Джахарит - Егор Александрович Данилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О, Пустыня, ты хранишь свои тайны! Ты полна загадок и удивительных чудес. Ты дала прибежище моему народу. Оберегала его много веков. Что ты сделала со мной в те дни, накануне Перерождения? Зачем искушала возможностями, которых лучше бы вовсе не было? Зачем подвела к той черте, у которой я оказался? Ты молчишь и не даешь ответа. Быть может, я просто его недостоин?
9
Я не буду описывать свой обратный путь в аль-Хариф. Скажу лишь, что он занял всего день, хотя должен был — несколько декад. Муравей прополз по стене до края и перескочил на другую сторону дома, не имея никаких представлений о его истинной форме.
Я не стал откладывать встречу с Инас и поспешил к ней так быстро, как только смог. Я знал, что Амаля нет в аль-Харифе, а значит она свободна. Дрожащей рукой я достал из кармана восхитительный джахарит величиной с ноготь большого пальца. Прекрасная Инас отпрянула, не поверив своим глазам.
— Будь моей альниссой, — снова сказал я, и все внутри меня затрепетало от важности момента.
— Откуда он у тебя, — прошептала Инас.
— Это не важно. Важно, что сейчас мы можем быть вместе. Ведь это тот махр, которого ты достойна. Ты перестанешь пить куф, и мы вырастим сына или дочь. Как бы ты назвала своего ребенка?
Инас закусила губу и поднесла руку к лицу.
— Милый Гасик… неужели ты так и не понял, — ее голос был очень тихим, едва слышимым. — Я не буду твоей. Не приму этот махр и не перестану пить куф.
— Но почему? — выдохнул я, поскольку действительно не мог ее понять.
Глаза Инас застыли и стали безжизненными.
— Ты точно хочешь это услышать?
Я уверенно закивал, словно моя жизнь зависела от того, что она скажет.
— Я согласилась бы, будь на твоем месте Амаль. Я ждала, когда он сделает это. Быть может, все еще жду. Но ты знаешь его. Он не может долго сидеть на одном месте. Караван для него важнее всего на свете. Он болен дорогой, болен путешествиями, всеми этими игрушками, которые привозит издалека. Он не сможет остаться со мной надолго, чтобы быть моим раджулом.
— Так почему тогда? Инас?
Она отвернулась и заплакала. Я кинулся к ней и обнял. Прижал к себе, чтобы она почувствовала биение моего сердца и тепло рук. Она не отстранялась, но и не отвечала на объятия. Мне казалось, передо мной безжизненная кукла, лишь оболочка, внутри которой нет ничего. Не знаю, мог ли я ей помочь и нужно ли было это.
Наконец, она успокоилась. Ее взгляд приобрел ясность.
— Я люблю Амаля. Понимаешь, Гасик? Мы с тобой встречаемся, когда его нет рядом. Мое время свободно. Но не мое сердце. Его не купить никаким самоцветом. Мне не нужен твой махр. Прости, я знаю, для тебя это тоже больно. Но это правда. Правда, понимаешь?
В тот вечер я не стал оставаться с ней. В висках молотом стучала обида. Невыносимая тяжесть отвержения. Горькая печать безысходности. Нестерпимая боль от того, что я натворил. Я поклялся джинну из дворца предками, бесплотными духами, что вечно сопровождают альмаутов. Я не мог это изменить. Теперь я обязан был сделать то, что от меня ожидал старец.
10
Прошло много декад перед тем, как мой долг снова напомнил о себе. Отгремел праздник Перерождения, воистину траурный для меня в этом году. Скорпион сменился Скарабеем. Я покинул оазис, чтобы сопровождать Амаля и его караван в экспедицию к мысу Асвад. Мы нашли гробницы древних царей и раздобыли в них артефакты, которые теперь следовало доставить в аль-Хариф. Амаль был доволен, и как-то между переходами мы засиделись у него в сакфе с бутылкой арака.
— Скажи мне, авал, — обратился я к нему. — Почему ты до сих пор не принес Инас махр? Все знают, как долго вы вместе. Неужели не хочешь быть для нее раджулом?
— Друг мой, — ответил Амаль по своему обыкновению, — ты ведешь себя прямо как мой отец. Почему вообще тебя это волнует?
— Мне кажется, Инас хотела бы…
— Хотела бы, — согласился Амаль. — И хочет. Мы обсуждали с ней это.
— И в чем же дело?
— Тебя это совершенно не касается, но раз уж мы заговорили об этом, то я обещал ей, что это будет последняя экспедиция.
Амаль посмотрел на меня совершенно трезвым взглядом, хотя бутылка была уже почти пуста. В это мгновение мне показалось, что он знает все, что произошло между мной и Инас. Я поежился и отвел глаза. Быть может, я это лишь выдумал, но вероятно и иное: мой старый друг знал гораздо больше, чем говорил. Мог ли он догадываться о моих встречах с Инас? Мог ли знать, что очень скоро я должен был его предать?
— Что с тобой, Гасик?
— Я…
Мне хотелось сказать ему правду, поведать о джинне из дворца и моем долге. Но я не мог. Я чувствовал рядом предков, которыми поклялся. Они с укором смотрели из темноты и не давали открыть рот. Предать их значило бы перестать быть альмаутом. Перестать быть самим собой, Гасиком из аль-Харифа…
— Я просто подумал, что завидую тебе, Амаль. Завидую тому, что у тебя есть Инас. Что она ждет тебя и скоро станет твоей альниссой.
Амаль печально вздохнул.
— Быть может, я не так рад этому, как рад этому ты. Я люблю ее, но не знаю, как долго смогу жить на одном месте. Экспедиции для меня все. Боюсь, я буду плохим отцом.
Мы просидели еще какое-то время. Приглушенный свет мисбахов освещал пространство внутри сакфа. У дальней стены прикрытый разноцветным ковром стоял большой резной сундук, в котором — я точно знал это — хранилась Топазовая Сфера. Этот артефакт ждал от нас Совет аль-Харифа и очень скоро он должен был поменять хозяина.
В мою последнюю ночь во дворце старец напутствовал меня:
— Там, на мысу Асвад, вы найдете кое-что ценное, огромный топаз, какого ты раньше не видывал. Жди и не проявляй себя. На обратном пути вас настигнет песчаная буря. Когда она закончится, иди за дюны в сторону реки Кабир. Там ты кое-кого встретишь и расскажешь, где Амаль хранит топаз. На этом твой долг будет исполнен.
— И что станет с самоцветом?
— Если все пойдет по Плану, а у меня в этом нет сомнений, он
