Под псевдонимом Дора: Воспоминания советского разведчика - Шандор Радо

На реке патрулировали катера контрреволюционеров, освещая прожекторами мост. По мосту пришлось ползти. Добравшись до гостиницы «Геллерт», где заседал Совет 1-го района Будапешта, я доложил об обстановке в Пеште, но здешние товарищи не смогли повлиять на командование артполка. Тем же путем я вернулся назад и отправился в гостиницу «Хунгария» — там размещался Центральный Комитет Компартии. Отыскал товарища Бела Санто, тогдашнего Наркома по военным делам, и мы вместе поехали в Совет 8-го района, дабы с его помощью принять надлежащие меры. Чувствовалось, нам противостоят, мешают нашей борьбе какие-то скрытые силы. Позже было установлено, что комендант Будапешта социал-демократ Хаубрих вошел в сговор с контрреволюционерами.

Нам удалось с боем занять телефонную станцию, выбить оттуда юнкеров. Оставшиеся в живых сдались. Между прочим, в качестве наказания их послали на перевоспитание — и только.

После выводя венгерской Красной Армии из Словакии наша 6-я дивизия была расформирована. Постепенно в войсках начали снимать с командных постов коммунистов, заменяя их в основном членами социал-демократической партии. Меня тоже отстранили от должности комиссара. Эти перестановки, как и другие организационные мероприятия в войсках, осуществлялись по приказу главнокомандующего, ярого социал-демократа Бёма.

Внутреннюю контрреволюцию все-таки удалось подавить. Но, окруженная со всех сторон интервентами, зажатая в тисках экономической блокады, Венгерская советская республика уже доживала свои последние дни. Она перестала существовать в конце июля 1919 года.

Захватившая власть буржуазия учинила жестокий террор против бойцов революции. До 5 августа я с несколькими товарищами еще оставался в Будапеште. В тот день, смешавшись с молчаливое толпой, мы видели, как по улицам столицы победным маршем проходили полки оккупантов. Сердца наши полнились горечью и ненавистью. Но мы были молоды и твердо верили, что это ненадолго, что через месяц-другой, не позже, революционный народ снова одержит победу. Мы надеялись, что период вынужденного подполья будет коротким и мы скоро вернемся в Будапешт.

1 сентября 1919 года я пересек австрийскую границу, не подозревая, что с этого часа для меня начинается долгая-долгая эмигрантская жизнь.

Первым городом на моем скитальческом пути была Вена, и я не мог не заметить, что, не в пример прошлым временам, город очень запущен, а жители его одеты бедно. Куда подевалась жизнерадостная, элегантная, беззаботная Вена! Блистательная столица некогда могучей империи превратилась в невзрачный город маленькой страны, куда стекались потоки лишившихся работы чиновников и множество эмигрантов из Венгрии.

Пролетали неделя за неделей, а из дому по-прежнему приходили неутешительные вести — там все так же свирепствовал белый террор. Нужно было настраиваться на длительное пребывание в Австрии. В тот довольно мрачный период эмигрантской жизни единственным моим утешением была учеба в Венском университете, в частности лекции и семинары по географии и картографии, которые по возможности я посещал регулярно.

А мир по-прежнему жил большими тревогами и потрясениями. В Советской России шла гражданская война, оттуда приходили очень тяжелые вести. Помню, в один из пасмурных октябрьских вечеров девятнадцатого года мы были убиты сообщением, которое выкрикивали на всех углах венские газетчики: большевистский Петроград пал, в город вступили войска Юденича. Безысходное настроение охватило нас. На следующий день выяснилось, что известие — ложное, и словно камень свалился с плеч.

Большую часть своего времени эмигранты обычно проводили в кафе. Венские кафе — заведения особого рода. Прежде их было множество по всей Австро-Венгрии, в том числе в Будапеште. Сейчас у нас таких кафе сравнительно мало, а в Вене они и поныне придают городу неповторимый облик. В тогдашних венских кафе можно было сидеть за чашечкой кофе или стаканом воды хоть целый день, почитать местные и иностранные газеты, встретиться со своими знакомыми, отправить почту или получить на свое имя корреспонденцию (многим кафе заменяло домашний адрес), даже одолжить денег у кельнера. Эти кафе являлись также местом встреч и для нищих эмигрантов были спасением.

В одном таком кафе я познакомился с венгерским купцом из Трансильвании, закупавшим австрийские товары и переправлявшим их в Румынию. Он взял меня к себе секретарем. Жил я тогда впроголодь, это и вынудило меня взяться за столь непривычную работу.

Вопреки трудностям быта, венгерские эмигранты организовали выпуск журнала «Коммунизмус» на немецком языке. В этом первом коммунистическом журнале, появившееся после войны в Европе, если, конечно, не считать советских изданий, мне доверили военные обзоры. Публикуя материалы о гражданской войне и интервенция в России, мы старались помочь читателям разобраться в событиях русской революции, разъяснить, что она защищает, за что борется. Нелегальными путями журнал «Коммунизмус» переправлялся также в Советскую Россию.

Однажды редактор журнала австрийский коммунист Лео Ланя (впоследствии известный левобуржуазный писатель) взволнованно сообщил, что получил критические заметки В. И. Ленина о нашем журнале; в частности, Владимир Ильич отметил мою статью о вторжении англичан в Персию. Под впечатлением такой ошеломляющей новости я весь день ходил как хмельной.

Не знаю, как сложилась бы моя эмигрантская жизнь в дальнейшем, если бы летом 1920 года в кафе «Херренхоф», излюбленном месте встреч прогрессивной интеллигенции, я не познакомился с «красным», как его называли, графом Ксавером Шаффгочем, потомком одной из самых известных аристократических семей Германии, который во время первой мировой войны попал в России в плен и воспринял там революционные взгляды. Как-то этот долговязый рыжеволосый граф рассказал мне, в своей обычной взволнованной манере, что знаком с переводчиком отдела печати австрийского министерства иностранных дел Уманским и что тот занимается переводом текстов радиосообщений из Советской России.

Вскоре Шаффгоч представил меня Уманскому. Он оказался моложе меня, на вид совсем мальчик (мне тогда было двадцать, ему — восемнадцать лет). Тем не менее этот юноша, как мне стало известно, слыл в Москве уже довольно известным искусствоведом. А так как он отлично владел немецким языком, то Народный комиссар просвещения А. В. Луначарский послал его в Германию, дабы пропагандировать там новые формы советского искусства. В 1920 году Уманский приехал в Вену, познакомился здесь с Шаффгочем и благодаря его содействию поступил переводчиком в австрийский МИД.

Мы разговорились с Уманским, и он рассказал, что венская радиостанция ежедневно перехватывает радиотелеграммы из Москвы, адресованные «Всем, всем, всем», но что прессой они не публикуются и используются только для информации австрийского правительства.

Западные газеты давали очень скудную и притом крайне враждебную информацию о Советской России. Нельзя ли попытаться каким-то образом заполучать эти московские материалы, чтобы снабжать ими левую печать и тем самым знакомить широкие круги читателей с событиями, которые происходили в России, изолированной от остального мира фронтами гражданской войны? Мысль эта крепко засела в голове. Мы стали размышлять, что можно предпринять в этом направлении.

Шаффгоч и Уманский познакомили меня с начальником отдела печати МИДа Шварцем, левым социалистом, которому я изложил свою идею основать в Вене информационное агентство по распространению советских радиотелеграмм. Шварцу идея эта понравилась, и он подсказал, каким путем можно претворить ее в жизнь.

Меня свели с начальником венской радиостанции. Чиновник запросил баснословную по тем временам сумму — 50 долларов в месяц для себя лично и всех радистов станции. Сейчас эта сумма кажется ничтожной, но в тогдашней голодной Вене, переживавшей послевоенную инфляцию, за эти 50 долларов в твердой валюте оказалось возможным нанять государственную радиостанцию вместе с обслуживающим персоналом. Соглашение между нами было достигнуто, деньги также удалось достать.

Я приступил к организации информационного агентства Роста-Вин (Роста-Вена). Подготовка заняла всего несколько дней. За это время удалось арендовать подходящее меблированное помещение и подобрать сотрудников — в основном венгерских эмигрантов-коммунистов. И вот в конце июля 1920 года — в то самое время, когда Красная Армия готовилась к наступлению на Варшаву, наше агентство приступило к работе.

В Роста-Вин работали Георгий Лукач, известный венгерский философ, и философ-марксист Бела Фогарши, ставший в социалистической Венгрии ректором Будапештского экономического института имени К. Маркса и вице-президентом Академии наук. В нашем агентстве сотрудничали опытный журналист, корреспондент «Юманите» Вебер и американский журналист, корреспондент английской «Дейли геральд» (газета лейбористской партии) Фредерик Ку. Нам также активно помогал редактор венской коммунистической газеты «Роте фане» Герхард Эйслер. В Германской Демократической Республике Эйслер до последних дней своей жизни — его не стало в 1968 году — возглавлял телевидение и радио.