Кошка Скрябин и другие - Марианна Гончарова

Правда, вчера он сел на нижнюю ветку, зазевался, и Амур клацнул зубами практически по его крылу. Воробей разорался, расскандалился. И никакого акцента. Никакого акцента совсем. Как был деревня, так и остался.

Собака Амур гигантский. Мы брали щенка собаки. Оказался щенок коня.

Если в прихожей становится на задние лапы, может достать до верхней полки и снять оттуда шляпу.

Вчера встал.

Достал.

Снял.

Скотина…

Наш дом у реки, а на другом берегу – поле. Называется Верона. Не знаю почему, наверное, потому, что бывший хозяин угодий был итальянцем, и еще потому, что там много небольших озер и прудов. На Вероне хозяйничает стая дерзких бродячих собак.

Дуня-дурочка сначала тявкала на собак с нашей стороны, но те или не слышали, или делали вид, что не слышат – много чести обращать внимание на какую-то шныряющую туфлю. И вот Дуня, осваивая территорию, научилась переходить реку по шаткому мостику. С упорством спортсмена-олимпийца она ежедневно прибавляла новые сантиметры, мелко перебирая своими лапками-карандашиками. Наконец она добралась до противоположного берега и ступила на чужую территорию. Завидев невдалеке чужих собак, она стала звонко тявкать. Псы переглянулись и двинули на тявкающую Дуню «свиньей».

– Гыы, – ухмылялся вожак с рваным ухом, – гыыы. Гля, муха, гыы.

Мы застыли на нашем берегу – перебраться никак невозможно, мостик ветхий, вокруг даже на машине точно не успеем, стали кричать, шуметь, чтобы отвлечь от Дуни стаю. Но та вкрадчиво и грозно шла, напряженно пригнув головы, не обращая на нас внимания.

Дуня, конечно, осознала, что влипла, только – какая молодец! – виду не подала, стала месить лапками землю, как конь перед боем, и продолжала тявкать, правда уже скорей жалобно.

Рваное Ухо ускоряется, уже не идет, а бежит, скачет, несется, за ним вся стая. Дуня визжит. Я закрываю лицо руками.

И вдруг над рекой, над нашим кварталом, над Вероной, отталкиваясь от всех поверхностей жестким четким эхом, разносится раскатистое, басовитое, мощное, командное:

– Р-р-р-ргав!!!

Рваное Ухо резко тормозит и буксует по песку. Собаки сваливаются друг на друга и в кучу от неожиданности.

– Ша! – замирает вожак стаи и, обращаясь к Дуне, галантно: – Мадам, шо ж вы раньше не сказали, хто вы? Виноваты. Неувязочка вышла. Как грицца, готовы искупить. Мы же не знали, что вы – дама Черного. Так бы и сказали, мадам.

– Мадемуазель! – хамовато тявкает в ответ Дуня, разворачивается и медленно перебирается по ветхому, шаткому мостику на нашу сторону, стараясь сохранить величественную осанку.

Стая зароптала: «Акела промахнулся! Акела промахнулся!» Но вожак рявкнул:

– Цыть! Это мелкая от Черного. Ее не трогать.

Амур еще сонно стоит, смотрит на ту сторону реки тяжело исподлобья, потом зевает и укладывается на траву дремать. Собаки на той стороне, оглядываясь, тихонько ретируются.

Угощаю Амура орехами. Он открывает пасть, берет орешек зубами, аккуратно вывернув губы. И тут же начинают работать две экскаваторные лопаты. Шлепают, гудят, шмыгают, хлопают. Через секунду удивленный взгляд:

– Каак? Все?

И печальное недовольное ворчанье:

– И что это было? Орешек? Вот то, маленькое, – орешек? Какой орешек? А был ли орешек? Кто его видел? Кто его пробовал?

Протягиваю следующий. Вздыхает, укор во взгляде:

– А вот если насыпать этих вкусных штук в миску любимой собачке – это никак, да? Чтоб побольше? А? Ладно, давай сюда эту крошку. Жадина.

Дуня – девушка хозяйственная: все в дом, все в дом! Она у нас маленькая, выныривает в щель под калиткой и так же обратно, но уже с товаром. Тащит отовсюду все, что может утащить, иногда тяжесть в несколько раз больше Дуниного живого веса. Притаскивает и раскладывает на террасе в художественном беспорядке. Выходишь утром: э! Так совсем же другой двор! Красота – инсталляции повсюду. Посреди двора сидит Дуня – сияет, склоняет голову то вправо, то влево, довольная:

– Ну как? Удивила?

Мы не то чтобы хвалим, мы стараемся как можно быстрей разнести краденое по соседям: сандалии, шлепанцы, садовые галоши, игрушки, метлы, совки и веники.

Недавно Дуня приволокла шикарную белую байку с британским флагом. Ну как белую, бывшую белую, потому что как раз ее Дуня подстилает под себя, чтобы ей было чистенько и по-английски. Никак не могли найти хозяина, пока не поняли, что байка Линкина. А недели две тому назад мы проснулись от грохота, лязга и скрежета: Дуня пыталась протащить под калиткой детский трехколесный велосипедик.

И тут вдруг – тихо. Сидит, смотрит в одну точку, лицо ее приняло мечтательное выражение. Стала милая, застенчивая, воровать бросила. И все-то ей хорошо: со слезами на глазах растроганно наблюдает сизый туман над нашей рекой, а то и невесомым ласковым снегопадом любуется, опять же холодная одинокая луна – ей подруга и собеседница, Дуня по ночам рассказывает ей что-то, тихонько поскуливая. Мы сразу поняли эту неизъяснимую отраду, это сердечное томление, теснившее младую грудь, и ожидание… кого-нибудь! Нам еще этого не хватало. Мы ее предупредили: Дуня! Не забывай, ты – девушка из порядочной семьи, Дуня. И даже впихнули насильно ей в пасть таблетку от мечтательности.

Но Дуню это не остановило. «Докучны стали ей и звуки ласковых речей, и взор заботливой прислуги. В уныние погружена…» Простите, Александр Сергеич, но лучше кто же скажет, кто же скажет лучше-то?! Словом, загуляла наша девица. И потерялась. Мы кинулись искать. Далеко ведь уйти не могла, лапки короткие, города не знает. Потом, она все-таки боялась далеко отходить от дома. Даня, сын мой, даже сказал, что Дуня точно никуда от нас не сбежит, она же понимает, какую карьеру сделала! Опросили всех соседей, оббегали весь квартал. Украсть не могли – кому она нужна кроме нас. А там кто знает. Соседские бульдоги через забор комплименты ей делали, серенады пели. Может, увели? Гусар какой-нибудь залетный. Неужели увели?! А эта наша дура! «Блаженство темное зовет». И эту, как ее… «негу жизни узнает». Узнает, а нам потом щеняток пристраивать. Короче, пропала. Вечером ее привел кот с маминого двора. Кот по имени Зять, которого мама кормит и лечит. Не знаю, как они, Дуня с котом, договорились. Но пришли они вместе. Тащились цугом. Он решительно перся впереди с недовольной мордой, она виновато трусила – за ним. Он вошел во двор, постоял, осмотрелся по-хозяйски, поглядел на нас вопросительно и зло, пока мы не предложили ему на чай. Взял печенкой, ушел, сплюнув и покачивая головой.

Дуня виновато отворачивалась, боялась смотреть в глаза.

Через две недели мы поняли, что Дуня беременна. Расцвела, едой перебирает, на нас покрикивает, что творожку бы ей и рыбки без косточек. И мы несем. Что уж тут. Чай, не звери. Люди.

Дуня родила троих щеняток. Муж мой Кузьмич зовет их по-одесски Семачки. Дуня маленькая, а щенки совсем крохотные, черные, гладенькие, точно как семечки. Ну конечно, чуть больше, как новорожденные котята.

– Так! – деловито роется в Сети муж Кузьмич, забивает в поисковик: – Чем кормить кормящую… – Поисковик сразу выдает результат: – Кормящую… – читает Кузьмич, – суку. Кого?! Су-ку? – И потрясенно оборачиваясь ко мне, говорит: – Дунечка же не суууука?

– А кто? – ехидно интересуюсь я.

– Нннууу… Она… Она… – сникает. – А что, другого названия для нашей Дуни нету? То есть если я ее повезу к ветеринару, то он в карточке напишет «сука»?!

– Так мы же возили ее к ветеринару, еще безымянную! – вспоминаю я. – Что написано в Дунином паспорте, где отмечены прививки?

Мы наперегонки бежим к шкафу, где лежат паспорта наших собак. Муж достает паспорт, я заглядываю из-под его локтя.

Оба мы видим, что паспорт подписан так: фамилия хозяина, на месте имени – пустое место, а в месте «пол» написано «кобель». В этот момент в дверях кухни появляется Дуня. Мы смотрим на нее растерянно, а она – твердо и внимательно, мол, кобель или сука, а покушать надо, мне детей кормить.

Дунины Семачки подросли, потолстели. Два мальчика и чудная нежная девочка. Мальчик, что покрепче, курлыкает. Как ни подойдешь, курлыкает. Спрашиваю ветеринара, а что это с ним. Доктор Малиношевский спокойно:

– Это он рычит.

– Это вот «кульльлькльль» называется «рычит»?

– Ну, – пожимает плечами доктор Малиношевский, – какая собака, такое и рычание.

Сначала Дуня света белого не видела – возилась со щенятами: кормила, ела, кормила, ела. Выкормила на свою голову. Такие толстые, что лапы не помещаются под кузовом, а торчат в стороны. Поэтому щенятки пока еще ходят плохо. Но Дуня уже начала выходить в свет. Станет напротив соседского двора и стоит, вроде а я просто погулять вышла. Мы-то понимаем почему. Щенята-мальчишки – копия соседского Барсика. Барсик – жуткий хулиган, повеса, крикливый, кусачий, скандальный, помесь болонки с неболонкой. А Дуня, дура кокетливая, стоит, ножкой игриво водит вперед-назад, косит глазом в соседний двор, а Барсик даже не смотрит в ее сторону, сосредоточенно играет с растерзанным теннисным мячиком. И ничего его более не интересует, и нет ничего ему дороже.