Соленые реки - Ирина Рикас

– Ха-ха, не заливай, подружка! До лампочки! А вообще, Кирка, сволочь ты! У родной подруги парня увела!

– Ой, девочки, знаете что? Идите в задницу!

Кира повернулась и выскочила из курилки. Побежала вниз, схватила в гардеробе свой плащ – и на улицу. На семинар не пошла. Какой там семинар! Теперь – она знала – она будет считать минуты до этого самого «завтра к трем».

– Ну как, понравилось?

Они только что спустились с лестницы Андреевской церкви и медленно шли вниз в сторону Подола. – Ты, что, правда никогда здесь не была? – спросил Саша.

– Конечно, нет, Киев для меня – чужой город.

– Ну, тогда я тебе сделаю сюрприз. Закрой-ка глаза.

– Зачем? Что за глупости?

– Ну ладно. Вот видишь домик деревянный. Знаешь, чей это дом?

– Ой, Саш, давай без интриг. Ну, не знаю.

– Может, ты и Булгакова Михаила Афанасьевича не знаешь?

– Ну почему? Бег, Белая гвардия. Записки врача.

– А еще?

– Все, больше ничего не приходилось читать.

– А Мастер?

– Что за мастер?

– Ну, Кирка, ты… Ладно, не обижайся. Попробую достать для тебя на одну ночь. В этом доме жил Булгаков! Можешь доски потрогать!

– Ну, хорошо, я в восторге, – Кира отвернулась с досадой. Неприятно, когда тебе вот так намекают, что могла бы и побольше читать.

– Обиделась все-таки. Ну все равно, я тебе сюрприз сделаю. Закрывай глаза.

– Ладно. И не обиделась я совсем.

– Ну, закрывай, давай руку и иди за мной. Тихонько, поворачиваем. Не открывай, не открывай… Сюда, осторожно…

– Ты меня под трамвай не толкнешь?

– Нет, ты правда Мастера не читала?

– Саш, ты хочешь, чтобы я ушла?

– Все, молчу. Идем, идем. Главное – глаза не открывай. Так, теперь сюда. Раз, два, три, – открывай!

Кира открыла глаза и резко качнулась вперед. Саша схватил ее за рукав. Она стояла на самом краю высокого обрыва, вниз по склону сбегали волны разноцветной осенней листвы, далеко внизу блестела полоска Днепра, еще дальше, очень далеко, – тающие в голубом тумане киевские новостройки. Кира смотрела и не могла отвести глаз. И чем дольше смотрела, тем сильнее ей казалось, что она не стоит на земле, а летит над этим золотистым и голубым простором.

– Летишь? – услышала она у виска шепот Саши.

– Лечу!

Через пару дней он вручил Кире обернутую в газету книгу. Именно вручил, как-то торжественно:

– Вот, на целых двое суток достал! – он сказал, не на «два дня», а «на двое суток». – Смотри, аккуратно читай, так, чтобы никто не видел.

Кира удивилась:

– Как, почему это?

– Кира, это – самиздат. Ты, что, правда не догоняешь? Может, я договорюсь с приятелем, чтобы ты у него на квартире могла читать?

– Да нет, зачем. Ну раз так надо, хорошо, никто не увидит. А что это такое – самиздат?

– Ну, Кирюха, ты просто с неба свалилась. Ну правда, у тебя есть место, где читать? Так, чтобы не в общаге?

– Не волнуйся, найдется.

– И никто не увидит, что это?

– Я же сказала, не бойся.

– Смотри, не подставь меня…

Места, конечно, никакого не было. Кира просто пошла на Владимирскую горку. Была там в дальней аллейке такая укромная лавочка: даже в самые народные-разнародные праздники и гулянья до нее никто не добирался.

Сентябрь окутывал теплым золотом, шелестел листьями, постукивал падающими каштанами.

Кира провалилась в книгу, как в сон после долгого недосыпа. Бродила в туманном забытьи по пыльным переулкам Арбата, прислушивалась к беседе на Патриарших, хохотала над проделками лихой компании, глотала слезы, прижимала сцепленные руки к щемившему сердцу и – летала, летала…

Так и «пролетала» до зимней сессии. В конце сессии расписались.

Сначала было странно: муж, жена. Ярцев даже выговорить это слово в компании друзей стеснялся. Говорил «wife». Вроде как, все не всерьез. Балагурил, шутил:

– Женитьба – не самый серьезный шаг в моей жизни.

Борик и Коська с готовностью смеялись. Но к концу пятого курса и сами как-то «скоропостижно» женились. И каждый про другого думал, что такая – вдруг – смена семейного положения – неспроста. А все из-за распределения. Да у них у каждого в их испанской группе весь пятый курс, кажется, все было только ради распределения.

Вначале второго семестра, в один из «военных» дней, когда весь курс переводчиков облачался в защитного цвета офицерские рубашки и галстуки и проводил день в корпусе военной кафедры, в конце занятий майор объявил, что есть разнарядка на три места на Кубу. На военной кафедре дисциплина всегда была непререкаемой. Балагурить, шутить на занятиях никому и в голову не приходило. С «военки» могли отчислить из университета без всяких объяснений. Так что тишина в аудитории была всегда. Теперь же стало не просто тихо. Казалось, даже дышать все перестали. Куба! Загранка! Мечта каждого переводчика! Три места. А их в группе – десять.

Майор между тем продолжал: разнарядка из ГУКа (майор говорил – Хука), отбор будут делать сами ГУКовцы, к концу семестра в Киев приедут их представители. Они же проведут и свою медкомиссию.

Много чего еще говорил майор, и каждый из притихших студентов про себя прикидывал, «тянет» ли он по каждому из пунктов. Вдруг майор произнес:

– И, наконец, товарищи курсанты, директива из ГУКа информирует нас, что рассмотр загранкандидатов будет производиться только посреди женатого контингента.

Майор был героем баек, его словечки и выражения студенты записывали в специальные блокнотики и не раз от души ржали за бутылкой «сухарика», зачитывая друг другу его перлы.

Но сейчас было не до смеха. Каждый взвешивал свои шансы. Женатых в группе, кроме Ярцева, не было. Нет, был еще один, Криворожко, самый старший из всех, поступивший в университет после службы в армии, по направлению от родного колхоза. Но он потому и не конкурент: те, кого посылали учиться от колхоза, поступали в ВУЗ без экзаменов, но работать должны были вернуться в колхоз.

Коська Каретник толкнул Ярцева под столом ногой: молодец, Шурка, вовремя подсуетился с женитьбой.

После занятий трое друзей, не сговариваясь, направились к гастроному:

– Что берем? По полбанки «чернил»? – Костик достал из кармана смятый рубль и пригоршню мелочи. – Если по рублю с полтиной скинемся, еще на закусь останется. Можно докторской и батон.

– Нет, чувачки, давайте сегодня по-серьезному, – заметил Борис. – Возьмем коньяк, лимон. Серьезное дело, надо обмозговать.

– Ну ты, Тима, вечно с загибами, – проворчал Костик. – А пожрать?

– Ну давайте пельменей, что ли, пару пачек. Все-таки горячее.

– Да ты что, их варить надо, – сказал Ярцев. – И с докторской не сблюешь.

– А классно, пацаны, оказаться втроем на Кубе! – мечтательно произнес Костик. – Шурка, сечешь? Приходим с тобой в какой-нибудь генделик типа «бар». Заказываем, с понтом, «Фрозен Дайкири»…

– Ну да, а вокруг мулатки такие, знаешь, вроде из «Бони М».

– Какое «Бони М», это полное фуфло! Мы там можем любой пласт свободно достать! Пинк Флойд, Дип Пепл, Джимми Хендрикс!

– Ну ты сильно-то губу не раскатывай, – заметил Борис, – у них там совок похуже нашего.

– Нет, а серьезно, мужики, как думаете, кого пошлют?

– Ну тебя-то, Шурка, в первую очередь, – хохотнул Каретник. – Ты же у нас один такой женатый.

В тот вечер они единственный раз говорили об этом. Мечтали, как было бы здорово оказаться на Кубе, дышать воздухом старика Хэма, пить настоящий ром, говорить на настоящем испанском, слушать какую хочешь музыку. Свобода!

Поговорили, помечтали, даже прикинули, у кого в группе какие шансы – и все.

После того вечера на эту тему как будто кто запрет наложил. Никто больше об этом не заговаривал. Только и Коська, и Борик очень скоро и как-то по-тихому, не говоря никому (а ведь раньше любая мелочь была поводом собраться и «бухнуть»), оказались женаты.

Борик женился на однокурснице Раечке, один взгляд на которую говорил: очень умная. Ну просто очень, очень умная девушка. Это все, что можно было сказать о ее внешности. Раньше ее никогда с Бориком не видели. Случилось все тихо, никто и не заметил. У Борика всегда все было тихо.

А вот Костик Каретник мог бы и не зажимать свадьбу.

Глава 5. Костик

Всему курсу были известны его страдания, все пять лет бегал за одной, терпел то, за что уважающий себя мужик любую послал бы куда подальше. И вот все-таки выбегал свое, женился. Женился, точно, не ради заграничной перспективы.

А она? Костик об этом думать не хотел. Разве это важно? Для него – совсем не это. Она – его жена. Как бы ни было, что бы ни было, а это уже случилось, это есть. Зачем копаться? Пусть она его фамилию не взяла, и живут они по-прежнему в разных квартирах. Это – пока, он знает.

Вот защитятся, получат распределение, съедутся. Квартира есть, мама может к своему Смирнову переехать.

Костик видел в мечтах, как Лелька будет беременной, потом еще, потом еще. Привыкнет к дому, работать не будет. Он мечтал о большой крепкой семье. Представлял себе, как они с женой будут говорить дома по-испански, по-английски, чтобы языки прививались детям с детства. Мечтал, как дети начнут привыкать к музыке, к игре на фортепиано – без окриков, без насилия.