Брокер - Джон Гришем

Мать писала ему время от времени, но ей уже стукнул девяносто один, она жила в недорогом доме для престарелых неподалеку от Окленда, и после каждого письма ему казалось, что оно может оказаться последним. Он писал ей раз в неделю, но сомневался, что она способна что-нибудь читать, и был почти уверен, что у персонала нет ни времени, ни желания читать ей письма вслух. Она всегда писала: «Спасибо за письмо», но никогда не ссылалась на что-нибудь, написанное им. По особым поводам он посылал ей открытки. В одном из писем она призналась, что никто не помнит день ее рождения.

Ботинки были очень тяжелые. Идя по тротуару, он понял, что большую часть последних шести лет провел в носках, без обуви. Смешные мысли приходят в голову, когда вдруг, без предупреждения выходишь на волю. Когда он в последний раз ходил в ботинках? И когда ему удастся от них избавиться?

Он на секунду остановился и посмотрел на небо. Ежедневно в течение часа ему разрешалось ходить по крошечному квадрату газона возле его тюремного крыла. Всегда один, всегда под наблюдением охраны, как будто он, Джоэл Бэкман, бывший адвокат, никогда не державший в руках оружия, может вдруг стать опасным и причинить кому-нибудь вред. «Садик» был огражден четырехметровой сеткой с острой, как бритва, проволокой поверху. За оградой проходил пустой дренажный канал, за ним начиналась бесконечная безлесая прерия, тянущаяся, предполагал он, аж до Техаса.

Сопровождали его Сайзмор и агент Эйдер. Они проводили его до темно-зеленого джипа – с первого взгляда было ясно, что это казенная машина. Джоэл забрался на заднее сиденье и принялся молиться. Он крепко закрыл глаза, стиснул зубы и попросил Бога, чтобы двигатель завелся, колеса закрутились, ворота распахнулись, документы оказались в порядке; пожалуйста, Боже, никаких злых шуток. Пусть это будет не сон, а явь, ну пожалуйста, Боже!

Первым минут через двадцать заговорил Сайзмор:

– Скажите, мистер Бэкман, вы голодны?

Бэкман перестал молиться, по его лицу текли слезы. Машина мчалась, не снижая скорости, но глаз он не открывал. Он лежал на заднем сиденье, безуспешно пытаясь совладать с эмоциями.

– Еще бы, – наконец сказал он, сел и осмотрелся. Они находились на шоссе, миновали зеленый указатель – поворот на Перри. Остановились на стоянке возле закусочной с вывеской «Оладьи» в трехстах метрах от автострады. В некотором отдалении по шоссе с шумом проносились громадные грузовики-дизели. Джоэл секунду смотрел на них и слушал. Снова поднял взгляд к небу и увидел полумесяц.

– Мы спешим? – спросил он Сайзмора, когда они входили в закусочную.

– Все идет по графику, – последовал ответ.

Они расположились за столиком возле окна. Джоэл все время смотрел на шоссе. Он заказал гренки и сок, ничего острого, потому что желудок его слишком привык к простой тюремной еде. Разговор не складывался: правительственные чиновники запрограммированы говорить поменьше и на обычный обмен мнениями просто не способны. Впрочем, Джоэл и не горел желанием выслушивать их мнения.

Он старался не улыбаться. Потом Сайзмор напишет, что Бэкман то и дело посматривал на дверь и пристально наблюдал за другими посетителями. Вид у него был не испуганный, совсем наоборот. По мере того, как тянулись минуты и проходил шок, он довольно быстро приспосабливался и все более оживлялся. Он съел две порции гренок и выпил четыре чашки черного кофе.

В четыре утра с минутами они въехали в ворота Форт-Саммита, что неподалеку от Бринкли, штат Техас. Бэкмана провели в госпиталь военной базы, там его осмотрели два медика. Если не считать простуды, кашля и общего истощения, он оказался в приличной форме. Затем его провели в ангар к полковнику Гантнеру, который встретил его, как лучшего друга. По указанию Гантнера и под его наблюдением Джоэла переодели в зеленый армейский парашютный костюм с фамилией Эрцог, нашитой над правым нагрудным карманом.

– Это я? – спросил Джоэл, ткнув пальцем в фамилию.

– На следующие сорок восемь часов, – объяснил Гантнер.

– Мое звание?

– Майор.

– Неплохо.

В какой-то момент Сайзмор и Эйдер незаметно улизнули, и больше Бэкман их не видел. В первых проблесках утренней зари Джоэл прошел в задний люк грузового самолета «С-130» и вслед за Гантнером поднялся наверх, в маленький отсек с койками, где готовились к полету шестеро солдат.

– Занимайте эту койку, – сказал Гантнер, указав на второй ярус.

– Могу я спросить, куда мы летим? – прошептал Джоэл.

– Спросить можете, но ответить я не могу.

– Просто любопытно.

– Скажу перед посадкой.

– Когда это будет?

– Через четырнадцать часов.

Иллюминаторов, отвлекающих внимание, не было, поэтому Бэкман расположился на койке, натянул на голову одеяло и к моменту взлета уже похрапывал.

Глава 3

Криц поспал несколько часов, а из дома вышел задолго до неразберихи, связанной с инаугурацией. Еще на рассвете их с женой доставили в Лондон на одном из частных самолетов его нового работодателя. Он собирался провести здесь две недели, потом вернуться и впрячься в работу в столице в качестве нового лоббиста, чтобы вести старые, как мир, игры. Ему было противно даже думать об этом. В течение многих лет он наблюдал, как отставные чиновники переходят на другую сторону барьера и начинают выкручивать руки бывшим коллегам, продавая их души тем, у кого полно денег и кто готов платить за влияние, которое у этих бывших еще оставалось. На редкость мерзостный бизнес. Криц устал от политических игрищ, но, увы, ни в чем другом не разбирался.

Он произнесет несколько речей, может быть, напишет книгу и несколько лет постарается держаться на виду в надежде, что кто-нибудь о нем вспомнит. Но Криц знал, как быстро забываются в Вашингтоне люди, некогда стоявшие у власти.

Президент Морган и директор Мейнард согласились в течение двадцати четырех часов придерживать информацию о помиловании Бэкмана, даже после инаугурации. Моргану было все равно, он уже улетел на Барбадос. Но Криц не чувствовал себя связанным каким-либо соглашением, особенно с таким типом, как Тедди Мейнард. После затянувшегося обеда, обильно сдобренного вином, он около двух часов ночи позвонил вашингтонскому корреспонденту Си-би-эс и рассказал о помиловании Бэкмана. Как он и предполагал, Си-би-эс обнародовала информацию в утреннем выпуске новостей и сплетен, и еще до восьми часов эта весть разнеслась по Вашингтону.

Джоэл Бэкман получил полное помилование без всяких условий в последний час пребывания президента в должности!

Никаких деталей не сообщалось. В последний раз Бэкман упоминался в прессе, когда его отправили в исправительное заведение максимальной степени безопасности в штате Оклахома.

В Вашингтоне, городе, где у всех нервы и так на взводе, день начался с сообщения о помиловании, которое на равных конкурировало с первым днем пребывания в Белом доме нового президента.

Разорившаяся адвокатская контора Пратта и Боллинга теперь располагалась на Массачусетс-авеню, в четырех кварталах к северу от Дюпон-серкл; место неплохое, но не идущее ни в какое сравнение с роскошным помещением на Нью-Йорк-авеню. Несколькими годами ранее, когда контору возглавлял Бэкман – она именовалась тогда «Бэкман, Пратт и Боллинг», – он настоял на том, чтобы, оплачивая самую дорогую в городе аренду, он мог стоять у окна во всю стену своего кабинета на восьмом этаже и смотреть сверху вниз на Белый дом.

Теперь Белый дом не просматривался; вокруг не было никаких зданий, воплощающих власть, – только трехэтажные, а отнюдь не восьмиэтажные дома. И сама контора резко уменьшилась в размерах, из двухсот высокооплачиваемых адвокатов осталось всего двадцать, которым приходилось теперь отчаянно бороться за свои места. Первое банкротство, условно именуемое в конторе «Бэкман-I», заставило фирму сжаться раз в десять, но чудесным образом уберегло партнеров от тюрьмы. «Бэкман-II» явилось результатом ожесточенной внутренней борьбы и сутяжничества среди уцелевших. Конкуренты фирмы любили повторять, что Пратт и Боллинг уделяют больше времени внутренним тяжбам, чем отстаиванию интересов клиентов.

Но в эти ранние утренние часы конкуренты вели себя тихо. Джоэл Бэкман вышел на свободу. Брокер отпущен на все четыре стороны. Вернется ли он? И вообще вернется ли в Вашингтон? Насколько все это соответствует действительности? Весьма сомнительно.

Ким Боллинг в данный момент изолирован в антиалкогольной клинике, оттуда его на много лет отправят прямиком в частную психиатрическую больницу. Невыносимое напряжение последних шести лет довело его до роковой черты, откуда нет возврата. Поэтому новую катастрофу, которая грозила фирме в связи с возвращением Бэкмана, предстояло предотвратить Карлу Пратту.