Быть в команде - Олег Кученев

Раннее утро. С «папой Толей» спешим на арену. Папой Толей называли талантливейшего администратора сборной команды, а если официально, то Анатолий Владимирович Сеглин. Наличие железного занавеса, нехватки всего и во всём в эти годы, для Папы Толи не было преградой, а слово «дефицит» для него просто отсутствовало и в СССР, и за рубежом.

Человек широкой натуры, из английского зная только «мейби ес и мейби ноу», он великолепно понимал всех, и его понимали все народы мира. В бытность хоккейным судьёй на чемпионате мира, он имел неосторожность, сидя в будке, из которой фиксируют забитый или не забитый гол, заснуть. К несчастью, соперник забивает сомнительный гол. Команды рванули апеллировать к судье в будке, который ничего не зажег. А что мог зажечь сладко спящий судья?

Наши отнеслись к этому моменту с пониманием, зная, что Папа Толя предшествующий вечер и всю ночь угощал всех судей планеты с русским хлебосольством, а наутро принеприятнейшая новость: внеочередное дежурство за воротами. Ну какой организм выдержит такую нагрузку? Из судейства пришлось уйти. Он стал великолепным администратором сборной команды СССР. Его жизнь была посвящена двум необходимостям: достать и обеспечить.

С Папой Толей сборная команда СССР никогда не испытывала нехватку в хоккейном оборудовании, хотя частенько, по возвращении из-за рубежа слышали зычный папин голос: «Опять сборную грабят!». Это означало, что где-то что-то с воза упало. Но не пропало, так как укладывалось штабелями в запасники хоккейных кладовок, куда приходили с просьбами не только хоккеисты, но и высшие партийные чины государства. Все всегда были довольны.

В это раннее утро у арены, мы встречались с помощником посла в США, с которым Папа Толя дружески расцеловался, передавая и забирая какие-то посылки.

К игре с олимпийской сборной США было всё готово. Лёгкое возбуждение игроков в раздевалке от встречи с Нью-Йорком, от олимпийской экипировки, гостиницы «Астория», но не от команды соперника. Игра началась активно. Все звенья, смяв слабого соперника в первом периоде, третий доигрывали вполсилы. На табло 10:3 в нашу пользу.

Торжественный совместный ужин в ресторане поражал изобилием, от лобстеров до восточных яств.

Игроки сборной олимпийской команды США с удовольствием брали автографы у наших мастеров. Тостов, пожеланий обеим командам не было конца. Нас чествовали, как будущих олимпийских чемпионов. Мы не возражали и не сомневались, считая, что в данное время для нас соперником был только ветер. Тем более, что все усиленно убеждали нас, что сборная США состоит из студентов (она играла в этом составе почти два сезона, провела больше полусотни матчей, встречалась с командами НХЛ).

На следующий день, погрузившись в автобус, едем в Лейк-Плэсид. Ехали шесть часов. В салоне музыка сменялась шуточными американскими видеофильмами, своих мы тогда ещё не имели. Да и первый иностранный, большой телевизор «Тошиба», купленный Сашей Скворцовым, в Новогорске смотрели всей командой с большим восхищением, нажимая кнопки под экраном. Но однажды вдруг «ящик», как говорят, вырубился, экран погас, никак не могли включить. Все искренне огорчились за Сашу, не зная, что один из игроков, стоя за спинами всех, выключил его при помощи пульта. Пульты только начинали входить в наш обиход. Смеялись до слёз.

Через шесть часов наш автобус подрулил к шатрам среди снежного поля. В шатрах проходила аккредитация – выдача олимпийского паспорта, дающая право быть участником Олимпийских игр. С ней ты ощущаешь себя хозяином земли. На Олимпийских играх без аккредитации, которую не может заменить ни один документ, ты – никто и ничто.

Каждый, одев на шею, олимпийский паспорт, сел в автобус и всей командой поехали на арену. Хоккейный стадион с двумя сообщающими катками расположен на пригорке. Внизу, как на ладони конькобежный стадион. Старты конькобежцев смотрели, когда были свободны. Всех поражал своей мощью белокурый Эрик Хайден. Это был будущий пятикратный олимпийский чемпион с длинными вьющимися волосами, высокого роста, привлекавший всех болельщиц Олимпиады.

Лейк-Плэсид нельзя назвать городом. Одна улица с отелями и маленькими магазинчиками на берегу большого озера. Всё остальное – домишки дачного образца.

Командная раздевалка большая, квадратная. Каждый занял для себя удобное место. Вратари – ближе к выходу. Валера Харламов рядом с Сашей Мальцевым и Валерой Васильевым, они дружили. Борис Михайлов рядом с Володей Петровым, Хелмут Балдерис с Витей Жлуктовым, Сергей Бабинов с Володей Лутченко, а молодым Серёже Макарову и Володе Крутову – оставшиеся места.

Количество жилых мест в Олимпийской деревне было ограничено. Руководство нашей команды разместилось рядом с ареной. Папа Толя остался досервировывать раздевалку, а мы поехали в Олимпийскую деревню, о которой были наслышаны ещё в Нью-Йорке. Ехали минут пятнадцать. Вдоль всей дороги стояли пикеты с транспарантами, призывающими бойкотировать Олимпиаду. Новенькая, только что построенная колония-тюрьма для малолетних преступников, должна была быть нашим домом на время Олимпийских игр.

Тщательный досмотр личных вещей, при входе в Олимпийскую деревню, выглядел как проход арестантов в зону строгого режима. Перед турникетами снимали с себя всё, что могло звенеть – от заколки в волосах у женщин до ремня на поясе у мужчин. Личные вещи, от косметичек до зубной щётки, всё из сумок вываливалось на стол. Всё должно быть увидено и потрогано. Терроризм Олимпиады 1972 г. в Мюнхене не должен повториться. После проверки входим в Олимпийскую деревню – это впервые нами увиденная колония-тюрьма.

Больших размеров котлован по периметру возвышающихся небольших гор окружён высоким двойным забором с колючей проволокой. За забором снаружи автоматчики. Вышек нет, но они и не нужны: с вершин холмов вся олимпийская деревня видна как на ладони. С двойственным чувством, глядя из котлована на охрану с автоматическим оружием, ребята ощущали себя наполовину заключёнными, наполовину олимпийцами. В котловане здания тюрьм абсолютно круглые. Для каждой делегации – своя, окрашенная в определённый цвет. Наша «тюрьма» была голубого цвета.

Металлическая ёмкость, двухэтажная, с одним входом. Внутри, по периметру первого и второго этажа, камеры. Вход на второй этаж от центра по металлической лестнице на решётчатый металлический балкон и по кругу – в любую келью. Дверь в камеру, как и положено в тюрьме, металлическая с окошечком, открывалась с грохотом. Все объявления и предупреждения тренеров открывать и закрывать их тихо, были бесполезны и невыполнимы.

В шесть утра, когда биатлонисты и горнолыжники, жившие на втором этаже, уезжали на свои полигоны, пронизывающий металлический звон отражался эхом вперемежку с цоканьем шагов по балкону. Вся делегация просыпалась, провожая доблестных олимпийцев на ратные подвиги. Хоккей не оставался в долгу, когда вечерняя игра заканчивалась в 23 часа. К постелям мы добирались где-то после часа ночи, а засыпали и того позже. Но в утренней металлической побудке ты не мог не участвовать, кляпы в ушах не спасали.

Внутри камеры размонтированный туалет, прикрытый декоративным шкафчиком, оконная щель и двухъярусная постель. Если один свешивал ноги с постели, то они упирались в противоположную стену. Сосед по камере уже пройти к своему лежаку не мог. Ходили бочком, по одному.

Массажная в холле была отгорожена ширмами. Наша кушетка стояла рядом с массажной кушеткой для саночников. Массажистом с ними работала молоденькая девушка Вера. Её сильно декольтированная рабочая маечка настолько привлекала моих пациентов, что ко мне на массаж образовывалась очередь, когда она работала по соседству.

Володя Петров и Борис Михайлов в массажную не ходили, и на процедуру приглашали к себе в келью. Если Михайлова приходилось массировать внизу, согнувшись в три погибели, то Петрова – на втором этаже, стоя ногами на краю михайловской постели, упираясь спиной в противоположную стену. Я убеждал обоих в нулевом КПД такой процедуры. После двух таких убогих сеансов переубедил, стали и они ходить в массажную.

Единственным местом отдыха была столовая, она же и клуб. Ели и слушали, не раздеваясь, было прохладно, да и раздевалок не было. В нашей подгруппе только финны и канадцы могли оказать нам сопротивление. Команды Японии, Польши и Нидерландов были проходными. Первая игра – 16:0, вторая – 17:4, с Канадой – 6:4 и финнами – 4:2, не только подтвердили высочайший класс школы российского хоккея, его техническое мастерство, но и вселило спокойствие в наших игроков к началу финальных битв. Мы были уверены в отличном результате.

В другой подгруппе котировались сборные Швеции и Чехословакии, и наше руководство не обратило внимание, а может не приняло близко к сердцу, что чехи проиграли американской сборной 3:7 а со шведами «студенты» США сыграли 2:2, войдя в четвёрку сильнейших. Чехи не попали в четвертьфинал.