Без страховки - Михаил Серегин

– Видать, по тебе соскучились, – сказал Мостовой, включая правый поворотник и останавливаясь возле тех.

Один из горных спасателей, Роберт Маклаков, вышел из толпы своих товарищей с какой-то железкой в руках.

– Здорово, Игорь! Смотри, что я нашел на перевале.

Чистяков выпрыгнул из машины и взял из рук Маклакова то, что ему тот протягивал. Это был заржавевший кинжал в ножнах. Альпинисты, поздоровавшись с Мостовым и Синицкой, столпились рядом.

– Ого, красивая вещь была, – заметил Мостовой, глядя на кинжал. – Джигита какого-нибудь!

– Непохоже, – возразил Чистяков, рассматривая оружие, – узор на ножнах стилизованный, не настоящий. Скорее всего, это оружие русского офицера еще тех времен. Тогда многие себе заказывали такие кинжалы перед тем, как ехать служить на Кавказ.

– Ого, какие познания, – с уважением заметил кто-то из альпинистов.

– Игорек разбирается, – пояснил Маклаков. – Он с профессором Ворониным дружбу водит, а тот всю историю Приэльбрусья и Северного Кавказа знает досконально.

– А что ж тогда Серега Воронин в этих вопросах дилетант, если у него такой начитанный дед-профессор?

– У Сереги другие интересы, – усмехнулся Чистяков.

Горный спасатель Сергей Воронин был внуком известного в городе краеведа профессора Воронина. Славился он вещами, далекими от истории родного края и от науки вообще. Известен Сергей Воронин был тем, что был патологическим игроманом. Он постоянно был всем должен, все обещал, что вот-вот выиграет, и у него есть своя собственная система, которая вот-вот заработает. В целом Серега был парнем неплохим и альпинистом был хорошим. Но вот страсть к игровым автоматам наложила на него неизгладимый отпечаток, сделала его навязчивым и многословным. Чистяков жалел Воронина чисто по-человечески, понимая, что игромания – это болезнь сродни наркомании. К тому же Игорь был уверен, что рано или поздно зависимость от игры толкнет парня на неблаговидный поступок ради денег, если не дальше – на преступление. Не только Чистяков, но и другие альпинисты пытались поговорить с Сергеем по душам, уговорить его бросить свое нездоровое увлечение. Но все было безрезультатно.

Жалел Чистяков не только самого Сергея, но и его деда – профессора Воронина. Никита Савельевич был историком и знаменитым краеведом. В молодости он лично облазил окрестные горы, ущелья и перевалы, изучил все исторические документы и по сей день являлся непревзойденным экспертом в этой области. Сергей, собственно, и альпинистом стал из-за деда, который с молодых лет таскал его с собой по горам. Страсть к горам Сергей приобрел, а вот к исторической науке и истории своего края, к сожалению, нет.

Несмотря на то что с Сергеем Ворониным Чистяков был знаком очень давно, с его дедом он познакомился только прошлой весной, через Ольгу Синицкую, врача их бригады. Отец Ольги, доктор медицинских наук, был хорошо знаком с профессором Ворониным и частенько приглашал его к себе на дачу, где, как это давно повелось, собиралась научная «богема» города. Правда, профессор Воронин был человеком немного замкнутым, не компанейским, потому бывал у Синицких редко. В то же время Никита Савельевич с большой охотой выступал с публичными лекциями, с удовольствием принимал приглашение на телевидение. Но тут, скорее всего, сказывалась его страсть к своей науке. Он любил много и со вкусом поговорить об истории и очень скучал, когда разговор в компании заходил на совершенно другие, чуждые ему темы.

Жили Сергей со своим дедом вдвоем. Никита Савельевич женился очень поздно и быстро развелся. Точнее, жена от него быстро ушла. Уехала куда-то на север, и получилось так, что Сергей постепенно остался жить у деда. Очевидно, мать к этому отнеслась спокойно, а многие говорили, что и с большой охотой. Это якобы помогло ей устраивать свою личную жизнь. Кажется, с каким-то солидным нефтяником.

Чистяков бывал в гостях у профессора Воронина и с Ольгой, а потом уже и один. Старый профессор как-то благоволил к молодому спасателю, который живо интересовался историей Северного Кавказа. Правда, этот интерес у Игоря был несколько прагматического характера. Чистяков, как и многие альпинисты, подвязался в летние сезоны ходить на «колымные» походы в горы. Водили группы иногородних туристов. Плата была не большая, но и не маленькая, учитывая зарплату горноспасателей. Чистяков раньше тоже промышлял такими экскурсиями, иногда гораздо успешнее своих коллег, потому что умел хорошо рассказывать и много знал.

– Ты где его нашел-то? – спросил Чистяков Маклакова, продолжая рассматривать кинжал.

– На Манхоре. Мы спустились с перевала в ущелье, там в камнях и нашел. Видать, река весной с верховьев принесла.

– Необязательно, – покачал головой Чистяков. – Хотя ничего утверждать не буду. Оставь мне его. Я завтра к Воронину-старшему схожу. Дед наверняка расскажет много чего интересного про такие кинжалы. Только вот почищу его, чтобы рисунок был лучше виден. Да и лезвие от ножен нужно освободить. – Чистяков повернулся к Мостовому, который нависал над его плечом и рассматривал кинжал с высоты своего гренадерского роста. – Борь, чем его лучше всего обработать, чтобы из ножен вытащить?

– Подумаем, – согласно кивнул головой Мостовой, – может, достаточно в керосинчике отмочить. А может, и нет. Если он несколько лет в воде пролежал, то мог так сильно проржаветь, что только ножны резать.

– Жалко портить вещь!

– Можно аккуратно по краю разрезать, а потом спаять. Видишь, – показал Борис пальцем, – здесь кованый шов. Заметно не будет, если аккуратно работать.

…С восьмидесятых годов Воронины жили в десятиэтажке улучшенной планировки. Тогда ветхий старый двухэтажный дом, в котором жил профессор, пошел под слом. А Воронину от администрации дали трехкомнатную квартиру. Посчитали, что такому заслуженному ученому в квартире нужен обязательно кабинет для работы. Комнаты, правда, были не все изолированными, а только одна, самая маленькая. В ней безропотно ютился внук Сергей. Профессор занимал зал и вторую смежную с ним спальню, но и этого ему, казалось, было мало. Обе комнаты и прихожая были заставлены самыми различными стеллажами, на которых стояли книги, лежали различные экспонаты, подарки и находки. Даже на кухне висело несколько книжных полок. Альпинистское снаряжение самого Сергея хранилось в основном на застекленной лоджии.

Чистяков позвонил старому профессору утром и напросился на встречу, намекнув об интересной находке в горах. Никита Савельевич немного замешкался, и Игорь подумал, что его звонок не очень обрадовал Воронина. Старик был со странностями, выражавшимися в резкой и непонятной смене настроения. Иногда он впадал в какую-то апатию, а иногда, наоборот, как будто махнув рукой на старческие болячки и хандру, вдруг загорался энтузиазмом, начинал говорить с таким азартом, что, казалось, молодел на глазах.

– Конечно, Игорь, о чем речь, приходите, – наконец ответил старый профессор. – Буду рад посмотреть на вашу находку. Это может быть очень интересным.

Судя по голосу, профессор чувствовал себя не очень хорошо. Но Чистяков, передав друзьям свой разговор с Ворониным, сказал, что, по его мнению, плохое самочувствие у стариков бывает чаще всего только от недостатка внимания к своей персоне. А физическое самочувствие у них всегда «не очень». Возраст. Синицкая Игоря поддержала. Она тоже считала, что лучшим лекарством для пожилого человека будет интересное и живое общение. С этим настроением трое спасателей и отправились в гости к известному краеведу.

Дверь друзьям открыл сам Никита Савельевич, Сергея дома не оказалось. Старик был невысок и тщедушен. Он кутался в яркий махровый халат, так что из-под воротника торчала только его голова на цыплячьей шее. Однако седые и редкие волосы гордо топорщились на профессорской голове, намекая на пышную шевелюру, которая там имелась в молодости. Профессор был чем-то похож на полководца Суворова. Правда, не сейчас, когда ему нездоровилось и он зябко поеживался в своем смешном халате, а когда глаза его горели огнем во время научного диспута или во время публичного выступления на историческую тему. Короче, когда профессор был в своей стихии.

– Ну-с, молодые люди, показывайте свою находку, – предложил Воронин, усаживаясь за стол в своем кабинете.

Чистяков развернул полиэтиленовый пакет и положил перед профессором на стол кинжал. Сейчас старинное оружие выглядело значительно лучше. После того как Мостовой поколдовал над ним вечер и полночи, кинжал приобрел почти первозданный вид. Еще оставались следы механических повреждений и ржавчины, но рисунок гравировки был виден, и клинок даже выходил из ножен, правда, с небольшим усилием.

– Интересно, – пробормотал профессор, рассматривая оружие и пытаясь освободить клинок из ножен, – и где же вы нашли этот образец?