Впереди - самое лучшее - Мари Феррарелла

— Карнавал длится целых одиннадцать дней. Начинается он шестого января. Двенадцать ночей, — уточнил он, а затем замолк. Его удивило выражение ее лица. Все, кто думал, будто знает его, постоянно приноравливались к нему, полагая, что так быстрее приобретешь его благосклонность. Она явно не собиралась подлаживаться. — Вы улыбаетесь. Неужто я сказал что-то потешное? Хотелось бы знать, что именно, чтобы время от времени я мог это повторить. Если только не я сам вызвал вашу улыбку.

Пожми сильно она его руку, разве не просочилось бы несколько капель его очарования на ладонь? Пожалуй. Этот мужчина, казалось, источал одни чары. Даже легкое прикосновение пальцев к ножке бокала казалось чувственным. Возникло такое ощущение, будто это он к ней прикоснулся.

Она мгновенно вскочила со стула.

— Я здесь не для того, чтобы брать интервью о карнавале, мистер О’Хара. Я тут для того, чтобы говорить о вас.

Лицо О’Хара расплылось в широкой улыбке. Она мне нравится, решил он. Эта женщина знает, чего хочет.

— Как вам угодно, — покладисто произнес он.

Если б он присмотрелся повнимательней, то смог бы обнаружить под маской решимости смущение.

— Я лишь пытался понять, насколько хорошо вы знакомы с подобными празднествами, — пояснил Грант.

— Зачем? — Ей вечно бывали подозрительны мотивы, которыми руководствовались люди. Она считала, что как раз это качество помогает проникать ей в суть событий. Но именно это и привело ее к одиночеству, побочному следствию подозрительности. — Неужели я отправляюсь в большое путешествие?

Он вспомнил о приглашении на королевский бал, что прислали ему.

— Ну, это позже, — пообещал Грант. — Однако вам, думаю, сегодня вечером следует быть поосторожней на улицах. В городе ожидается мощнейший ураган, но горожане решительно настроены на проведение празднества. То, что вы видели до сих пор, к вечеру усилится вдесятеро, гарантирую. Весь день праздничные шествия и парады сменяли друг друга, но настоящее столпотворение… — он произнес эти слова с нежной улыбкой, словно речь шла о любимой, но немного эксцентричной двоюродной бабушке, — начнется этим вечером. Стэн предупредил вас насчет бросков?

«Вероятно, нет», — догадался Грант. Он сомневался, что Стэн помнит, какой сейчас месяц, тем более — о том, что сейчас в Новом Орлеане проходит карнавал. Этот человек забыл обо всем на свете, кроме своего нынешнего занятия — а в последние десять лет им был журнал, — даже о личной жизни.

«Порой и я забываюсь за работой», — подумалось Гранту. Конечно, у него была личная жизнь, внешне удовлетворяющая его, на которую другие мужчины смотрели с завистью. Но ему чего-то не хватало. Он надеялся, что впереди его ждет нечто большее, нежели президентство в компании «О’Хара Коммюникейшнз».

— Броски? — Шайен растерянно посмотрела на него. — Что это, своего рода местный жаргон?

Так он и думал. Склонившись над маленьким столиком, он мгновенно создал доверительную атмосферу, в чем его соперникам всегда было трудно сравняться с ним.

— Местный ритуал. Во время шествия люди на платформах бросают вещи в толпу. Подарки, жетоны, — уточнил он. — Если что-нибудь упадет возле ваших ног, не подбирайте.

— И это все?

— Да, пожалуй. Если вы тотчас же попытаетесь подобрать эту вещь, то рискуете потерять палец или по крайней мере сломать его.

У всех, кто не раз бывал на карнавале, есть собственный набор страшных историй вперемешку с рассказами о грандиозных попойках.

— Если кто-нибудь бросит какую-то вещицу в вашу сторону и вы заметите это, поставьте на нее ногу в знак того, что это ваша собственность. Подождите, когда интерес поугаснет, и затем подберите ее.

«Великолепно, — храбро подумала Шайен, — я ему подыграю».

— Ногу-то я не потеряю?

«Неужто она заядлая спорщица?» — огорчился он.

Для шуток у него был слишком серьезный вид. Шайен начинала верить ему.

— Что за безделушки они бросают?

— Бусы из поддельного жемчуга, медальоны, иногда цветные фишки, — перечислял Грант традиционный набор предметов.

Шайен подняла брови.

— Вряд ли из-за этого стоит терять палец.

Он согласился с ней, но в поведении толпы есть нечто необъяснимое. Трудно понять, отчего люди стараются заполучить эти безделушки, а ведь он не раз присутствовал при подобном безумии.

— Толпу охватывает возбуждение. Люди борются друг с другом за маленькие символы минувшего праздника.

«Что же придумать, — размышлял он, — чтобы и в ее глазах вспыхнуло подобное волнение?»

— Каждый так или иначе оказывается вовлечен в происходящее здесь безумие, — их взгляды скрестились. — Даже самые хладнокровные.

«Уж я-то не окажусь вовлеченной», — подумала Шайен, но промолчала: не ребенок же она, чтобы говорить об этом вслух. А в интервью она отразит не собственные мысли по этому поводу, а взгляды О’Хара, за которым стоят корпорация, деньги, платежеспособная репутация.

— Все кричат бросальщикам, — продолжал объяснять Грант, — стараясь привлечь их внимание, умоляя, чтобы им что-нибудь кинули. — Он тихо рассмеялся, вспомнив женщин в черном одеянии и с серьезными глазами, которые длинной чередой прошли через его детство, приучая его к повиновению. — Говорят, лучше всего бросать в монашек, хотя всегда найдутся предприимчивые женщины, переодетые в монашек. Но много и таких, что сочтут: уж лучшей мишени, чем оголенное до пояса женское тело, не сыскать.

«Он, верно, шутит?» Шайен с трудом переварила странную картину: люди в ярких маскарадных нарядах на платформах швыряют в одетых монашками женщин декоративной бижутерией.

Однако О’Хара не походил на шутника, сочиняющего неправдоподобные байки.

— Ладно. Суть ясна, — промолвила она. — Я не стану охотиться за безделушками.

Грант довольно кивнул головой.

— Могу я осведомиться: какой маскарадный костюм вы выбрали?

Он по-прежнему спрашивает больше, чем она. Такое положение дел следует поскорее изменить.

— Я и не думала надевать маскарадный костюм, — честно ответила она. Подобная мысль не приходила ей в голову. Она приехала сюда работать, а не разгуливать по вечеринкам.

Ему не верилось, что кто-то сможет, оказавшись здесь во время Марди Грас, не надеть маскарадный наряд.

— Да, но так принято. Все носят.

«Почему бы нам не заняться любовью, Шайен? Все занимаются».

«Я не все, Джефф. Я не хочу вступать с мужчиной в интимные отношения, пока не выйду за него замуж: если ты не уважаешь мое решение, уходи».

И он ушел… прихватив с собой ее сердце.

«О чем это я?» — упрекнула себя Шайен. Она ведь долгие годы не вспоминала о Джеффе Долане. Тщательно запрятала всякое воспоминание о нем, вместе со своим выпускным альбомом, на дно картонной коробки и засунула ее в глубь большого стенного шкафа. Он был ее первой любовью, первым, кому она открыла свое сердце. А он-то лишь хотел насладиться ее грудью… так же, как и прочими сокровенными прелестями.