Так и будет? - Илья Першин

больше, площадь опустела, люди ушли, закрыв свои лавки и сложив легкие шатры, защищавшие их от солнца. Пьер заметил легкое движение за площадью, ближе к подножью.

— Это он! — воскликнул Пьер.

— Тот человек? — ответил Рахула.

— Да-да! Это он! Бежим!

Пьер бросился со всех ног перебегать площадь по направлению к Кайласу, Рахула побежал за ним. Пыль поднялась, как от табуна лошадей, и сопровождала бегунов всю пробежку.

Рахула, отмахиваясь от пыли, кричал Пьеру:

— Ты уверен, что ты так его догонишь?

— Не знаю, но идет он намного медленнее, чем бы бежим!

Монах был метрах в трехсот от них, и его уже хорошо было видно — желтая кашая и темные длинные волосы, собранные в пучок над головой. Он единственный так выглядел во снах Пьера. Поэтому Пьер без сомнения бежал к нему.

Казалось, что их топот был слышен во всем Тибете, но Монах не обращал на них никакого внимания, продолжая спокойно свой путь, и, как бы сильно не бежали догоняющие, Он уже начал восхождение на гору и уходил от них дальше и дальше.

Пьер подбежал к горе, но Рахула, следующий за ним, окликнул его: «Стой, Пьер! На гору нельзя заходить!»

Монах тем временем, уже скрылся из виду…

В белой комнате, напоминавшей своим безмолвием снежный пик Эвереста, очнулся Пьер после своего очередного вхождения в Астрал.

Глава 5. Утро

Проснувшись, Пьер еще около получаса пролежал на белой простыне мягкой кровати. Он пытался оставить в своем воспоминании каждый миг своего осознанного сна. Смотря в потолок, он вспоминал лицо Рахулы, крыши шатров на площади, дом и предложенную еду. В момент Пьер сдвинул брови, стараясь смотреть в одну точку, и замер — он не шевелил ни пальцами ног и рук, ни бровями, ни головой, лежащей на подушке — он был максимально сконцентрирован и изо всех сил возрождал в своей памяти Монаха. Пьер копался в своем воспоминании так, как кладоискатель в поисках старой монеты скрупулезно роется в комках земли. Пьер хотел запомнить все, что связано с Монахом, в надежде, что это ему поможет в последующих снах хоть как-то опередить Его при подъеме на запретную гору. Он вспоминал в какой момент сна Он появился, на каком расстоянии Солнце было от горизонта и какого цвета, откуда именно он вышел на площадь.

— «Нет, Он не выходил на площадь со стороны поселения. Он определенно появился сразу у подножия горы, минуя площадь. Скорее всего Монах заходил с какого-то боку от площади» — размышлял Пьер — «либо же, в момент перехода площади был невидим».

К удивлению Пьера, он отлично помнил разговор с Рахулой, от которого он до сих пор был под впечатлением.

— Может Рахула прав? Может нужно искать новый смысл в жизни? Но ведь я и так его ищу. Зря я стоял до заката вместе с Рахулой, нужно было подходить ближе к подножию, возможно перехватил бы Монаха — сказал сам себе Пьер, поднимаясь с кровати на холодный паркет.

Белые стены, глухо тикающие часы, словно завернутые в одеяло, белый прикроватный столик с раскрытой книгой «Сутра белого лотоса высшего учения» и пепельницей, прихожая метр на метр, кухня в том же цвете, что и комната, шумная кофеварка. Пьер стоял в ожидании свежесваренного кофе и смотрел в окно: сквозь водные линии был виден город с высоты двадцать второго этажа. Пробка в красных фонарях стоп-сигналов, рекламные борды, люди под зонтами, похожие на черепах, медленно ползущих к метро.

Кофеварка затихла, что было сигналом готовности кофе.

— Яку нельзя полениться, а то все сгорит… — сказал Пьер вслух и улыбнулся — а интересно Рахула говорил о первопричинах и взаимосвязях.

В это утро Пьер был намного спокойнее и счастливее, на улице было сравнительно тихо из-за дождя. Все происходило, как будто более размеренно и лениво, хотя на самом деле все пешеходы наоборот ускоряли шаг в надежде не вымокнуть полностью по пути к метро. Вероятно, Пьеру так казалось из-за отсутствия обычных утренних разговоров и выкриков людей на улице, связанного с дождем и с субботним утром.

Пьер был погружен не в свои обычные рассуждения, а больше в размышления о встрече с Рахулой.

— «Интересно, а увижусь ли я с ним снова, захочет ли он рассказать мне что-либо еще о жизни, даст ли мне совет. Пьер понимал, что он, не послушав Рахулу, начал заход на запрещенную гору, и как бы это ему не вышло боком в следующий раз созерцания подножия горы Кайлас в своем сне. А вдруг он, нарушив священный закон, больше не попадет туда вовсе, а будет видеть обычные безучастные сны, как многие люди…».

— Ста…я м…ро Ск…ц…кая п…щ…дь — невнятно прожужжал электрический голос в вагоне

Пьер машинально поднял голову и вышел из вагона в шеренге с другими людьми. Платформа напоминала больше не станцию метро, а большой компьютер, внутри которого находились люди. Колонны, перрон, эскалаторы, поручни — все было стального глянцевого цвета, от пололка шли вниз десятки параллельных стальных креплений, удерживающих плазменные экраны. На экранах отображались генерация валюты, новости экономики, бегущий гимн Единого государства, флаг и герб на соседних экранах, рост средней зарплаты жителей Государства в онлайн-режиме, и много другой политкорректной информации.

Подойдя к эскалатору, Пьер вкинул в монетоприемник один родуен, дверцы эскалатора открылись, и он шагнул на бегущую бесконечную ленту. Иногда Пьер шел пешком, чтобы сэкономить одну монету, но не сегодня, когда на нем был непромокаемый плащ, сковывающий движения.

Двери подземки автоматически открылись, и Пьер оказался на площади, закольцованной высоченными башнями из металла и синего стекла с огромными многочисленными рекламными баннерами и экранами, на которых показывали новости, обзоры новых моделей автомобилей, интервью с крупными бизнесменами и много другого абсолютно неинтересного. Если какой-то зевака хотел углубиться в суть происходящего на каком-нибудь экране, он мог взять свою гарнитуру, которая была у каждого гражданина, зажать сенсорную кнопку на ней, и направить появившийся лазерный луч из гарнитуры на экран — она соединялась с экраном, и звук транслировался в гарнитуру-наушник зеваки…

Глава 6. Экономические встречи

Каждую субботу, в полдень, предваряя Экономические встречи, на экранах менялись передачи на одну единственную и гарнитуры отключались у всех жителей без исключения. Из колонок под экранами начинал греметь гимн Единого государства, а на всех экранах появлялась картинка с текстом гимна, флагом и гербом. Гимн длился около двадцати минут и состоял из ста строф. В гимне воспевались свобода, единство и развитие жителей.