Час совы - Сергей Рокотов

Примерно через полчаса она появилась вновь. Вагон был уже почти пустой. Старуха села на такое место, откуда было хорошо видно лицо Филиппа, вытащила из мешочка фляжку с какой-то жидкостью и стала потягивать из этой фляжки, постоянно бросая мимолетные взгляды на Филиппа. Алена оглянулась, а старуха скорчила ей нелепую гримасу и обнажила прокуренные зубы.

- Очень даже глупо, - заметила Алена и отвернулась.

Через некоторое время старуха встала и пошла к ним. Села рядом с Филиппом и уставилась на него. - Как тя зовут, мил человек? - спросила она. - А твое какое дело? - рассвирепел Филипп. Он и так был на взводе, его колотило от того, что они с Вованом задумали, а тут ещё эта... - А ну, пошла отсюда! - Ишь ты, каков..., - нахмурилась гримасница. - На старуху голос повышает, на жертву репрессий и произвола... Подумаешь тоже, пустой бамбук... Фигли-мигли, фу-ты, ну-ты...

- Иди, говорю, отсюда! - сжал кулаки Филипп и привстал, желая испугать старуху. Но та нисколько не испугалась, продолжала сидеть на своем месте, строя Филиппу мерзкие гримасы.

- А поглядите-ка на него, павлин какой! - надула она губы и вытаращила глаза. - Фраер дешевый, орясина! Трихомудия заморская... Вишь, набычился, что, застращать решил? Сижу, где желаю, такая же гражданка России, как и ты, право имею, шакал...

Ей видно понравились её собственные слова, и она решила добавить, улыбаясь прокуренными зубами:

- Шакалюга позорная, бамбук пустой, дурачина... - До чего ж не люблю таких шакалов... - Встала, повернулась спиной, подняла полы желтой шубейки, наклонилась и показала Филиппу задницу, облаченную в длинные голубые бабьи штаны. Тот было хотел дать ей пинка, но побрезговал. А старуха с невиданной прытью отскочила в сторону и пошла к выходу, отхлебывая из фляжки.

- А и так знаю, как тя звать, - крикнула она, раздвигая двери и подмигивая Филиппу. - Не скажу только...

Она появилась ещё раз, незадолго до Александрова. Зашла в вагон, молча подмигнула Филиппу, закурила папироску и снова ушла в тамбур.

... В Александрове Филипп стал подходить к частникам, договариваться о цене. Но говорил Алене, что эти люди не вызывают у него доверия. Наконец, перешел площадь, где в бежевой "шестерке" сидел Вован и при Алене стал громко торговаться с ним.

- Нормально, - объявил он ей. - Этот нормальный парень. А те какие-то подозрительные...

Они сидели на заднем сидении "шестерки", несущейся по темной трассе. Алена пыталась прижаться к Филиппу, а тот словно одеревенел от страха и чувствовал, как сердце буквально выпрыгивает у него из груди. Он был готов немедленно отказаться от страшного плана, но вспомнил про кружановские миллионы, про злобного кредитора, который напоит его досыта кровью и крепко сжал зубы. Да и как теперь можно было отказаться от плана? Нет, пусть будет, что будет...

... Неподалеку от Дорофеева Вован остановил машину.

- Что случилось? - спросил Филипп. - С машиной что-то?

Вован молча вылез из машины, подошел к задней дверце и открыл её. Схватил Филиппа за грудки и резко рванул на себя.

Алена закричала, попыталась даже ударить Вована... Господи, она же защищала его... О н а е г о!!! Но они стояли на темной проселочной дороге, рядом никого не было... Вован втолкнул Алену обратно в салон, затем несильно, но размашисто ударил Филиппа в лицо, а когда тот от этого бутафорского удара, бутафорски же упал на дорогу, пнул его ногой в солнечное сплетение. Быстро сел в машину и рванул её с места...

Филипп встал, отряхнулся и поперся окольными путями к своему дому. Он позабыл дорогу и в кромешной тьме заблудился. Но, благодаря тому, что поселок Дорофеево был невелик, вскоре все же вышел, куда нужно. Открыл ключом калитку, прокрался мимо озверевшей, рвущейся с цепи собаки, не узнавшей его, вошел в дом...

Быстро переоделся в чистое, налил себе заготовленного Вованом коньячка и стал ждать исполнителя...

Человек устроен довольно странно, порой раскисая от мелочей, а порой закрывая глаза на что-то очевидно страшное, чудовищное... Коньяк взбодрил Филиппа, он курил сигарету и смотрел в экран телевизора, порой даже возмущаясь творимому в мире произволу и насилию... Он поначалу даже не нервничал, до того он доверял уверенному в себе спокойному Вовану, убедившему его, что все будет в порядке... Лишь почему-то жутко раздражали воспоминания о глумной старухе, паясничавшей в электричке.

По настоящему волноваться он начал только тогда, когда прошли все допустимые сроки... Вован давно уже должен был появиться или, по крайней мере, дать о себе какую-нибудь весточку. Филипп с надеждой бросал взгляды на мобильный телефон, лежавший на диване рядом с ним. У Вована при себе тоже был телефон, и чуть что, он должен был сообщить обо всем Филиппу. Но телефон молчал, неизвестность пугала Филиппа. Гробовое молчание, тьма за окном, шелест деревьев, порой вой собаки... И больше ничего...

"Борьба за жизнь... Каждый за себя... Борется за свою жизнь...", звучали в ушах слова Вована. Но он... за что борется он? За то, чтобы отнять жизнь у НЕЕ, у той, которая его так любит, которая носит в себе его ребенка?...

Только теперь ему стало по-настоящему страшно, он ощутил угрызения совести... А если бы все получилось, если бы Вован осуществил, что они задумали? Тогда что? Тогда было бы все о,кей? И угрызений совести не было бы?

Филипп выпил ещё коньяка и беспрестанно курил... Иногда для разрядки выходил во двор и подкармливал кусками мяса мрачную здоровенную собаку... Сожрав несколько приличных кусков, собака несколько прониклась к нему и перестала хрипло лаять и рваться с цепи...

... Кромешная тьма, шелестящие деревья... А за этой тьмой неизвестность, неясность, страх... Филипп передернул плечами и пошел обратно в дом...

... И тут зазвенел телефон. Он бросился к нему, словно утопающий к спасательному кругу... - Это ты? - задыхаясь, спросил Филипп. - Это я, прозвучал ответ. - Но не он. Не тот, чьего звонка ты ждешь...

Филипп подумал, что бредит... Ему показалось, что это был голос той самой старухи из электрички... Наваждение какое-то... - Узнал голос-то, бамбук? - словно не желая оставлять у него никаких сомнений, спросили по телефону. - А где...? - преодолевая необъятный комок в горле, спросил Филипп. - Твой друг-то? - раздался в трубке хриплый хохот. - Там, где ему и положено быть - в аду. А оттуда обратного хода нет... Так что, больше он тебе в твоих злодеяниях помогать не станет, сам справляйся... Читывал Драйзера? Видать, не на пользу пошло тебе это чтение, нелепый ты человек...

Это было попадание в десятку... Клайд Гриффитс, Роберта Олден, Сондра Финчли... Только у нас нет электрического стула...

- А...? - хотел задать он следующий вопрос, но не смог произнести имени той, которую он хотел убить... - Ты свободен от нее, пустой бамбук... Эту проблему ты решил удачно... Правда, у тебя возникнут некоторые другие проблемы... Но согласись, что ты их заслужил, убивец...

Филипп произвел горлом некий клокочущий булькающий звук.

- Разве ты не согласен, Рыльцев? - назвала его фамилию старуха, и он понял, что попал крепко. - Ты организовал злодейское убийство женщины и твоего ребенка, сидевшего в ней, то есть, двойное убийство. За это тебе полагается по российскому закону пожизненное заключение... Обвиняемый Рыльцев приговаривается по статье сто пятой к пожизненному заключению! - с явным наслаждением произнесла старуха. - Да, к пожизненному заключению..., - повторила она, смакуя впечатление, производимое ей на Филиппа. - Так и поделом тебе, пустой бамбук... - Что... от меня требуется? - спросил Филипп. - Откупится хочешь? - расхохоталась старуха. Это запросто, мне много не надо - рублик, пятерочку, десяточку, яичко, булочку, стопочку... Прорвешься, павлин, не тушуйся... А пока нужно одно, посерьезнела она. - Скоро к тебе возможно придут, председатель, участковый, ещё кто-нибудь и станут задавать вопросы насчет твоего дружка, так ты будь любезен - ответь им, что он пьяный разбил себе голову, а потом пришел, собрался и уехал отсюда восвояси. И больше его здесь никогда не будет... Это первое... Второе - ты завтра же умотаешься отсюда сам, нечего тебе тут делать, лесной воздух портить своей персоной, пустой бамбук, дыши московскими выхлопными газами, полезнее будет для здоровья... Третье - к Алисе Кружановой подойдешь только для того, чтобы навсегда отказаться от нее... - А про Алису... Кто? Откуда? - лепетал Филипп. Откуда она знала про это? Это была тайна для всех...

- Экая ты бестолочь противная - рассердилась старуха. - От твоего же дружка Вована Сапрыкина, от кого же еще? Не могу с тобой разговаривать, до чего же ты глуп... На такое дело пошел, а сам глуп, как пробка... Понял, что ли? Есть свидетели твоего злодейства, которые в нужную минуту пойдут в прокуратуру и дадут подробные показания против тебя. И через час - другой ты в камере. А там о тебе побеспокоятся, чтобы мало не показалось, павлин разноцветный...

Наконец, до Филиппа дошло. Вован убил Алену, а кто-то видел это. Потом его пытали, выведали все и убили. А он теперь полностью в руках этих неведомых людей, от имени которых говорит эта старая уголовница. - Так понял ты, что ли? - с досадой спросила старуха. - Понял...