Эхо любви. Роман - Сергей Шишков

Их вновь усадили за стол, поздравляли, говорили напутственные слова. Закончилось застолье за полночь, после чего для брачной ночи им отвели ту половину дома, в которую впервые ввела Ивана его бабушка Мавра Анисимовна.

Через два дня они уезжали из Почепа.

В первый раз Машенька, домашняя и неискушённая жизнью девочка, покидала родителей, беспокоясь и за себя, и за них.

Муж успокаивал жену, говорил о своей любви к ней, о том, что он покажет любимой женщине самый лучший город на свете, где живёт и ждёт их приезда его мама Надежда Петровна.

Родители Маши, мама, Прасковья Ильинична, и отец, Емельян Иванович, обнимая дочь, хотя и плакали, но надеялись, что Иван сделает её жизнь счастливой.

Рано утром молодые уселись на подводу, и лошадь повезла их на железнодорожный вокзал.

Провожал их Иван Петрович, который в этот раз вместе с ними в Ленинград не поехал, оставшись со своими старенькими родителями, чтобы помочь им справиться с уборкой урожая. На вокзале он помог молодым погрузить в вагон багаж, попрощался с ними, обещая вернуться в Ленинград примерно через месяц.

В поезде Машенька погрустнела, в основном смотрела в окно, за которым мелькали деревья и среди них иногда небольшие деревенские домики, низенькие, часто с соломенными крышами. Иван, понимая её чувства, обнял её, ласково положил свою руку ей на плечи. Она, почувствовав его тепло, прижалась к нему и, словно в материнской постели, уснула.

Проснулась, когда Иван, нежно поглаживая её, сказал:

– Машенька, просыпайся. Мы приехали.

Путь после Брянска её уже не тревожил, она полностью доверилась своему мужу.

Утром следующего дня, когда поезд медленно приближался к платформе вокзала в Ленинграде, Иван заметил силуэт Надежды Петровны, встречавшей их.

Взяв Машу за руку, он сказал:

– Машенька, посмотри, нас встречает мама.

Маша, пока ехала в поезде, придумывала себе всякие варианты встречи с ней и, увидев за окошком женщину среднего роста в шляпке и пальто, уже готова была сказать заготовленные слова приветствия, среди которых на первом месте стояло слово «мама». Она желала уважать и даже любить её.

Выйдя из вагона, сын обнял и поцеловал мать, потом представил свою жену:

– Моя Машенька, люби и оберегай её так, как меня в детстве.

– Здравствуй, Машенька! С приездом тебя! – сказала мама и притянула её к себе.

От этих тёплых слов у Маши на душе спало напряжение, ведь она так переживала за первую встречу со свекровью, помня слова своей мамы: «Будь с ней ласковой, никогда не отвечай грубостью».

– Здравствуйте, мама. Я очень рада встрече с вами, – тепло произнесла она.

Все вместе они вышли на привокзальную площадь, а затем пошли к остановке троллейбуса.

По пути первой вновь заговорила свекровь, засыпав Машу вопросами:

– Машенька, хорошо ли вы доехали? Тепло ли было в поезде? Заботился ли о тебе в пути наш Ванечка?

На что она ответила просто и нежно одновременно:

– Наш Ванечка самый заботливый. Он мне так много о вас рассказывал.

После таких ответных слов свекровь взяла невестку под руку и больше не отпускала её от себя.

Вскоре пришёл троллейбус, дверь открылась, и все вошли в вагон.

Иван, расположив багаж рядом с собой, разместился отдельно, а Надежда Петровна села рядом с Машенькой, смотревшей в окно, не отрывая своего взгляда от мелькавших перед ней домов.

– Такие большие и красивые дома и совсем нет деревьев, – сказала она.

Надежда Петровна ответила:

– Да, Машенька, это город Ленинград.

Машенька продолжала смотреть в окно машины, и Иван не посмел отвлечь её от этого интереса до тех пор, пока они не доехали до последней остановки.

Вскоре все уже поднимались по лестнице в квартиру, где Маша, указав на узоры чугунных лестничных маршей и старинную резную дверь, сказала:

– Красиво!

Так началась её жизнь в новой семье, где Надежда Петровна умилялась детской чистоте и непосредственности невестки, а невестка в свою очередь восхищалась манерами поведения свекрови, умением разговаривать по – ленинградски, с уважительным тактом к её недостаткам в произношении слов.

Когда Маша смущённо употребляла слова с произношением на «Г» как растяжное и мягкое «ГХ», Надежда Петровна мило улыбалась и говорила:

– Машенька, «ГХ» оставим в прошлом, а, ступив на ленинградскую землю, мы гордо скажем «КГ».

Для Маши незнакомый город показался таким большим, что выйти самостоятельно из квартиры поначалу она не желала, боясь заблудиться и не найти дорогу домой.

В Почепе все дороги сходились вместе, а здесь, куда ни посмотри, везде дома, улицы, да каналы, устремлённые вдаль.

– Заглядишься и потеряешься, – думала она.

Окна их квартиры выходили на высокую окрашенную в бирюзовый цвет колокольню, откуда каждый день слышался чистый перезвон колоколов, что очень нравилось Маше. Далее виднелся собор, сияющие золотом купола которого также привлекали её внимание.

Первый раз они вошли в него втроём: свекровь, муж и она. Только что отзвучали колокола, и люди шли туда молча, больше женщины в платочках.

Иван, остановившись перед собором, стал рассказывать о нём. И пусть жена мало что запомнила из рассказа мужа, главное то, что она была всей душой с ним и со всем тем, что окружало её в ту минуту.

Иван предложил войти внутрь, но так как верхняя церковь была закрыта, пошли в нижнюю, Никольскую. Повеяло стариной. Людей было много, они стояли перед алтарём, где только что началась вечерняя служба. Распевная молитва молодого батюшки, тёплые взгляды устремлённых на него людей, фрески по стенам и сводам, строгие очертания икон с доверчивыми глазами святых, горящие лампадки и запах ладана, соединившиеся воедино под купольным пространством церкви, погрузило Машу в состояние полной покорности всему происходившему вокруг неё. Иван подвёл Машу к иконе святителя Николая. И хотя на них святой смотрел отрешённым взглядом, она почувствовала доброту и любовь, исходящих от него.

В конце осени приехал и Иван Петрович, который принял Машу, как свою родную дочь.

Почти два года Маша жила в Ленинграде, ставшем для неё почти родным городом. Муж окружал её заботой и лаской, свекровь учила домашним делам, а свёкор знакомил с красотой зданий города.

Невестка никогда не перечила новым членам семьи, которые в свою очередь искренне полюбили её.

Маша уже не произносила свои «ГХ», а в одежде полностью превратилась в городскую даму. Научилась и самостоятельно выходить в город.

Но однажды она почувствовала себя плохо, у неё закружилась голова. Надежда Петровна, увидев это, просила её не выходить из дома и сходить вместе с ней к врачу. Вскоре все поняли причину головокружения: она ждала ребёнка. Свекровь оказывала ей всяческое внимание и помощь. Все готовились к этому волнительному и радостному событию в их жизни.

Но Маша загрустила. Вдалеке от родной мамы, намечаемые желанные перемены у неё стали сопровождаться волнением, тревогой и даже смятением.

Это был страх перед неизвестностью и новым этапом своих отношений с мужем.

Это было беспокойство и за собственную безопасность и за состояние своего будущего ребенка.

Много странных вопросов задавала она себе в эти дни, наконец, не выдержав, попросила мужа отвезти её в Почеп.

– Свекровь, какая бы она не была хорошей и даже замечательной, всё равно не может быть лучше родной матери, – рассуждала про себя будущая мама.

Сколько не уговаривали Машу родить ребёнка в Ленинграде, она твердила своё:

– Я люблю вас, но боюсь. А вдруг, умру. Отвезите меня к маме. Ивану пришлось взять отпуск и везти жену на её родину.

Вскоре Маша родила своего первенца в доме родителей, и наступило время дать ему имя, для чего нужно было идти в церковь.

Почеп – город небольшой, в основном деревянный, c центром, застроенным каменными купеческими домами. Родители Маши жили в деревянной его части на Покровщине, названной по небольшой церкви Покрова, стоявшей недалеко от дома на перекрёстке дорог.

С поиском имени произошла история, которую потом долго обсуждали в семье. Батюшка Тимофей, подбирая мальчику имя, долго листал церковную книгу со святыми именами, а потом сказал:

– Что ж, имя мы ему определили и очень редкое, Лупа.

Мама и бабушки, присутствовавшие в церкви и ожидавшие услышать от него достойное имя, попросили повторить.

– Лупа…, Лупа, – съязвил батюшка.

Мавра Анисимовна, тоже получившая в церкви своё имя, которое ей не нравилось, не выдержала и сказала:

– Боюсь, что это имя может не понравиться нашим дедам, а особенно Емельяну Ивановичу. Это подтвердила и Прасковья Ильинична, сказав, что в гневе он может причинить вред и нам, и вам, батюшка.

Она понимала, о чём говорила, ведь на Покровщине все друг друга знали, а Емельян Иванович с молодых лет был настоящим богатырём и иногда в подпитии своим грозным видом любил устанавливать справедливость. Его уважали и побаивались соседи, зная, что в этот момент лучше с ним не спорить, потому что бывали случаи, когда он пускал в ход свои кулаки. Говорили, что под его тяжёлую руку попался однажды и батюшка Тимофей, затаивший на него злобу. Теперь выдался удачный случай расквитаться с ним. И хотя в этот день, женщины ушли из церкви ни с чем, уступать женщины не собиралась. На следующий день они вновь, не сказав ни слова мужчинам, явились в церковь. Инициативу взяла на себя Мавра Анисимовна, которая встретив попа, сказала: