли о том разговоре, что вели с тобой. Помнишь?

— Вообще-то нет, — честно признался Ригг, отрываясь от куска мяса.

— Я о том, зачем ты на эту гору полез? Я к тому, что тебя такая любящая девица ждет, чего же тебе еще надо?