Пропавшие девушки - Джессика Кьярелла
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я была бы рада поговорить с вами, когда вам будет удобно, — говорит она и оставляет мне свой номер.
Я его не записываю. От сонливости мне трудно сосредоточиться. Все звонки — Аве Вриланд и остальным — подождут, пока я не передохну. В конце концов, Мэгги никуда не денется. Мэгги вообще нигде нет.
Глава 2
Меня будит звук ключа, поворачивающегося в замке входной двери.
— Марти?
Голос Андреа. Не вставая с дивана, поднимаю руку. Секунду спустя на меня сверху вниз смотрят две пары глаз. Большие темные глаза Андреа, глядящие из-под собранных в пучок кудрявых волос, и круглые, светло-карие глазки Олив на пухлом детском личике. Поднимаю обе руки, выполняя пальцами преувеличенные хватательные движения, и получаю награду: Андреа вытаскивает Олив из нагрудной сумки и вручает ее мне.
— Ну и где она? — спрашивает Андреа.
— В сумке.
Ненадолго приподнимаю Олив и смотрю, как она улыбается мне, но потом у нее на нижней губе выступает капелька слюны, и я сажаю ее себе на живот, прежде чем эта капелька упадет мне на лицо. Олив хихикает и ерзает, пока я рукавом вытираю ей подбородок. От нее пахнет персиками и тальком.
— Можно? — спрашивает Андреа, указывая на мои ноги. Я приподнимаю их с сумки, чтобы она могла стащить ее с дивана и расстегнуть молнию. Порывшись в ворохе одежды, Андреа извлекает награду во всем ее стеклянном великолепии. — Поверить не могу, что все пропустила. Триш убить мало за то, что мне пришлось работать.
Сдвинув кипу рекламных рассылок на край кофейного столика, она присаживается. На ней комбинезон, и так носить комбинезон умеет только Андреа. На ней зеленая водолазка с короткими рукавами, а штаны подвернуты над рабочими сапогами из коричневой кожи. Как будто она пришла с фотосъемки для журнала о материнстве, целью которого является продажа джинсов. Или заставить женщин завести ребенка в двадцать с хвостиком.
— Ну, как все прошло? — спрашивает она.
— Чинно, — отвечаю я, преувеличенно хмурясь в сторону Олив, которая широко мне улыбается.
— В каком смысле? — Краешком пледа на диване она стирает с награды случайный отпечаток пальца.
— Ни с кем потрахаться не хотелось, — отвечаю я, потому что знаю, какую это вызовет реакцию.
— Прошу, не произноси слово «трахаться» при ребенке! — Сама она произносит это слово шепотом.
— Приношу глубочайшие извинения, — на полном серьезе обращаюсь я к Олив. — Ни с кем не хотелось… поиграть.
— Так, может, это прогресс, — говорит Андреа. — Помнится, еще недавно не было никого, с кем бы тебе не хотелось… поиграть.
— Ой-ой, — отвечаю я.
Но она права. Как показывают исследования, лучший способ разрушить прекрасный брак — трахать всех, кого ни попадя. А с тех пор, как мы запустили «Неизвестную», я провела собственные исследования на эту тему.
— Ты что-нибудь ела? — спрашивает она.
— За всю жизнь? — отвечаю я, хотя на самом деле очень люблю, когда Андреа разыгрывает из себя наседку.
— Господи, у меня как будто двое детей, — закатив глаза, бормочет она, затем встает, с трепетом ставит награду на кофейный столик и идет на мою крошечную кухню.
Слышу, как она копошится в холодильнике, и мысленно прикидываю, что она там найдет. Бутылку сухого вермута, полупустую банку дижонской горчицы, увядший пучок зеленого лука и штук пятнадцать старых контейнеров навынос. Из этого не приготовишь роскошное блюдо.
— Да ну, на хер! — восклицает она, захлопывая дверцу холодильника. — Одевайся, пойдем во «Вкусняшку».
— Андреа, — в притворном ужасе восклицаю я, хватаясь за воображаемые жемчужные бусы у себя на шее. — Не произноси слово «хер» при ребенке.
— Проблема в том, — говорит Андреа, как только официант приносит мне соевые крылышки, а ей омлет, — что Лэйн нет дела ни до чего, кроме как удержаться на этом уровне. Ты же знаешь.
Олив, которую мы усадили на высокий детский стульчик, щелкает языком, соглашаясь с матерью. Под слоем эпоксидной смолы наш столик покрыт вырезанными изображениями персонажей «Звездных войн». Над гулом голосов вокруг нас плывет музыка группы Pixies.
— С чего хотя бы начать? — спрашиваю я, насаживая на вилку кусок тофу и окуная его в соус. Удивительно, но я вдруг понимаю, что прямо умираю с голоду. — У меня телефон не замолкает. Кто-то все время предлагает какие-нибудь зацепки по делу Мэгги.
— У меня тоже, — отвечает Андреа. — Но с нераскрытым преступлением двадцатилетней давности далеко не уедешь. Из стекла бриллиант не сделаешь, равно как не запишешь целый новый сезон на основании этих крох.
— Так что, — спрашиваю я, — думаешь, стоит выбрать совершенно новое дело?
— Возможно, — говорит Андреа. — Это Чикаго. Здесь часто пропадают женщины. Многим не уделяют должного внимания. А у многих людей нет таких ресурсов, какими располагала твоя семья.
— Знаю…
Понимаю, слишком эгоистично просить Андреа сосредоточить передачу исключительно на деле Мэгги. И все же я не могу не думать о прошлом годе, о молитве, которую я повторяла про себя, передавая образец ДНК детективу Олсену. Дайте мне еще один шанс. Еще один шанс найти ее.
Андреа складывает руки на столе перед собой. Заметив серьезность ее позы, даже Олив обращает на нее внимание.
— Я имею в виду, что, возможно, пришло время тебе сосредоточиться на чем-то, что не будет так сильно задевать тебя.
— Со мной все в порядке, — с некоторой хрипотцой в голосе отвечаю я. — Разве по мне не видно?
Этот вопрос я адресую Олив, и малышка улыбается и хлопает пухлыми ладошками в знак согласия. Но так думает только она. Почти уверена, что по мне вовсе не скажешь ничего такого, ведь я толком так и не пришла в себя после обильной выпивки и не стерла вчерашние тени с глаз. И соевые крылышки заглатываю, будто только что проснувшийся оголодавший лунатик.
— Я просто хочу сказать, — продолжаю я, — что «Неизвестная» сама на нас свалилась. Мы ведь даже не искали Мэгги. Подумай, что мы можем обнаружить, если начнем серьезные поиски.
— Ладно, — соглашается Андреа, хотя ясно, что она просто до поры до времени предпочитает идти у меня на поводу. Знаю, мы еще вернемся к теме перехода на другое дело. Но пока меня
