Дурацкая история - Николай Борисович Патрикеев

План был прост до безобразия и, наверное, мог сработать. Я должен был выйти на связь и вызвать сюда как можно больше народу, желательно тех, кто принимает решения. По их приезду рассказать, что здесь произошло, а заодно изложить рассказ Павла про богов. Разумеется, мне не поверят. И вот тут появится Павел со своими сторонниками, буквально весь в белом, и продемонстрирует такие чудеса, что убедятся самые отъявленные скептики…

Мой собеседник растворился в ночной тьме – поспешил готовиться к завтрашнему выступлению. Я с трудом растолкал Петьку.

– Товарищ лейтенант, что случилось? – Петруха выглядел, как бомж с похмелья.

– Потом расскажу, глотни водички и настраивай рацию.

Через пять минут я уже пытался выйти на связь с Климовым:

– Первый, Первый, я Второй ответьте… Первый, Первый…

Рация шипела, скрипела и только что не плевалась, но связи не было.

– Первый, Первый, я Второй, прием! – это продолжалось минут десять. Когда я совсем отчаялся, раздался голос полковника:

– Второй, где тебя черти носят? Час ночи! Почему на связь не выходил?

– Тут, товарищ полк… э… Первый, такие странные дела творятся! Коробочка сгорела, выезжайте сюда, как только сможете. И комиссию прихватите.

– Эти мудаки тебе зачем?

– Тут все объясню, поверьте мне! И пленку с АБД срочно снимите!

– Без тебя не догадаемся, сняли уже давно.

Надо отдать полковнику должное, он своим людям доверял и вопросов лишних не задавал. Особенно по открытой связи.

– Добро, с рассветом выезжаем.

Кончилось все печально. Утром не появились ни наши, ни Павел. Эфир был забит помехами, и на связь выйти не удалось. Ближе к вечеру появилась колонна из тягача и подъемного крана. Из тягача выпрыгнул Блинков, весь какой-то помятый, небритый и вроде как даже заплаканный.

– Семен Семеныч, что случилось? Где Климов, где комиссия? – бросился я к нему.

– Помер Климов. Сердце во сне остановилось. – шмыгнул носом Блинков – Там такое творится! Да еще пленка с записью куда-то делась…

В общем, никому ничего я не рассказал. Павел так и не появился, а без доказательств меня сочли бы сумасшедшим.

Я так понял, что Ждущие узнали об угрозе разоблачения и каким-то образом ликвидировали эту угрозу. Попал ли Климов под раздачу или его смерть – совпадение, не знаю, но пленку так и не нашли.

Расследование толком не проводилось, все списали на молнию. Тут начался путч августа 1991, ГКЧП, развал Советского Союза, и эта история забылась.

Я уволился из армии, вернулся в Ленинград. Довольно случайно я попал в международную космическую программу.

О Ждущих я больше ничего не слышал, хоть и искал информацию.

А вот с богами я столкнулся, через много-много лет.

2.

Я тогда работал сменным бортинженером на станции Лагранж-5. Станция размещена в точке Лагранжа номер 5 – это такая точка в системе Земля – Луна, где космическое тело находится в устойчивом равновесии и занимает постоянную позицию относительно Земли и Луны. Это, сами понимаете, очень удобно как для наблюдения за Луной, так и для перевалки грузов.

Я вплыл в центральный модуль, приготовившись рассказать свежий анекдот, но мой задор пропал даром. В модуле не было ни души. Впрочем, станция невелика, и народ я обнаружил довольно быстро. Все столпились в астрономическом отсеке.

Кроме нашей, обитаемой, станции, в системе Земля – Луна висит еще 4 автоматические, также расположенные в точках Лагранжа. Управляются они с Земли, но мы при необходимости можем слетать к любой из них. Например, для мелкого ремонта. Для этого у нас есть шаттл, он же челнок, постоянно пристыкованый к борту.

Обитатели станции зависли в разных позах у обзорного экрана. На экране с максимальным увеличением красовалась Лагранж 4. Сбоку к ней прилепилось какое-то черное облако, превосходящее размерами станцию раз в десять.

– Это что? – спросил я.

– Вот и мы гадаем, что это – ответил капитан – связи с Л4 нет ни у нас, ни у Земли уже больше часа, как раз когда появилась эта штука. В телескопы ничего не разобрать. Так что, Василий, придется тебе туда слетать.

В полете скучать не приходилось. Руководство операцией взяла на себя Земля, причем командовали одновременно и ЦУП из Королева, и Канаверал, да еще и европейцы из своего Дармштадта вставляли пару слов.

В результате непрерывного двухсуточного совещания между всеми ЦУПами и родной Лагранж-5 был выработан план действий. Я, заранее одетый в скафандр, облетаю на шаттле облако со всех сторон и веду съемку всеми средствами фиксации. Затем я стыкую шаттл к свободному стыковочному узлу и проникаю на станцию, выяснить, что со связью и что там происходит вообще. Финал операции – вернуться в шаттл, подобраться к облаку как можно ближе и потыкать его манипулятором. В идеале взять пробу этой субстанции. Затем возвращаюсь на Л5. Если, конечно, останусь жив. На время операции командование переходит руководителю полетами в Королеве, остальные молчат.

План, наверное, был хорош, но, как сказал фельдмаршал Мольтке, в бою первым гибнет план боя. Не зря именем фельдмаршала назвали кратер на Луне.

Я очень осторожно подбирался к облаку. На всех экранах и во всех диапазонах была та же непроницаемая чернота. «Стоило переться в такую даль» – мелькнула у меня мыслишка. Когда до границы тьмы оставалось метров двести, облако внезапно, как мне показалось, прыгнуло на меня, и шаттл оказался в непроницаемой мгле.

Сказать, что я испугался – это ничего не сказать. Слава богу, я не врубил двигатель на полную мощность в надежде вырваться. Думаю, кончилось бы не хорошо. Срывающимся голосом я вызывал Базу, Землю, Луну, маму и господа бога, лихорадочно переключая диапазоны. В ответ была глубокая тишина. Понемногу я успокоился.

Шаттл явно куда-то двигался. Постепенно стала появляться сила тяжести, незакрепленные предметы сначала медленно, а потом все быстрее опустились на пол. Индикаторы и экраны на пульте управления синхронно помигали и выключились. В рубке погас свет – что-то отключило систему бортового питания. Ядерные батареи производства всемирно известной корпорации «Заслон», однако! Эти батареи невозможно сломать и срок службы их две сотни лет! Я остался в полной темноте и тишине.

Шаттл остановился. Сила тяжести, по моим ощущениям, достигла земной. За иллюминаторами стало светать. Постепенно проступили очертания какого-то ангара, довольно большого. Серые гладкие стены, такой же потолок. Абсолютно пустое помещение. Освещенность достигла уровня пасмурного земного дня. В скафандре поддерживается комфортная температура, но я был мокрый как мышь. Я сидел в пилотском кресле и соображал, что делать дальше. Связи нет.