Завтра. Гром завтра. Солнечный восход завтра. Долгая дорога в завтра - Артур Лео Загат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из-за их смерти, мои друзья, и потому, что мы жили со смертью, дух свободы не умер в Америке. Благодаря нашей работе азиафриканцам удалось победить лишь тела наших людей, но не их дух. Все эти годы сохранялось у наших угнетенных соотечественников стремление жить и бороться за свободу.
И поэтому, мои друзья из Тайной Сети, услышав этот ультиматум азиафриканцев, мы поняли, что прежде всего нам нужно решить, как на него отвечать. И если больше нет надежды на освобождение, наш долг – призвать соотечественников избрать меньшее из зол, с которыми мы сталкиваемся.
Как ни ужасно вечно жить в рабстве, но все же не лучше ли жить на земле, где мы родились, чем быть изгнанными с нее? Такой вопрос я недавно задал вам, и вы все ответили на него. И вот результат.
* * *
Свист прекратился. Кто-то шумно вздохнул. Сердце Дикара колотилось о ребра, его ладони стали влажными от холодного пота.
Свист начался снова – и снова прекратился. Джонстоун ничего не сказал.
– Выкладывай! – хрипло прорычал Нэт.
Голос в комнате словно не принадлежал Джондоусону.
– Триста пятьдесят семь голосов. Все, за исключением двух, за то, чтобы сдаться.
Джондоусон сделал жест, словно отталкивал что-то от себя.
Уолт рассмеялся.
– Они поступят, как говорит Тайная Сеть.
От его смеха Дикару стало холодно.
– Это конец, джентльмены, – сказал Уолт. – Конец нашего военного совета.
– Что ж, – сказал Нэт, пожимая плечами. – Думаю, нам очень повезло, что мы здесь на Горе. Детишки прожили здесь в безопасности много лет. У нас тоже может получиться.
Норманфентон не шевелился и ничего не говорил. Он больше не напоминал Дикару большой дуб на Поляне. Скорее походил на то дерево, что растет на вершине Горы, с которого молнии сорвали все ветки и листья, и оно стоит серое, лишившееся жизни.
Комок в горле, мешавший Дикару говорить, исчез.
– Послушай, – сказал он. – Послушай, Джондоусон. Разве нам не сказали, что нужно сдаваться, потому что нет никакой надежды, не на что надеяться?
Джондоусон молча кивнул.
– Но… Может, он ошибается. Должно быть, ошибается. Эти люди, которые знают так много такого, о чем они даже не подозревает, – они должны быть правы. О, неважно.
Говори, Дикар. – Норманфентон как-то странно смотрел на него. – Говори, что ты думаешь.
– Я… я просто думаю… Если есть надежда… Если бы мы могли им дать хоть какой-то повод для надежды…
– Если бы мы могли дать им повод для надежды, – прошептал Норманфентон. Неожиданно он вскочил, глаза его блестели, лицо светилось. – Ты прав. Ты чертовски прав, Дикар!
Он провернулся к Джондоусону, показал длинными руками на радио, и голос его снова звучал четко и громко. – Передавай, Джон. Передавай по всей Сети, по всей Америке. Сообщи всем, что создается армия для борьбы с азиафриканцами, армия со знаменами.
Скажи им – скажи, что первый удар будет нанесен завтра. Завтра ночью. Скажи им, что, если они будут слушать завтра, они услышат, как шагает армия, армия свободы…
Джондоусон схватил круглую черную ручки маленького оранжево-красного стержня передатчика. Он начал быстро поднимать и опускать стержень. Полетели голубые искры, но они не казались ярче света на лице Джондоусона.
– Армия со знаменами, – негромко сказал Уолт.
Глава III. Поиск в Далёкой Земле
– Но, Дикар! – воскликнула Мэрили. – Что ты можешь сделать за одну ночь такое большое, чтобы, услышав об этом, люди Далекой Земли снова обрели надежду?
Весь день Дикар провел с остальными в доме Джондоусона за разговорами и планированием, и у него не было возможности рассказать ей об этом.
– Это должно быть что-то очень большое, – продолжала она, – больше, чем освобождение от азиафриканцев Норманфентона. Такое, что может сделать только армия. А нас мало, и у нас нет армии.
Дикар попросил Бессальтон освободить Мэрили от уборки и мытья посуды, и они пришли в свой маленький дом в лесу за местом для еды.
– Да, мы не армия, – ответил Дикар, прижимая к себе Мэрили. Они лежали на постели из сосновых веток, и он смотрел, как предвечерняя серость вползает в открытую дверь. – Но мы планируем такое, что было бы трудно даже для армии.
– Что? – Голова Мэрили повернулась на его руке, на которой она лежала, ее теплое дыхание коснулось щеки Дикара, и запах ее дыхания был слаще и приятней запаха высыхающих сосновых иголок. – Что вы планируете?
– Я люблю тебя, Мэрили, – сонно сказал Дикар. – С каждым днем я люблю тебя все больше.
– Дикар! – Она сильно толкнула его в бок и заставила сесть. Глаза ее гневно сверкали, рот дрожал от гнева со смехом. – Если ты не перестанешь меня дразнить, я… я…
– Что ты? – спросил Дикар, улыбаясь. – Что ты сделаешь, Мэрили?
– Я перестану тебя любить.
– Нет. – Он улыбнулся и положил свои большие руки на ее. – Этого ты не сможешь сделать. Ты не перестанешь любить меня, а я тебя, пока ручьи стекают с Горы, а деревья тянутся к солнцу. Именно потому что они таковы, ручьи стекают вниз, а деревья тянутся вверх, и потому, что мы таковы, мы любим друг друга, Мэрили.
Ее глаза заполнились слезами, стали большими и испуганными.
– Почему ты так говоришь? – воскликнула она. – Дикар! Почему ты так на меня смотришь? Будто уходишь, никогда не вернешься и боишься забыть, как я выгляжу.
– Глупышка! – ответил он, но продолжал все так же смотреть на нее. – Я ночью ухожу туда, куда ты не сможешь со мной пойти, но утром вернусь.
– Ты уходишь, – прошептала Мэрили. – Ты спускаешься в Далекую Землю, Дикар.
– Да, – тихо ответил он. – Сегодня ночью я спущусь в Далекую Землю, и ты не должна идти за мной, как в тот раз, когда я встретился с людьми-зверями. Понимаешь? Ты должна обещать мне, что не пойдешь за мной. Я должен думать только о том, что мне предстоит сделать, и не беспокоиться о том, что ты идешь за мной. Обещай мне это прямо сейчас.
– Если ты расскажешь мне, зачем идешь вниз. Это связано с твоими планами на завтра?
– Да. Послушай, Мэрили. Помнишь, как мы играем в снежки зимой, одна сторона строит крепость из снега, а другая пытается ее захватить?
– Конечно, помню.
– Есть место недалеко отсюда на реке. Нам о нем рассказал Джондоусон. Оно называется Веспойнт. Азиафриканцы превратили его в крепость почти в половину Горы. Здесь живут солдаты,
