Джахарит - Егор Александрович Данилов

Я протянул руку и дотронулся до нее. Она вздрогнула и обернулась.

— Давай сменим тему, — предложил я.

— Отличная идея. Может быть, нам вообще не стоит говорить так много?

В ее глазах сверкнул огонек, от которого у меня по коже побежали мурашки.

— Подожди, — остановил я ее. — Я хотел сказать нечто важное.

— Разве ты уже не все сказал?

— Нет, не все. — Я собрался с духом и вдохнул побольше воздуха. — Будь моей альниссой.

Я вынул из кармана небольшой аквамарин, доставшийся мне от отца. Его грани переливались в вечерних лучах Азраха ослепительной синевой. Инас покачала головой, словно вовсе не заметила самоцвет.

— Ах, милый Гасик. Зачем ты делаешь это? Посмотри на мои глаза. Разве что-то в них напоминает тебе цвет это камня? Разве дочь Тахира, главы рода Саифов, может принять такой махр? Убери его, и давай забудем об этой глупости. Неужто для этого ты пришел? Неужто не можем мы просто провести время вместе, чтобы дать друг другу тепло этой ночи?

— Но Инас, какой махр ты ждешь? — выпалил я, не в силах поверить своим ушам. Я предлагал ей большее из того, что мужчина способен предложить женщине.

— Милый Гасик, — снова сказала она. — Какого цвета мои глаза? Ведь они как джахарит, неужели ты этого не видишь? Так могу ли я ждать меньшего? Иди уже ко мне, глупый.

3

От Пепельных гор на восходе до реки Кабир на закате нет места, где бы не ступала нога альмаута. Пустыня наш дом, и в ней мы чувствуем себя не хуже хайманов. Большие и малые караваны бороздят пески от аль-Харифа до аль-Джахара. Там, в горных отрогах, скрыты от посторонних глаз штольни, в которых добывают прекраснейший из камней — джахарит. Столь редок этот самоцвет, что нет ему цены, и лишь правители могут позволить себе украсить им скипетры, жезлы и короны. Говорят, что несколько джахаритов хранятся в аль-Харифе и передаются от отца к сыну, но правда это или нет, мне то неведомо. Одно лишь верно, достать этот камень простому раису — почти невозможно.

Такие мысли одолевали меня во время очередной стражи. Я снова направлялся в сторону аль-Васада, но не рассчитывал, что вновь повстречаю логово джинна. Я отказал ему в просьбе, хотя он готов был осыпать меня драгоценностями. Быть может, тогда Инас изменила бы свое мнение? Сейчас я знаю, что это не так, но мог ли знать в то время? О, милосердные предки, кажется нет. Я жаждал стать для нее раджулом, чтобы продолжить себя в ее чреве. Жаждал заботиться о ней, оберегать покой ее дома. Жаждал того, что и должен хотеть мужчина в самом расцвете сил от женщины столь же прекрасной, как она. Но этого было мало. Мне нужен был камень, достойный ее красоты.

Барханы сменяли друг друга, и вскоре должно было стемнеть. Азрах и Асфара указывали дорогу, хайман уверенно переставлял копыта. Быть может, я задумался слишком сильно и стал невнимателен — непростительно для одинокого путника в Пустыне, — но хайман вздрогнул и остановился раньше, чем я смог определить в чем дело. Прямо на песке, в каких-то нескольких шагах от меня, лежала девушка. Ее полупрозрачная одежда едва скрывала тело, а на лице была улыбка, словно она встретила давнего знакомого.

— Испугался меня? — спросила девушка.

Я неопределенно махнул рукой, пытаясь понять, как она оказалась здесь, в самом сердце Пустыни.

— Напрасно, я вовсе не опасна для такого славного воина, как ты.

Ее голос был неожиданно низким. Казалось, он проникал в самые глубины меня и трогал неведомые доселе струны, отзываясь жаром в ногах и холодом в груди. Мне бы следовало поостеречься, но я только больше заинтересовался и спустился с хаймана на землю, к самым ее ногам.

— Я нравлюсь тебе? — спросила она.

Даже если бы я захотел, то не смог бы ответить. Мой язык прилип к небу и вовсе отказывался шевелиться. Все, что я мог, это кивнуть, продолжая наблюдать за ней, как завороженный.

— Пойдем со мной, славный воин, — позвала она, вставая. — Забудь свои дела на сегодня. Я живу неподалеку, и у меня будет для тебя и кровать, и ужин. А может быть, и что-то сверху того.

Как ни в чем ни бывало она подмигнула мне, а я тряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение. Мои ноги, однако, уже покорно следовали за ней, хотя я вовсе не собирался этого делать. И остановиться не было никаких сил. Вот уже второй раз за последние дни я действовал вопреки своему разумению. Что за странное Перерождение? Воистину говорят, конец года приносит чудеса.

Так мы дошли до пещеры. Девушка пропустила меня внутрь, а я, хоть и понял уже, кто она, — по длинным клыкам, которые та более не скрывала, — прошел вперед, чтобы стать ее ужином на сегодня.

4

Все альмауты знают: Пустыня — опасное место. Разбойники-голодранцы, изгнанные из своих оазисов и вынужденные скитаться без воды и еды, сбиваются в шайки и от безысходности нападают на караваны. Безжалостные воины-цтеки из-за реки Кабир совершают набеги, чтобы проводить кровавые жертвоприношения в далеком Течуакане. С Пепельных гор спускаются дикари-виджайцы, неся с собой огонь и разрушение. Одному Азраху ведомо, сколько горя живые приносят живым.

Но не только люди опасны для одинокого путника. Джинны и гули, ифриты и мариды — дети Пустыни по духу и враги человека по естеству. Попадись им — и тебе несдобровать. Против цтека или виджайца поможет сабля и отвага. Против гули не спасет ничто. Она безжалостна и кровожадна, а ее добыча беспомощна, как светлячок, летящий на горящее пламя.

Я стоял у стены пещеры и наблюдал за тем, как гуля совершает приготовления к пиршеству. Под огромным котлом уже горело бездымное пламя. Вода уже шипела и наполнялась мелкими пузырьками. Скоро придет мое время, и я бесплотным духом отправлюсь в аль-Хариф, чтобы вместе с прочими предками давать советы тем, кто, может быть, гораздо мудрее меня, раз все еще жив.

— И что же ты делаешь здесь один, храбрый воин? — спросила меня гуля, разглядывая так, словно оценивала, достаточно ли я хорош для ее пиршества.

Я почувствовал, что могу ответить. По-видимому, она ослабила чары.

— Испокон веков стражи аль-Харифа ходят сюда, — процедил я. — Скоро это место найдут другие. Тебе несдобровать.

— Аль-Хариф? Но ведь это где-то у Красных гор. А мы с тобой у моря Факела.

Я подумал, что