Завтра. Гром завтра. Солнечный восход завтра. Долгая дорога в завтра - Артур Лео Загат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На столе был расстелен большой кусок серовато-белой бересты, края которого были прижаты камешками. На нем Уолт обгоревшей палкой начертил картину горы и окружающей Далекой Земли. Конечно, это не картина: невозможно понять, что означают все эти многочисленные линии и необычные знаки, пока тебе не скажут. Уолт называл это картой.
– Конечно, я знаю, что такое Совет, – сказал Дикар, садясь между Норманфентоном и Нэтом, – но что такое война?
– Драка, – ответил Норманфентон. – Драка с убийствами, но не между одним человеком с другим, а между целыми государствами. Все разумные люди ненавидят войну, Дикар, но иногда им приходится принимать в ней участие, чтобы помешать другим людям сделать плохое с ними и с их близкими или чтобы освободиться от этого плохого.
Дикар кивнул.
– Это и будет у нас с азиафриканцами. Война.
– Верно, – сказал Уолт. Свист радио прервался, начался снова. Джондоусон пригнулся слушая. – Вернее дождя. – Лицо Уолта было напряжено, но сквозь него словно пробивался свет. – Мы планируем войну с ними, вместо того чтобы покорно подползать к ним и сгибаться под их хлыстами.
– Мы договорились об одном, Дикар, – объяснил Норманфентон, – пока ждали тебя. Во всех лесах этого штата, – он показал на волнистые линии на карте, обозначающие густые леса, окружающие Гору, – прячутся люди.
– Как прятались Нэт и Уолт, – кивнул Дикар, – когда мы с Мэрили нашли их.
– Точно. Если найти им предводителя, они образуют зародыш армии, которая могла бы совершить что-нибудь большее, чем набеги, вроде того, что совершили вы с Группой, когда освобождали меня.
– Отлично! – воскликнул Дикар. – Я сегодня же ночью отправлюсь вниз и…
– Как же! – сказал Нэт. – Да они сожрут тебя, не успеешь и рта раскрыть. Это моя работа. После наступления темноты я…
Его прервало сдавленное восклицание Джондоусона.
* * *
Все повернулись к нему. Свист по радио прекратился. Джондоусон с напряженным лицом смотрел на круглое отверстие, из которого доносился этот звук.
От неожиданно наступившей тишины у Дикара перехватило дух.
– Что ты слышал, Джон? – тихо спросил Норманфентон. – Скажи нам.
Серые губы Джодоусона шевельнулись, но не слышно было ни звука. Потом снова шевельнулись, и голос его прозвучал монотонно и пугающе.
– Это был Национальный главный, – сказал он. – Глава Тайной Сети. Он говорил со всеми… – Его морщинистые руки сжали полку радио. – Он повторял прокламацию, выпущенную вчера вице-королем.
– Йи Хашамото часто выпускает прокламации, – сказал Уолт.
– Не такие, как эта. – Дикару казалось, что Джондоусон не хочет говорить, он все свои силы направил на то, чтобы сказать все-таки. – Начинается она с предупреждения, что Верховный Совет Азиатско-Африканской Конфедерации недоволен положением в провинции Северная Америка. Спорадические мятежи, постоянный саботаж на железных дорогах и шоссе, на заводах, шахтах и на месторождениях где добывается нефть, снизили производство настолько, что терпеть это далее невозможно.
– И поэтому он еще больше увеличивает количество рабочих часов, – вставил Уолт. – И, вероятно, отменяет все выходные. Я слышал такие разговоры…
– Нет. – Джондоусон покачал головой. – Нет, Уолт. Хашамото требует, чтобы каждый американец дал клятву верности Конфедерации. Мы все должны поклясться в безусловном повиновении распоряжениям Конфедерации и отказаться от всех актов сопротивления.
– Ну, он требует этого, – проворчал Нэт. – И что с того? Он годами пытается добиться этого.
– Нам дается неделя на то, чтобы решить, давать ли клятву, – продолжал Джондоусон, как будто не слышал Нэта. – Если мы единодушно дадим такую клятву, всем участникам предыдущих мятежей будет объявлена амнистия. Далее американцам будет позволено установить систему самоуправления, номинально автономную, но подчиненную Конфедерации и выполняющую все ее указания.
– Полная и трусливая капитуляция, – воскликнул Норманфентон, – навсегда обрекает Америку на положение вассального государства, порабощенной колонии. Наш народ никогда с этим не согласится.
– Если мы это не сделаем, – казалось, Джондоусону хотелось быстрей закончить, – во всеобщем голосовании за неделю или если произойдет хотя бы один мятеж или акт саботажа, начнется новая политика обращения с нами.
Во-первых. Все те, кто содержится сегодня в концентрационных лагерях и тюрьмах, будут немедленно казнены. Во-вторых. Ни одному американцу не будет позволено жить в отдельном доме. Семьи будут разделены. Мужчин отправят в одни бараки, женщин с младенцами – в другие, детей в возрасте от двух до двенадцати лет – в третьи…
– Милостивый боже на небе! – простонал Уолт.
– Любая община, где будут сопротивляться этому и другим приказам азиафриканцев, – с огромными усилиями продолжал Джондоусон, – даже если это сопротивление окажет один человек, будет подвергнута безжалостной бомбардировке, пока не будут разрушены все дома и не погибнут все жители. Но это еще не все.
– Не все! Разве этого недостаточно?
– Недостаточно, Норман? – Губы седовласого мужчины искривились. – Что бы они с нами ни делали, мы отказываемся принимать статус рабов, а они продолжат эксплуатацию нашей страны ради своих миллионов.
– Да. – В глазах Норманфентона появилось выражение ужаса. – Но как? – резко спросил он. – Как они собираются это сделать, Джон?
Но Дикар видел, что Норманфентон уже догадался об ответе.
* * *
– Как? – сказал Джондоусон. – Корабль за кораблем они будут привозить свои орды, чтобы завладеть Америкой. Район за районом будут они заселять наши города и сельскую местность чернолицыми и желтолицыми массами. Район за районом они будут очищать Америку от американцев, вытеснять наших мужчин, женщин и детей в голодные пустыни и на затопленные равнины Азии, в зараженными паразитами джунгли Африки, на сотрясаемые постоянными землетрясениями острова Тихого океана.
– Вот какой выбор предлагают они людям Америки, – прошептал Норманфентон. – Вечное рабство или изгнание…
– Они будут сражаться, – хрипло вмешался Нэт. – Черт возьми, американцы – не скот, как у них люди. Они никогда не сдадутся. Они будут сражаться, пока все не погибнут.
– Скоро узнаем, – тяжело сказал Джондоусон, – будут они сражаться или нет. Хашамото дал им месяц для ответа, но…
Радио неожиданно снова засвистело.
– Тише! – прошипел Джондоусон. Он внимательно слушал.
Остальные тоже слушали, хотя понимали услышанное не больше Дикара. В окна слышался шорох листьев. Девочки пели, работая на поляне. Мальчики принесли убитого стрелами оленя и довольно переговаривались. В окна ярко били пробивающиеся сквозь листву лучи солнца. Но в доме только тень и бледные лица и бесконечный тонкий писк радио.
Джонжоусон начал громко передавать, что сообщало ему радио.
– Мои друзья по Тайной Сети, говорит Национальный первый, многие годы мы живем под постоянной, непрерывной угрозой смерти. Годами мы переносим трудности и страдания, на которые готовы идти
