На изломе. Роман и повесть - Александр Гусаров

– Вольно!

Дежурный Шурик Алёхин метров за десять перешёл на строевой шаг.

– Товарищ капитан, во время моего дежурства…., – начал он, остановившись напротив командира роты.

Кулагин прервал доклад жестом руки.

– Всё в порядке?

– Так точно!

– Несите службу, – кивнул он дежурному, а сам с незнакомым офицером зашёл в канцелярию роты.

Женя улыбнулся, припоминая, как Алёхин заступил первый раз дежурным по роте. Он тогда вместе с ним попал в наряд. Тот так ответственно подошёл к выполнению своих обязанностей, что ещё за полчаса до общего подъёма начал орать, что было силы:

– Рота приготовиться к подъёму! Подъём через тридцать минут!

– Ты что идиот! – послышалось возмущённое восклицание.

– Отберите у него штык-нож, а то он кого-нибудь зарежет, – прокомментировал кто-то из расположения.

– Радуйтесь, что он с двенадцати ночи нас не стал будить, – высказался ещё кто-то.

Шурик едва успел увернуться от пролетевшего над его ухом тяжёлого курсантского сапога.

Он сразу же осознал свою оплошность, но смеху было много. Дежурными по роте начиная со второго курса, ходили почти все без исключения курсанты, и урок этот был для остальных весьма поучительным.

Дверь канцелярии роты была неподалёку от дневального. Офицер, что вошёл следом за Кулагиным едва её прикрыл, так что осталась небольшая щель и, Женя стал невольным свидетелем откровенного разговора.

Он услышал голос ротного.

– Как там жизнь за бугром?

– По сравнению с тем, что творится в Союзе – небо и земля. В чём-то даже похоже на училище. Боевая подготовка. Чёткий распорядок дня. Занятия, стрельбы, ученья. Строительства почти никакого, хозработ тоже. Жильём все обеспечены. Зарплата идёт и там и в Союзе.

– Тебе скоро заменяться?

– Год остался, – было слышно, как офицер грустно вздохнул.

– И куда?

– Пока не знаю. Написал в Одесский округ, где теплее и поближе к морю, но шансов мало. Сам знаешь, что связей у меня нет. Помнишь, как в анекдоте: – «Приходит сын к отцу полковнику и спрашивает: – Папа, смогу я дослужиться до подполковника? – тот говорит: – Сможешь сынок. – Сын спрашивает: – А до полковника? – Папа отвечает. – И до полковника сможешь, надо только не одну жопу облизать. – А до генерала? – спрашивает сын. – Подумал отец и головой покачал: – До генерала, сынок, не сможешь. – Почему, папа? – У генерала свой сынок есть».

Стало тихо. Первым заговорил незнакомый офицер.

– Это почти про меня. Но у меня и папы полковника нету. А лезть вон из кожи, чтобы выслужиться не в моём характере.

– Может, на лапу кому сунуть.

– У нас начальника отдела кадров дивизии недавно посадили. Так что пока всё токмо по блату.

– Меня тоже могут скоро в войска перевести, – произнёс Кулагин.

Женя напрягся. Офицер поучительно проговорил.

– Постарайся задержаться, сколько сможешь, сам знаешь, что сейчас в войсках, особенно в вашем округе – одно строительство. От солдат кроме – «рускэ не знаю», – ничего не услышишь. Ты здесь курсантов за матерные слова наказываешь, а там это второй родной язык. Начальник училища на моей памяти десять суток объявил курсанту за то, что тот вилкой масло на хлеб намазывает. А в войсках и вилок-то нет. Одни ложки и то половина с дырками – типа учебные. Или с надписями: «Ищи сука мясо». Есть чему повеселиться. Мордобой повсеместно. Потому что ничего ты реально злостному нарушителю дисциплины не сделаешь. Доложишь – сам же и виноват будешь. А курсанты – это ведь цвет нации. Как говорится: «Душа – Богу, сердце – женщине, долг – Отечеству, честь – никому!». Конечно карьеристы и доносчики, как и повсюду, но на порядок меньше. Вот как попадут в войска, у них из головы романтика начнёт выветриваться.

– Что-то ты совсем страшную картину нарисовал, – было понятно, что ротный улыбается.

– Ну, чуть преувеличил, – согласился офицер. – В жизни не всё так однозначно. Когда в стакане половина воды налито – один видит, что он наполовину пуст, а второй, что он наполовину полон.

– Ладно, что мы о грустном. Расскажи лучше, как там живётся. Отдохнуть-то можно? – спросил Кулагин.

– Отдохнуть, там есть где. Гаштеты – это такие ресторанчики, – пояснил офицер, – на каждом углу. Пиво свежее, сосиски. Вечером потанцевать можно. Роман закрутить. Правда, надо быть осторожней в связях, чтобы особисты не пронюхали. Если засекут за связь с немкой, в двадцать четыре часа отправят в Союз. С языком проблемы. Как мне не втолковывали в школе: «Учи иностранные языки. Учи иностранные языки», – толку не было. Так до сих пор и пишу в анкете; «Читаю и перевожу со словарём», – то есть, ни того, ни другого делать не умею. Даже такая история на почве этого незнания случилась, – офицер немного помолчал и продолжал. – Перед отпуском у нас должны были проводиться стрельбы. Кстати стрельбище там оборудовано по последнему слову техники. Пульты, подъёмники работают, как часы. Одно плохо частые дожди и от этого то и дело замыкают электрические фонарики. Ни подсветить, как следует, ни оружие после стрельбы проверить. Стали мы их засовывать в презервативы. Вода не пропадает и свет резина хорошо пропускает.

Пошли делать очередную закупку. Заходим в незнакомый супермаркет – витрины сверкают, всё блестит, выбор огромный. В общем, без консультации и не сориентируешься. Я к продавщице, а по-немецки знаю, что groß – большой, danke – спасибо, nein – нет. Продавщица молоденькая и симпатичная девчонка, рядом с ней стоят ещё две, точно такого же возраста. Я на витрину показываю: дайте, мол, презервативы по-гроссее и руки для наглядности развожу на полметра. Продавщицы между собой переглянулись и захихикали. Подаёт она мне упаковку, я развожу руки: «Такой?!», – она краснеет и пожимает плечами. Я тогда засовываю руку в карман. Она побледнела и на меня испуганно руками замахала: «Nein! Nein!». Подумала видно, что от нас русских, чего хочешь ожидать можно: типа щас как вывалю на прилавок своё хозяйство. А я достаю из кармана фонарик включаю и выключаю для наглядности. Ну, и жестом показываю на небо: wasser – от воды, мол. Тут и до них дошло. Посмеялись вместе. Так что бывает и так. И смешно, и грустно…

– На жизнь благополучную посмотрел, значит, – произнёс Кулагин.

– Со стороны всё больше, Саня, со стороны. А так, как и в Союзе: два выходных один – летом, второй – зимой. Вырываемся иногда, но редко. Больше служба, служба. Ну и то, что дури, намного меньше, чем здесь – это факт.

Разговор Жене до конца дослушать не удалось, пришло время его смены. Но мысли у него промелькнули невесёлые. Офицеры с детства представлялись ему праведниками и героями, чуть ли не ангелами, спустившимися с небес. А тут, судя по разговору, впереди его могло ждать немало трудностей. Получается, что и в армии без связей никуда не денешься. Информацию о профессии военного он черпал из кинофильмов и книг и даже мысли не допускал о несправедливости при получении очередных званий и должности. Маршальский жезл был у него можно сказать в кармане. Надо было лишь достойно служить, а уж родина отблагодарит каждого по заслугам. Ещё больше его расстроила новость о том, что Кулагина могут перевести. Тот пользовался большим авторитетом среди курсантов, но как это чаще всего бывает – не у начальства.

Он погрузился в воспоминания: месяца два назад перед выездом на «учебку», где с ними проводились полевые занятия, и боевые стрельбы Женя со своими друзьями Лерой, Серёгой и Володей решили остричься наголо. Он отважился первым. Остальные ребята, посмотрев на его подстриженную макушку повторить эксперимент передумали. Так и сверкал он своей поблёскивавшей головой в гордом одиночестве. Но это его и выручило во время стрельб.

Женя заступил в наряд по учебному центру. Когда почти вся рота уже отстреляла, его вызвали на огневой рубеж прямо от тумбочки. Он выхватил из пирамиды первый попавшийся автомат, расписался в получении и побежал на стрельбище. Получив перед огневым рубежом боеприпасы, поспешил отстрелять упражнение. Но автомат у него был чужой, так что все патроны он успешно выпустил мимо цели. Выполнив упражнение, зашагал на доклад к командиру роты. Не дожидаясь его слов, Кулагин встретил Женю весёлым голосом:

– Ну, что Холодов, в белый свет, как в копеечку!

– Так точно! – уныло ответил он.

– Понятно. Ладно, за твою лысую голову ставлю тебе три балла. Иди, неси службу.

– Есть! – бодро ответил Евгений нисколько не обиженный на шутку ротного. Тоном она был произнесена весёлым и уважительным. Да и знал он, что Женя стреляет неплохо.

С этих пор он зарёкся стрелять из чужого оружия. За своим автоматом стал ухаживать с настоящей любовью. Научился пристреливать его по себе, смазывать, чистить и обращаться, словно с живым.

В очередной раз Женя встал к тумбочке поздней ночью. Рота крепко спала. Он прошел мимо мирно посапывающих товарищей с лёгкой завистью. Как же хотелось забраться под одеяло, прижать голову к жесткой подушке и спать, спать….