Доклады на столе Сталина(СИ) - Толстой Владислав Игоревич

Дальше все шло по накатанной колее - ну, почти. Внешне все было благопристойно, включая тот факт, что к концу XIX века наиболее прибыльным видом деятельности банка 'HSBC', опередившим даже операции с опиумом, стали операции с государственным долгом Китая - с учетом связей мэйбаней и продажности цинских сановников, ничего удивительного в этом не было.

Интересно было другое - к концу XIX века в Китае резко активизировались революционеры. На первый взгляд, все было очевидно до неприличия - империя Цин прогнила сверху донизу, до состояния трухлявого пня, да и ненависть китайцев к маньчжурским завоевателям никуда не пропала.

На второй взгляд, все было не столь очевидно. Примером могла служить деятельность одной из ключевых фигур китайского революционного движения этого периода, Сунь Ятсена - да, до определенного момента с ним все было ясно, очень талантливый и горячий юноша не хотел мириться с несправедливостью. Дальше возникали вопросы. Например, на какие деньги юноша из бедной крестьянской семьи учился в медицинском институте Гонконга? Или, на какие деньги Сунь Ятсен разъезжал по США и Европе, вербуя сторонников среди хуацяо и собирая деньги? Кстати, а много ли денег могли дать очень бедные, как правило, китайцы? Да, а с чего бы это вдруг британские газеты подняли шум, когда в Лондоне представители цинской миссии арестовали Сунь Ятсена - а министр иностранных дел Великобритании столь оперативно прислушался к общественному мнению, что потребовал от китайского посланника немедленно освободить арестанта? Это с каких вообще пор англичан беспокоит нарушение прав и свобод иностранцев, если оно не затрагивает их интересов?

Но на этом интересные моменты не заканчивались, а только начинались. Поездив по Европе - кстати, сам Сунь Ятсен признал, что денег на революцию собрать не удалось - он устраивается на жительство в Японии. Официальная версия гласит, что японцы желали поставить во главе Китая дружественно настроенное к ним правительство и поэтому благосклонно отнеслись к Сунь Ятсену. Вполне убедительная версия, если не считать того незначительного момента, что в то время Сунь был главой крохотного 'Союза возрождения Китая' - а с ним почему-то общались такие японские политики, как С. Окума и Ц. Инукаи; конечно, это не самое высшее руководство Империи Восходящего Солнца, но политики 'первой величины'. Неплохо для скромного эмигранта, главы никому, кроме профессионалов, неизвестной революционной организации. Но Сунь Ятсен на этом не останавливается - в 1899 году он начинает издавать в Японии оппозиционную газету ('Китайская газета' В.Т.), в 1905 году становится объединителем и главой китайских революционных организаций 'Тутмэнхой', первой революционно-буржуазной партии общенационального уровня. Почему-то все остальные революционеры, и находившиеся в Китае, и пребывавшие в эмиграции, дружно признали его своим главой.

Дальнейшие политические события, происходившие в жизни Сунь Ятсена после революции 1911 года, при не очень внимательном рассмотрении могут быть охарактеризованы одной фразой - он борется за власть с высокопоставленными военными цинской армии. Эта борьба идет с переменным успехом с 1911 по 1925 год, до самой смерти Сунь Ятсена.

Внимательный человек задался бы вопросом, откуда у небогатого политэмигранта взялись деньги и связи, достаточные для того, чтобы на равных бороться за власть с бывшими военачальниками императорской армии, контролировавшими обширные области Китая, имевшими многомиллионные доходы и многочисленные личные армии, фактически, владыками собственных квазигосударств?

По логике вещей, тот же Юань Шикай, в начале своей карьеры в качестве президента Китайской республики недвусмысленно претендовавший на роль основателя новой императорской династии (соответствует РеИ - заняв должность, Юань Шикай начал с того, что совершил жертвоприношения в храмах по императорскому обряду; согласно китайским традициям, это мог сделать либо законный император, либо претендент на престол В.Т.), только сместив с этой должности Суня, должен был бы озаботиться пресечением линии жизни скромного интеллигента, путавшегося под ногами искушенного в интригах командующего императорской армии. То, что моральных препон на сей счет у Юань Шикая не было, можно не сомневаться - при императрице Цыси карьеры делали, используя в качестве ступеней на лестнице, ведущей к вожделенным должностям, трупы соперников. Технические возможности для обеспечения скорейшей встречи Сунь Ятсена с его почтенными предками у его противника тоже наверняка имелись в изобилии. Тем не менее, командующий даже не попытался обеспечить автору учения о трех народных принципах возможность обсудить свое учение с душой Конфуция.

Ответ на вопрос о столь нетипичном для него поведении Юань Шикая можно поискать в ближайшем окружении Сунь Ятсена. Действительно, в конце 1911 года должность личного секретаря Суня занимает юная Сун Айлин; в 1913 году ее сменяет сестра, Сун Цинлин, которая в 1915 году выходит замуж за Сунь Ятсена. Жених старше невесты на 27 лет, свадьба состоялась в Японии, где проигравший очередной раунд борьбы за власть Сунь, находясь в эмиграции, готовится к реваншу.

Очаровательные юные дамы являются дочками методистского проповедника и богатейшего бизнесмена Чарли Суна. Они получили образование в аристократических женских колледжах США, что, по тем временам, является нонсенсом - в США тогда к китайцам относились чуть лучше, чем к бездомным собакам, так что только деньги отца не могли стать для них пропуском в такие учебные заведения. Таким пропуском мог стать только равный статус девушек с остальными студентками - соответственно, Чарли Сун должен был быть своим для власть предержащих Америки.

В этом случае все странности получали логичное объяснение. Обнищавший и предельно ослабленный к концу XIX века Китай уже не мог дать мэйбаням прежних доходов, слишком была обескровлена страна. В этих условиях сановники империи Цин, ранее бывшие необходимыми покровителями для мэйбаней, превратились в совершенно ненужных им людей, вдобавок претендующих на долю в их 'рисе'. Избавиться от них кардинально можно было только одним способом - обрушив империю в целом, благо торговать опиумом было бы намного удобнее не в едином государстве, а в совокупности воюющих между собой княжеств, в этом случае накладные расходы становились намного меньше.

Свои выгоды от обрушения империи Цин получали и иностранные партнеры мэйбаней - англичане, американцы, японцы - ведь намного удобнее и прибыльнее растаскивать на куски не единую, пусть и одряхлевшую империю, а отдельные княжества.

Естественно, осуществлять этот сверхприбыльный бизнес-проект следовало чужими руками - и во имя высоких идеалов национального возрождения китайского народа, его народовластия и благосостояния, сформулированных склонным к идеализму Сунь Ятсеном.

Сунь Ятсен, насколько можно судить, в свое время угодил в классическую ловушку прекраснодушного интеллигента - он искренне ненавидел цинский режим за его мерзости, которых было не просто достаточно, но, хватило бы на все отсталые страны мира, с хорошим запасом; вот только имея желание облагодетельствовать свой народ, он не имел возможности сделать это доступными ему и его друзьям, таким же оторванным от реальной жизни интеллигентам. Когда нашлись добрые люди, готовые помочь ему в осуществлении его мечты, он охотно согласился на их условия. Далее все развивалось согласно русской поговорке 'Коготок увяз - всей птичке пропасть' - он стал знаменем борьбы с действительно преступным режимом императрицы Цыси, вот только держали древко этого знамени руки совсем не идеалистов; он генерировал идеи, теоретически способные привести Китай к процветанию и могуществу, вот только попытки реализовать эти идеи на практике приводили к несколько иным результатам, чем ожидаемые автором.

Чем дальше заходило дело, тем на большие уступки приходилось идти Сунь Ятсену - династический брак с Сун Цинлин стал финалом всего. Теперь дело было не только в том, что его взяли под предельно плотный контроль - согласно китайским традициям, вдова становилась наследницей его идей.