Ключи от рая - Ричард Дейч

— Замечательная проповедь, ваше преподобие, — сказала Мэри, не отрывая глаз от коротышки-священника.

Она словно разговаривала с ребенком — такой значительной была разница в росте. Заботясь о том, чтобы не смущать этим несоответствием отца Шонесси, Мэри всегда следила за тем, чтобы не приходить в церковь на высоких каблуках, но даже и без каблуков она зашкаливала за пять футов девять дюймов.

— Благодарю вас, Мори. — Священник крепко сжал ее руку обеими руками. — Поднимаясь на амвон, я всегда уверен, что могу рассчитывать на вашу улыбку.

На Майкла отец Шонесси не обращал ни какого внимания. Казалось, он его просто не видит. Почувствовав смущение мужа, Мэри улыбнулась, подталкивая его к священнику.

Наконец, словно передумав и не желая обижать Мэри, отец Шонесси кивнул Майклу:

— Здравствуйте, Майкл.

— Здравствуйте, Патрик, не слишком приветливо пробормотал тот в ответ.

За спиной Мэри скапливалась толпа нетерпеливых прихожан. Священник с неохотой выпустил ее руку.

— Да хранит тебя Господь, дитя мое.

— Благодарю вас, отец мой. И вас также.

Супруги Сент-Пьер направились по обсаженной деревьями аллее к стоянке, а отец Шонесси продолжил принимать благодарность паствы.

«Форд-торес» 1989 года выпуска выехал со стоянки у церкви и повернул на восток. Скрипящий и дребезжащий автомобиль был старым, но ухоженным. Майкл вел машину молча, устремив взор перед собой, погруженный в мысли. Мэри поняла, что ему опять больно. Ее муж удалился в тот мир, где запирался совсем один, чтобы решать свои проблемы. Но Мэри не желала сдаваться и упрямо пыталась разрушить эту стену, каждый раз изобретая новый подход. Сейчас у нее в глазах сверкнули веселые искорки, она улыбнулась и тронула Майкла за руку.

Он мельком взглянул на нее.

— В чем дело?

— Так, смахнула кое-что у тебя с плеча.

— Перхоть?

— Нет. Щепки.

— Что? — Искренне сбитый с толку, Майкл дернулся так, словно на нем сидел ядовитый паук. — Какие щепки?

— Те самые, которые ты носишь на плечах.[2]

Майкл скорчил гримасу, отчаянно цепляясь за свое плохое настроение.

— Патрик отличный парень, — продолжала Мэри.

— Он смотрит на меня сверху вниз, так, словно я могу заразить его паству какой-нибудь гадостью. Я думал, священник должен уметь прощать. — В его голосе прозвучала горечь.

— Майкл, такому коротышке, как Патрик, трудно смотреть на тебя сверху вниз.

— Мэри, взгляни на мир моими глазами, — бросил Майкл, не отрывая взгляда от дороги.

Мэри терпеть не могла, когда муж так резко ее обрывал. Происходило подобное нечасто, исключительно по выходным и, как правило, в течение первого часа после окончания мессы. Мэри понимала, что Майклу приходится очень трудно, но, в конце концов, это отнимало у него лишь один час в неделю. Кроме того, она видела мир его глазами; это получалось у нее всегда, и ей казалось, что Майклу пора обрести в жизни хоть немного покоя.

— Неужели мы каждую неделю должны проходить через одно и то же? — спросила Мэри, в знак примирения кладя руку мужу на колено.

В салоне машины наступила неловкая тишина.

Машины десятками выстроились вдоль обеих обочин дороги. Откуда-то доносилась оглушительная музыка Брюса Спрингстина. Неподалеку ревел океан; ветер с моря наполнял воздух запахом лета, который ни с чем невозможно спутать. Мэри прошла по вымощенной сланцем дорожке к серому зданию, потрепанному непогодой. Майкл подчеркнуто держался в пяти шагах позади, по-прежнему молчаливый и угрюмый. Мэри позвонила. Тишина. Она позвонила снова, и тут Майкл наконец нагнал ее. Дернув за ручку, Мэри распахнула дверь…

— Не знаю, подходящее ли у меня настроение для этого, — предостерег Майкл.

— А для чего у тебя подходящее настроение? — раздраженно спросила она, теряя терпение.

Майкл промолчал.

— Мы поздороваемся, через полчаса откланяемся и в два уже будем дома.

Взяв мужа за руку, Мэри провела его в дом. В комнатах было темно и подозрительно пусто. Мэри направилась в дальнюю часть дома, через просто обставленную гостиную, мимо обеденного зала, чувствуя, как с каждым шагом нарастает приглушенный гул голосов. Наконец она остановилась у раздвижных стеклянных дверей, завешенных шторами.

— Не забудь улыбаться, — шепотом напутствовала Мэри мужа.

Она раздвинула шторы, и взору открылось праздничное сборище. И не просто сборище — всем сборищам сборище. Терраса за домом была заполнена людским морем, выплеснувшимся на берег. Дымились три жаровни для барбекю, поднимая к небу языки пламени. Если на них и лежало когда-то мясо, то оно уже давно было кремировано и отправилось к богам. Огромные колонки извергали «Комнату сладостей», но завываниям Спрингстина с трудом удавалось состязаться с гомонящими гостями.

Мэри вцепилась Майклу в руку, и они нырнули в сумасшествие веселья. Она протащила мужа к свободному пятачку в глубине террасы, и им навстречу шагнул огромный медведь в человеческом обличье. Люди расступались перед ним, словно перед царственной особой, кивали и хлопали его по необъятной спине. Это был просто громадный мужчина: не сплошной жир, но и не мышцы, а просто здоровенная туша. Шести футов пяти дюймов роста, он возвышался над всеми.

Волосы цвета золотистого песка придавали гиганту сходство с серфингистом, но, наверное, подобрать доску по росту ему было бы очень непросто. Он радостно стиснул Мэри, и та потонула в его объятиях: великан, нежно ласкающий голубку.

— Наконец пирушку можно официально считать начавшейся, — прорычал гигант.

Освободив Мэри из своих огромных лапищ, хозяин дома обернулся и обнял Майкла, слегка придушив его.

— Как всегда, опоздали, — прорычал он.

— Мы ходили в церковь, — оправдываясь, произнесла Мэри.

Заглянув Майклу в глаза, великан спросил:

— Правда, что ли?

— Я молился за твою широкую, пропитанную виски душу. Лицо гиганта стало серьезным.

— Прошу прощения, прошу прощения. — Схватив голову Майкла своими здоровенными лапами, он привлек его к себе. — Все они похожи на задницы — у каждого есть по одной, и от них воняет. — Он шумно чмокнул Майкла в лоб и лишь после этого отпустил. — Рад, что вы приехали.

Только теперь Майкл смог наконец расслабиться.

Поль Буш пил сверх меры только тогда, когда у него появлялись на то более чем веские причины — что случалось крайне редко, не курил, а наркотики и вовсе были его заклятыми врагами. И вообще, если не считать слабости к жирному и мучному, Поль вел самый здоровый образ жизни, о каком только можно мечтать. За исключением одного раза в году. Каждый год приблизительно в одно и то же время Буш устраивал свой «День воспоминаний» — загул, продолжающийся целые выходные. Все, с кем он когда-либо встречался, разговаривал, дрался, целовался, знакомился в дороге, обнимался и состоял в браке, приглашались в гости, для того чтобы помочь ему надлежащим образом встретить приход лета. Это был праздник наслаждения жизнью и благодарности всему живому, и Поль, поскольку оплачивал все расходы, считал себя обязанным отведать все, в том числе и спиртное. Этим и объяснялось его нынешнее состояние: сбивчивая речь и глуповатая улыбка.

Ритмическое буханье музыки, парящее над толпой, внезапно потонуло в веселых детских криках и хохоте, которые приближались с каждым мгновением. И вот они уже были здесь, словно материализовавшись из воздуха, — мальчик и девочка лет шести, парочка юных ирландцев. Робби, старше на одиннадцать месяцев, и Крисси Буш, парочка очаровательных белокурых ангелочков с улыбками, способными согреть океанские глубины. Пробившись сквозь толпу гостей, дети бросились в объятия Майкла.

— Пошли на трамплин!.. — закричал Робби, ухватившись Майклу за левую руку.

— Нет! В песчаные замки! — вцепилась в правую руку Кристи.

— Эй, ребятки, а как насчет того, чтобы поздороваться? — с укором произнес Буш.

— Все в порядке, — остановил его Майкл, наслаждаясь вниманием.

— Оставьте же дядю Майкла в покое, дайте ему хотя бы пропустить штрафную, — попытался оттащить детей Буш.

— Но, папа… из всех гостей он единственный, кто будет играть с нами, — взмолился Робби.

Буш посмотрел сыну в глаза.

— Это потому, что он здесь единственный, достигший вашего уровня зрелости.

— Все в порядке, — повторил Майкл, опускаясь на корточки перед детьми.

— Папочка, ну пожалуйста…

Поль Буш был человек сильный, наверное, самый сильный среди собравшихся, однако во всем, что касалось его малышей, становился не просто слабым, а самой настоящей размазней. Он вскинул руки, признавая поражение, и повернулся к Майклу.

— Как тебе будет угодно, но если они тебя убьют, не жалуйся. — Ухмыльнувшись, Буш обхватил Мэри за плечи. — Красавица, не желаешь поразвлечься?