Один из нас - Илья Бушмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Смотри.
Туров заглянул в багажник. Свет ультрафиолета выхватил металлическое днище багажника – его правую половину. На обуглившемся днище виднелись несколько бесформенных, словно тучки в ненастье, ярко-голубых пятен – одно размером с приличную тарелку, два других помельче – с блюдце.
Туров все понял.
– Только на полу?
– Угу. Пробы уже взяли. Не знаю, смогут группу определить или нет, у них спроси. – криминалист поковырял в носу. – Понимаешь, что это значит?
Туров вздохнул.
– Здесь перевозили труп.
– Не просто труп…
– То есть?
– Обрати внимание, – криминалист ткнул в сторону, где кривыми обугленными нитками лежали лохмотья неопределенного происхождения. – Это же багажник, то есть, здесь коврик был.
– И?
– Само собой, коврик сгорел полностью. После него какие-то сопли только остались, вот они. А все эти дела сквозь коврик протекли.
Туров нахмурился.
– То есть, кровь хлестала конкретно.
– Не то слово. Чтобы сквозь толстый коврик протекло, я не знаю, сколько там вытечь должно было. Литра полтора-два, не меньше. Так что тот, кого тут перевозили… над ним славно поработали.
– Черт, – хмуро вздохнул Туров. – Значит… значит, мокруха.
Глава 2
Туров поднялся на третий этаж управления. Из кабинета ему навстречу, натягивая куртку, выскочил Матвеев.
– О, вот он. Давай, пока, – Матвеев торопливо сунул ему свою ладонь для прощанья. – Мне на тренировку бежать. Но утром я пораньше приду и до развода успею обработать часть материалов из опорника.
– Лады, давай, до завтра.
Из открытой двери кабинета донесся саркастический скрип Савченко:
– Сифилис там не подцепи, тренер. Йога от сифилиса не помогает.
– А ты откуда знаешь? – хохотнул, парируя, Матвеев и убежал к лестнице.
Туров вошел в кабинет. Савченко сидел под светом настольной лампы – за окном уже темнело – и хмуро и без всякого интереса перелистывал бумаги по делам Самохина.
Туров вкратце пересказал новости от криминалистов. Савченко лишь пожал плечами – было видно, что ему плевать. Поэтому Туров, не говоря больше ни слова, просто налил себе кофе и тоже уселся за бумаги. Нужно было перелопатить целый ворох документов – им было необходимо понять, чем занимался Самохин за последние три года в опорнике – и попытаться найти в этом стогу сена (бумаг) ту самую заветную иголочку.
Савченко отодвинул бумаги. Какое-то время он просто сидел, глядя вникуда потухшим взглядом. Затем взял сигареты и, приоткрыв окно, закурил. Вечером опера курили прямо в кабинете, несмотря на запреты.
Изучая материалы, Туров покосился на него.
– Похмелье?
– Я не пил вчера, сказал же.
– Как знаешь.
Савченко не ответил. Туров наткнулся на знакомую фамилию в одном из рапортов Савченко годичной давности. Бормоча ее себе под нос, чтобы не забыть, разворошил бумаги в соседней – уже просмотренной – папке и удивительно быстро нашел нужную.
– Смотри-ка. Тут темка интересная. Самохин на одного алкаша уже трижды телегу катал за последние полгода. Сначала пытался привлечь его по 158-й1, потом по хулиганке, потом содержание притона. Но алкаш каждый раз соскакивал, потому что вот свежая бумажка. Жалоба соседей на того самого алкаша.
– Угу, – отозвался Савченко.
– Может, алкаш не стал ждать, когда Самохин попытается закрыть его в четвертый раз? Как думаешь?
Савченко только пожал плечами. Неодобрительно покосившись на него, Туров взял блокнот и выписал данные – ФИО, адрес, дату рождения – кандидата в подозреваемые.
– Пробить его нужно. Матвееву записку оставлю, пусть утром занимается.
Савченко затушил сигарету в банке, приспособленной под пепельницу.
– Сань.
– А?
– Пошли выпьем.
Туров одарил его долгим взглядом.
– Слушай… завязывай ты, а.
– Вчера я не пил, – буркнул Савченко. – Позавчера кстати тоже. С чем завязывай? Обрекай свои мысли в более, б… дь, связные словесные формы.
Сам Савченко обожал обрекать свои мысли в смесь излишне заумных формулировок и подзаборного мата.
– У нас работа.
– Я тебя умоляю, трудоголик, – поморщился Савченко. – У нас ни зацепок, ни даже трупа. ППСы и опера с земли город прочесывают. А эту кипу макулатуры ты хрен знает, когда разберешь.
– Коль…
– Завтра вместе сядем вплотную. А сейчас – пошли выпьем.
– Коль… – устало повторил Туров, но Савченко настойчиво перебил его:
– Слушай, когда я тебя последний раз просил об этом? Выпей, сука, с напарником! Хорош рогом упираться. Я что, часто прошу? Мне нужна компания, Туров. Не будь ты скотиной уже. Нужно выпить, Сань.
Туров обреченно покосился на бумаги и на Савченко. В глазах опера была такая безнадега, что Туров не смог отказать. Вздохнув, он встал и стянул со спинки стула свой пиджак.
– Хрен с тобой… Пошли.
***
Так вышло, что в этот вечер выпивал почти весь личный состав убойной группы угрозыска городского УВД. Потому что Сечин, как и было решено, отправился в бар с участковым Толяном.
– Как тебе в операх-то?
– Да как… Свои минусы конечно тоже есть. Квартиру хрен когда дадут, например.
– Ха! – Толян прислонил опустевшую кружку к установленной на столе пятилитровой канистре с краником и принялся наливать себе еще. – А у меня что, думаешь, хата казенная есть? Мне от дома до участка полчаса пиликать! А как что-то серьезное – один хрен поднимают и вперед! Десять лет уже обещают.
– А мне даже не обещают, шаришь в чем разница?
Толян салютовал наполненной кружкой.
– За наших командиров.
– Ага, за отцов-основателей, блин, – Сечин хохотнул и сделал большой глоток.
– Зато в уголовке в штатском ходить, – продолжал Толян. Он явно был неравнодушен к работе в угрозыске. – И поинтереснее.
– Когда как. Так-то та же бутовуха драная, что и везде.
Пиво кончалось на удивление быстро. Сечин тоже принялся доливать в кружку. Ухмыльнулся:
– А, да что я тебе говорю? Мы полгода назад с тобой где встретились? На заказном блин убийстве крупного мафиози?
Толян поморщился, вспоминая.
– Мда. Те бомжи тогда устроили жесть конкретную. Вся комната была в мозгах… Я даже блеванул малость.
Уже изрядно захмелевший Сечин покивал, а затем, расплывшись, поднял кружку:
– За мозги!
***
По пути к Савченко тот зашел в магазин, велев Турову ждать в машине. Туров попытался сопротивляться, но Савченко и слушать ничего не хотел. Когда он вышел из магазина, Туров понял, почему: Савченко набрал столько водки, что можно было споить небольшой поселок. Остаток пути Туров ворчал, предупреждая, что не собирается устраивать пьянку на всю ночь, потому что у него семья. Савченко просто молчал, хмуро глядя в окно.
Они расположились на кухне. Савченко вскрыл закуску – он купил уже нарезанные хлеб, колбасу и даже помидоры – чтобы не тратить времени на сервировку. И сразу же наполнил рюмки. Он выглядел так, словно умрет, если немедленно не выпьет. Турова это откровенно напрягало.
– Задрало меня все, Сань, – пробормотал Савченко, когда они оприходовали около половины бутылки. – Конкретно задрало…
– Ты всегда так говоришь.
– Потому что так и есть. Эта работа драная. Этот Кузьмин драный. Вся эта драная ментура, чтоб ее… дождем намочило. Это начальство, тупоголовое, словно их в 3D-принтере одним скопом распечатали и разослали бандеролями по всем отделам и главкам. Вся эта драная жизнь… Все достало.
– И что делать? Сидеть и жаловаться?
– Пить.
Савченко принялся снова разливать водку, хотя они выпили меньше полминуты назад. Туров засопротивлялся:
– Э, чуть помедленнее, кони! Если ты вдрыбаган хочешь нажраться за пять минут, вперед, но завтра…
Савченко его не слушал. Налив лишь себе, залпом выпил. Поморщился, закрыл рот ладонью и зажмурил глаза… да так и остался.
– Коль? – Туров забеспокоился. – Тебе если нехорошо, то ты это, в ванную…
Савченко невесело хмыкнул и закурил. А Туров с изумлением для себя увидел, что у напарника мокрые глаза. Это было так непривычно и даже дико, что Туров просто не сообразил, как реагировать.
– Сегодня 23 мая, Сань.
– Что?
– 23 мая.
И только тут до Турова дошло. Он издал протяжный возглас, похожий на стон, и мысленно обматерил самого себя. Как он мог забыть! Конечно, год в полиции – это два, а то и три, года в жизни обычного человека, но все же…
– Вот черт, – сказал он. – Я забыл, Коль. Прости.
– Ты человек. А это была не твоя жена… Ты ее не знал даже.
– Год назад мы с тобой надрались… Я должен был запомнить. – Туров покачал головой. – Почему Кузе ничего не сказал?
– Я должен белугой орать? – горько хмыкнул Савченко. – «Мне хрен положить на вас и особенно на тебя, рыжее бородатое чмо с комплексом неполноценности, и на вашу работу! У меня горе, семь лет назад убили мою жену и ребенка, так что катитесь вы все в задницу и отвалите от меня, особенно ты, рыжее бородатое чмо!». Так?