Хроники Финского спецпереселенца - Татьяна Петровна Мельникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПАРКАЛА
В нашу деревню пасти овец каждое лето нанимался все один и тот же человек, звали его Павел Иванович. Он был одинокий и легкомышленный. В голове у него очевидно не было извилин, кроме того хромой. Порядок в деревне был заведен такой: сколько овец у какого хозяина, столько дней Павла Ивановича обязан кормить, давать чистое нижнее белье и снабдить его продуктами на целый день. Утром рано позавтракает и пошел по деревне женщин будить. Кроме кнута у него было пустое старое ведро и колотушка, которой ударяя по ведру, мог хоть мертвого поднять. Пас он овец обычно 1км от деревни, в специально отведенном месте. Пригнав свое стадо до места назначения, сам занимал свое любимое место -залазит на огромный валун и начинает сортировать содержимое в сумке, а продукты он сам себе накладывал, сколько хотел. Каждое утро ему пекли свежие пироги. Плотно поест и спускается вниз с этого валуна. Достает пирог круглого диаметра и начинает его катать как колесо по земле. На эти его чудачества никто не обращал серьезного внимания, все знали об этом, что у него ветер гуляет в мозгах. Вечером, пригнав овец домой, садится ужинать, а после ужина подавай ему чай, на что он был большой любитель. Самовары у нас по всей деревне были, медные, емкостью 10 литров. Перед тем, как приступить чаевничать – первым долгом спрашивал: Сегодня заварка с какого чая сделана? Но так как все давно знали, что он пьет только малиновый чаи, то несмотря на то, с какого бы чая заварка не была, говорили всегда говорили, что с малинового. И тогда он расстёгивал на рубашке все пуговицы и пока не осушит все содержимое из самовара, со стола не вставал. Пацаны его дразнили «Паркала». Эта кличка прилипла к нему следующим образом: будучи ещё несовершеннолетним – отец взял его с собой в Ленинград. Вдруг он захотел пить – отец дал ему копейки на квас, а сам в это время начал торговаться, хотел себе купить сапоги с рук. Это было на Мальцевском рынке. Когда отец купил себе сапоги, то Павла нигде не видно было. Он десятки раз прошел вдоль и поперек все торговые ряди, но сын как сквозь землю провалился.
Каким-то чудом он оказался за городом в селе Паркалово. Вот с тех пор ему на всю жизнь присвоили это прозвище. Порой его до того донимали, просто невыносимо. Пацаны целой оравой станут от него метров 30 и хором кричат: «Паркала».
Терпение его наконец лопнет и тогда только успевай скрыться – иначе плохо тому, кого он достанет своим отменным кожаным кнутом.
Посреди деревни, крайний дом от пожарного колодца, жил Дядя Саша. У него было четыре сына: Иван, Осип, Петр, Павел. Каждый год Дядя Саша со своими сыновьями нанимался плотничать. Кому дом новый срубят, кому сарай или баню. Обычай у них такой был – если ты нанял, то поставь магарыч, начин надо обмыть. Однажды наш отец нанял их сарай рубить, но как положено по закону поставил магарыч. Когда глава семьи был уже во хмелю, он начал излагать, как он воспитывает своих сыновей. Сколько трудов я приложил, чтобы достичь желаемого, а сыновья тоже навеселе и слушают, что батя про них расскажет, излагаю все как оно было. «Смотри, Иван Кириллович, какие молодцы у меня сыновья, все как один спиртное принимают отменно – здесь только моя заслуга!» Сперва, когда я начал вместе с ними пить, то не мало мук перенес. Осип и Иван, эти как-то сразу пили не плохо, а Петр не дай господь никому, только выпьет – тут же его вырвет. Потом я научил его делать так: как только его начинает рвать – подставляю стакан, иногда просто чистая водка льется и заставляю пить это повторно. С Павлом, тоже пришлось мучиться, но намного меньше, чем с Петром. А теперь они уже в норму вошли, ведь от родительских обязанностей нас никто не освободил. Вот послушайте по этому поводу четверостишие:
Хотите, друзья, не хотите ли,
А дело, товарищи, в том,
Что прежде всего мы родители,
А все остальное потом.
«Ну как?» – спросил Дядя Саша. Все согласились с ним, что это верно, как никогда. Он заулыбался и в душе остался доволен, что сумел доказать все по уму.
Иногда к нам в деревню заезжали цыгане и всегда останавливались у Дяди Саши, душа у него была простая и открытая, он никому не отказывал в ночлеге, всегда от всей души принимал. Как-то весной, опять приехали к нам знакомые цыгане. Кони на этот раз у них выглядели неважно. Шерсть на них была длинная и по бокам резко выступали ребра. Мы, ребятишки, тут-как-тут, окружили цыганских коней и стали их гладить, как своих. Они были привязаны к березе, а цыгане грелись со своими детьми у железной печи. Дядя Саша расспрашивал старого цыгана: «Откуда путь держите и куда?» – «Вот, батюшка, едем от Иванова и до вас, нигде даже греться не пустили, народ пошел на дай Бог. Я это им так не оставлю», – сказал Ян, – «Погоды будут теплые, заеду как-нибудь и сведу с ними счеты» – «Дядя Ян, а почему нынче кони у тебя такие худые?» – «Я только их на той неделе променял. Помнишь у меня, был гнедой конь, он уже сильно состарился, так что с него толку мало было. Вот за него я этих двух молоденьких взял, правда они сильно худые, но ничего, летом поправятся». Один, из наших ребят подошел, сзаду к цыганским коням, их было двое и оба одинаковой масти. Мы не заметили, только услышали крик Осипа Метсо, его лягнула цыганская лошадь. В это время к нам подходил его отец, услышав крик своего сына, который валялся на земле. Поднял сына, тот все еще продолжал плакать, спросил: «Что случилось?» – «Цыганская лошадь меня лягнула» – «Которая? – спросил отец. Осип не помнил которая! Тогда Иван Иванович, так звали его отца, схватил обеих коней за хвосты и резко дернул,
